— Людоньки, за что погибаю! — кричал Вадим, сдерживая смех радости.
Прозвучали два выстрела из пистолета, прыснули снежные брызги рядом, и сильным толчком ногой в плечо спихнул Шестопалько с высокого откоса. Действия эсэсовца окончательно убедили, что тайна попала не к врагу. В самом низу колючий куст боярышника сдержал падение Вадима. Шестопалько застыл, доигрывая эту рискованную роль. Едва видел щелками «мертвых» глаз, как минеры сняли с моста зажигалки мин и прорегулировали проезд автомашинам через мост. Автоматчики буксиром задели подбитый авто, последними пробежали через мост к своим машинам. Взревели моторы. Через мгновение, заглушив все шумы автоматными очередями с задних машин, эсэсовцы двинулись дальше. Вереница машин скрылась за поворотом автотрассы.
Виктор прибежал к Вадиму из леса, схватил за плечи, чтобы поднять с земли. Но Вадим в тот же миг упруго поднялся и сел.
— Порядок! Полный порядок!
— Значит, полный порядок, Вадя?
— Прекрасный народ, эти подпольщики, только… какие-то странные!
— Старый, молодой?
— Такого возраста, как Станислав. Он таки немец, наверное… А трудно же ему, бедняге, уродовать язык! И школы еще нет… Не перепутал ли я пароль: «Бременский Сергей велел»?
— На этот раз Бременский, Вадим, Бременский!
Ошеломленный такой встречей, фельдфебель Шютце почувствовал, как будто закачалась под ним почва насыпи, в глазах замелькали солдаты, офицер. Невольно посмотрел вниз, куда беспорядочно, как труп, падал крестьянин. «Бременский Сергей велел! Теперь стреляй, только же мимо, друг!» Какое безукоризненное произношение у советского партизана!
Фельдфебелю теперь-то уже приходилось играть — ему доверили такую тайну! Но кому она адресована, попавшая к нему только на время? Офицер приказал двигаться дальше, минеры закончили свои дела. Шютце пробежал мимо легковых авто к своему внедорожнику, в котором ехал и офицер рядом с водителем. На заднем сидении сидел и польский переводчик. «Может, он?» — возникло предположение. Но, пробегая мимо машин, Шютце заметил в одной из них и того пограничного чиновника, одетого в свою казенную форму. Невыразительное лицо отупевшего, заплесневелого человека. Попробуй договориться с таким… «Бременский Сергей велел!..»
Колонна машин неслась уже по территории Польши. Комендатура, где они ночевали, предупредила, что на польской земле партизанских набегов можно ждать даже днем. Шютц даже шевельнулся от внезапной мысли, что сейчас партизанское нападение было бы таким удобным моментом для разговора и, может, для сведения счетов с тем чиновником.
Но поговорить с чиновником так и не удалось до самого Освенцима. Хотя бы знать, не того ли самого майора-коммуниста должны допрашивать, из-за которого и его отправили в такое сложное путешествие.
Жозеф Бердгавер — вспомнил фамилию коммуниста, о котором говорил офицер с чиновником на предыдущей ночевке. Жозеф Бердгавер — типичное немецкое имя. Вряд ли нуждались бы для разговора с ним в переводчике — знатоке русского языка. Жозеф Бердгавер «Бременский Сергей велел...»
В помещении комендатуры Освенцима встретился на мгновение с пограничником в приемной перед кабинетом, куда зашел офицер прибывшей группы. Здесь было полно офицеров, штурмовиков, эсэсовцев. Чиновник, зайдя вместе с офицером в приемную коменданта, сразу же сел в кресло. Его привезли сюда только на очную ставку с Бердгавером.
— Хайль Гитлер! Поздравляю вас. Кажется, мы с вами вместе ехали эти двое последних суток, — как бы нехотя обратился фельдфебель, остановившись около чиновника в кресле.
Чиновник что-то пробормотал себе под нос, схватившись с кресла. «Напуганный, кажется, и тупой...» — констатировал мысленно Шютце. Второго случая для встречи трудно здесь ждать, в таком ужасном заведении. К тому же решается судьба человека. Видимо, немцев они не будут сжигать в тех адских печах...
— Действительно до сих пор помните того бременского коммуниста? Ведь прошло столько времени! — спросил между прочим, будто бы сочувствуя мужчине.
— Бременского? — спохватился чиновник. — Вы уверены, что он был бременский?
