Коллегия горшечников из города Тиатиры почитает императора Марка Аврелия Севера, которого она называет «владыкой земли и моря» (IGRR, IV, № 1205). Из того же города известна надпись, поставленная льнообработчиками (IGRR, IV, № 1226).

Коллегии располагали средствами, на которые воздвигали постройки, ставили статуи и почетные декреты, проводили собрания своих сочленов. Неоднократно поэтому в надписях отмечается, что все это делалось из средств, принадлежащих данной коллегии (IGRR, IV, № 1205).

Известны и другие коллегии ремесленников: ткачи, изготовляющие шерстяные ткани (IGRR, IV, № 1252), шорники (ВСН, 1886, р. 422, № 31), факелоносцы (JHS, 1939, LX, р. 274), пекари (IGRR, IV, № 1244)[426]. В Селевкии (Киликия) отмечена коллегия врачей, во главе которой стоял «главный врач» (αρχίατρος) (МАМА, III, 22; ВСН, IV, 199, № 15). Одним из членов этой коллегии была женщина-врач (CIG, 9209).

Чрезвычайно интересна одна из тиатирских надписей (IGRR, IV, № 1257), в которой восхваляется некий Александр, сын Александра, торговец рабами (σωματ έμπορος), в честь которого ставит почетный декрет коллегия «ремесленников, работающая на рынке рабов» (οί του σταταρίου[427] έργασταί), и проксенеты[428], служившие посредниками между покупателями и продавцами рабов. Данная тиатирская надпись является свидетельством того, насколько развита была «специализация» различных коллегий, в том числе занимавшихся работорговлей и «организованных» вокруг работорговли.

Эти коллегии были ядром для организации всякого рода оппозиционных элементов, они объединяли бедняков и неполноправных людей. Римляне боялись в городах Малой Азии подобных сообществ — не случайно этому вопросу уделяется так много внимания в переписке наместника провинции Вифиния — Понт Плиния Младшего с императором Траяном. Последний резко высказывается против «недозволенных союзов» (X, 93), которые устраивают мятежи и восстания, он требует, чтобы собираемые этими коллегиями суммы шли лишь на «поддержку нуждающихся бедняков» (X, 93). Траян не разрешил Плинию организовать даже коллегию пожарников в 150 человек в Никомедии (X, 34), считая, что любой такой союз «вскоре превратится в тайное сообщество». Плиний опасался объединения и скопления народа и во многих других случаях, в частности во время свадеб, при вступлении в магистратуру, освящении общественных зданий, когда городские богачи раздавали простому народу по нескольку денариев. Он пишет в письме Траяну (Х, 116): «Я боюсь, как бы те, кто созывает по 1000 человек, а иногда и больше, не перешли границ и не создали бы некоего подобия διανομή». Траян соглашается с этим опасением Плиния и дает ему совет быть осторожным (X, 117).

Известны и другие случаи, когда коллегии являлись центром какой-то оппозиции, участвовали в народных волнениях. Это имело место, например, в Эфесе в конце II в. н. э., о чем свидетельствует надпись SEG, IV, № 5, 12. Там говорится о волнениях, начавшихся по инициативе хлебопеков. Тогда римское должностное лицо (кто именно — неизвестно) запретило существование этой коллегии. Однако в указе было сказано, что хлебопеки должны регулярно продолжать выпечку хлеба для эфесян. Если кто из хлебопеков осмелится уклониться от работы, то на его ноге должен быть выжжен знак ликтором декуриона, а давший убежище бежавшему хлебопеку тоже должен подвергнуться такому же наказанию[429].

Интересной формой организации в полисах Малой Азии, имевшей религиозный характер, были οί εταίροι, функцией которых было ставить надгробные памятники и совершать похоронный обряд по отношению к своим сочленам (МАМА, VI, № 47; IV, № 299).

О социальном составе коллегий известно мало. Следует, однако, отметить, что рабы могли быть членами коллегий, и это не противоречило римским законам, о чем говорится в Дигестах (47, 52, 3).