— Дьявол их разберет, этих коммунистов. Помню, что и наш особый отдел армии имел дело с каким-то коммунистом Бердга...
— Бердгавер! Действительно, фамилия этого Бердгавер. Это не... Варшава?..
Фельдфебель почувствовал что-то новое в человеке, чиновник тоже выискивает повод для разговора.
— Какая там Варшава? Типичный бременский. Удивительно немецкая фамилия, — поспешил ответить. — Где-то, по-видимому, с севера Германии. Рабочий судоверфи, портовик. А вам и не сказали еще? А... «Бременский Сергей велел», это точно. Смеха было: все восхищались этой единственной российской фразой...
В это время качнулась дверь, мог выйти офицер, с которым пришли сюда.
— Хайль... — откозырял Шютце, спеша в ту же дверь на явку к коменданту. Но успел заметить, как чиновник спохватился придержать его еще у себя. Уста, на удивление, по-идиотски скандировали шепотом: «Бременский Сергей велел!» Сколько хлопот доставил человеку. Наверное, это не ему адресовалось.
Из дверей действительно вышел тот офицер, который привез этого на очную ставку. Вышел не один, а с молодым, в адъютантских аксельбантах эсэсовцем. «Молодой, а какой битый этот эсэсовский щенок» — невольно подумал. «Щенок» окинула взглядом приемную, будто неожиданно встретился глазами с чиновником. И показалось тому несчастному, что у адъютанта на устах, как и у него, звучит какая-то фраза — тоже связь ищет или провоцирует? Подошли к чиновнику, остановились. Он тяжело вздохнул, словно и не заметил тех спазматических подергиваний губ у адъютанта.
— Вам придется пройти с адъютантом. Там скажут... Советую хорошо рассмотреть и вспомнить, какого государства паспорт был у коммуниста.
Шютц мог бы еще и не идти к коменданту. Но повернуться к чиновнику еще раз не решился: можно вызвать подозрение по крайней мере у него же. Решительно зашел на прием к коменданту. К тому же внезапная мысль, наконец, нашла какой-то выход. Скорее бы к коменданту!
Полковник войск СС встретил его из-за стола любознательным взглядом прищуренных глаз. «Человек очень уставший», — констатировал Шютце. Счастливый признак.
— Хайль Гитлер! — четко отрезал фельдфебель, дополнив ту четкость сильным пристукиванием каблуков. — Фельдфебель Шютце, отобранный по спецприказу из переводчиков особого отдела штаба!
— Язык? — едва выдавил из себя полковник.
— Русский! — также торжественно отрезал фельдфебель. — Три года мюнхенской спецшколы русского языка, два года работы в государственной комиссии разведки при...
— Довольно! Отдых только до утра. Работа в группе Норд-Ост! Завтра вам надлежит явиться к капитану Брюнне. Все... — полковник ударил ладонью по распухшей папке с бумагами.
— Разрешите? — спросил Шютце, пересилив сомнения.
Полковник только поднял голову, но глаза не разлепил сильнее.
— Вместе со мной привезено этого... на очную ставку с каким-то коммунистом.
— Ну?
— Он может... не узнать, засомневаться.
— Что же посоветует фельдфебель? — немного раскрылись глаза у коменданта, внимательно осмотрел фельдфебеля.
— Пусть бы свидетель посидел в укрытии во время допроса того врага. Наверное, вспомнит, давно ведь не виделись.
Полковник отвел взгляд, еще больше прищурился. Толстым красным карандашом озабоченно стучал по столу. Думал или просто играл?
— Фельдфебель давно работает переводчиком на допросах?
Шютце считал самым дипломатичным скромно пожать плечами и ничего не сказать. Это же так понятно, что он не новичок в этом деле.
— Отлично, фельдфебель. Вернуть ко мне адъютанта. Молодое, учиться ему еще и учиться!
— Есть позвать адъютанта! Хайль Гитлер!
Фельдфебель четко повернулся и, как пуля, выскочил из дверей в приемную. Адъютант уже откозырял офицеру, который вышел вместе с ним от коменданта и обратился к чиновнику.
— Момент! — тихо позвал Шютце к адъютанту. — Герр полковник приказал спрятать свидетеля и дать ему возможность послушать допрос того коммуниста. Но так, чтобы свидетель мог видеть его, рассмотреть и... вспомнить. Понятно?