В противоположность имевшим широкое распространение коллегиям в городах, в деревнях о них упоминания очень редки, носят единичный характер. Известен, например, декрет из катойкии Алокометов из района города Саитты (Лидия), в котором прославляется некто (надпись плохой сохранности, имя не сохранилось) за его благодеяния. Любопытно, что надпись поставлена катойкией и фиасом (о нем мы не знаем ничего, кроме самого упоминания. — ТАМ, V, 1, № 144). В сельской местности, в окрестностях города Табы (Кария), была найдена надпись, посвященная Солнцу, богу величайшему, поставленная секретарем фиаса (La Сапе, II, р. 122, № 35). Функции этого союза были, вероятно, сакральными, тем более что в этой деревне находилась часовня Гелиоса, культ которого в Карий был чрезвычайно распространен. Л. и Ж. Робер подчеркивают, что этот культ был, вероятно, заимствован с Родоса. Имеются изображения Гелиоса и на монетах Кидрамы. (Ibid., р. 123). В деревне Терме Тесеос существовала «коллегия», образованная фамилией Юлия Квадрата (IGRR, IV, № 1377, надпись датируется 140/1 г. н. э.). Несомненно, однако, что эта коллегия не имела ничего общего с городскими фиасами.

Чаще других в сельских местностях упоминается о коллегиях жрецов, «первом жреце» (МАМА, V, 173), по наследству исполняющем обязанности жреца, о семье жрецов. Изредка есть упоминания о религиозных коллегиях, члены которых исполняют похоронный обряд. Однако коллегий ремесленников, объединенных по профессиям, имевших такое широкое распространение в городах, или товариществ, совместно отправляющих культ какого-либо божества, в деревнях, как правило, не было.

Анализ источников позволяет сделать вывод о различном отношении к коллегиям и их организации в городах и сельской местности. И дело здесь не только и не столько в количественном соотношении. Конечно, ремесленников в деревнях было значительно меньше, чем в городах, однако имелись и большие деревни, насчитывавшие не один десяток ткачей, каменотесов, горшечников, специалистов разных профессий, где коллегий также не было. Каждый из них работал самостоятельно, и нередко на каком-либо надгробном памятнике или стеле можно было прочитать имя каменотеса — такой-то сделал (έποίεση). Данное обстоятельство было тесно связано со спецификой социального устройства общины: будучи замкнутым целым, единым в своей основе, она не допускала никаких посторонних организаций, сообществ, товариществ. Наличие коллегий жрецов в деревнях подтверждает эту мысль: жрецы, особенно когда они превращаются в наследственную касту, не являются уже больше рядовыми членами общины и не входят в «фискальный круг» общины. С другой стороны, наличие большого числа коллегий и фиасов в городах указывает на то, что полис не препятствовал возникновению внутри своей структуры посторонних ему организаций, а в ряде случаев их даже поддерживал.

Каждый горожанин повседневно и ежечасно сталкивался со своими соседями по дому (если он был многоэтажный и многоквартирный), по улице, встречался с ними на агоре, в храмах, портиках, термах, ремесленных мастерских, при выполнении религиозных обрядов. Одним из ярких источников, по которым можно судить об отношении горожанина к родственникам и соседям, являются проклятия на надгробных памятниках тем, кто осквернил могилу. Варианты их различны. Например, в надписи из Силанда (ТАМ, V, 1, № 64) Аталанта, дочь Онесифора, «пугает» нарушившего покой ее могилы (а она ставила надгробие при жизни) тем, что осквернитель не получит воды из святилища богини Анаит. Комментатор этой надписи (Л. Робер) приводит мнение К. Буреша, считавшего, что ритуал культа богини Анаит, заимствованный от персов, был тесно связан с водой, с источником[430].

Жителям города Саитты, чтобы они не нарушали покой могилы, адресовалось следующее проклятие: «Да не будет ему море годным для плавания, земля — удобной для обработки, да не будет ему потомства» (ТАМ, V, 1, № 101).