Золотой венок, медную статую, мраморную статую и различные изображения получил за свои заслуги по постановлению народа города Коллиды (Лидия) Стратоник, сын Менекрата, хотя и в этом почетном декрете также конкретно не сказано о его заслугах (TAM, V, 1, № 374).

Таких же почестей удостоен был Феофил, сын Фонейта, житель Юлии Горды, о заслугах которого мы знаем из почетного декрета его родного города несколько больше — он был стратегом, агораномом, совершал успешные посольства в Германию и Рим, даже к императорам (ТАМ, V, 1, № 687).

Еще одним видом почестей, которых удостаивали отличившихся граждан, была постановка почетного декрета либо с указанием заслуг, либо просто со словами — «ради всяческих заслуг» (ТАМ, V, 1, № 703), В большинстве случаев эти почетные декреты выставлялись в общественных местах, обычно на агоре в полисе или на центральной площади в деревне.

Увенчание золотым венком в сельских поселениях было явлением значительно более редким, единичным и, как выше было сказано, «объектами» его являлись обычно не общинники, а приезжие, ставшие в силу ряда причин благодетелями деревни. Одним из немногих примеров увенчания золотым венком в сельской местности является декрет (ТАМ, V, 1, № 13), найденный в деревне Акташ в Лидии (94/5 г.). Видимо, он поставлен членами зажиточной семьи, которые увенчивают свою мать и жену золотым венком. Золотыми венками увенчивают ее также сородичи и друзья. Возможно, это семья поселившихся в этой деревне богатых вольноотпущенников, поскольку все члены семьи имеют имена без патронимикона, а глава ее свою жену именует не γυνή, как все полноправные граждане, а σύμβιον. Обращает на себя внимание редкое имя этой женщины — Ойнанта, которое вошло в каталог местных имен Л. Робера (Noms indigenes, I, 178, № 4).

Не местными жителями одной из лидийских катойкии были Марк Антоний Метродор, Марк Антоний Глюкон и… дочь Артемидора (имя не сохранилось), которых увенчивают золотым венком как благодетелей (Buresch, № 23) этой катойкии. Постановление ее «должно быть свято на все времена и записано в деревне (κωμητικώς) на стеле белого камня, для того чтобы навеки сохранилось благодеяние этих мужей и благодарность катойков». За пышными фразами декрета, однако, не скрывается ничего конкретного, поэтому неизвестно, какие именно благодеяния оказали два богатых вольноотпущенника этой катойкии. К. Буреш (в комментарии к надписи) видит в нем один из почетных декретов Kultgenossenschaft, однако оснований для такого предположения ни в тексте самой надписи, ни в аналогичных декретах нет.

Катойкия Гормоитенов (расположенная неподалеку от Магнесии на Сипиле) ставит статую Тиберия Клавдия Клейтиана, логиста, за различные заслуги, в числе которых отмечается, что он «был первым в своем отечестве» (πρίοτευοντα έν τε τ% πατριδι). Скорее всего, это был житель Магнесии, оказавший благодеяния катойкии Гормоитенов (IGRR, IV, № 1343; Buresch, S. 138).

Катойкия, расположенная на землях Филадельфии, почитает Марка Антония Диона и его жену Антонию Прейму, Марка Антония Глаукона, Марка Антония Траяна и Антониниану Терциану и их детей за оказанные ими катойкии благодения и совершает в их честь жертвоприношение на свои собственные деньги (IGRR, IV, № 1615). И в этом случае неизвестно, какие именно «благодеяния» имеются в виду; неясно также, что связывало катойкию с этими людьми, носившими римские имена. Скорее все, они были вольноотпущенниками, первоначально жителями Филадельфии, а потом либо переехавшими в эту катойкию, либо ведшими с ней какие-то дела.

Интересно в этой связи употребление термина πατρίς. Родиной, отчизной (ή κίτρίζ) уроженцы полисов называли свои города. Городу Тацине, своей «сладчайшей отчизне» (τη γλυκύτατη πατρίδα), поставил декрет при императоре Коммоде Трифон, сын Аполлонида, прославившийся успешным выполнением общественных обязанностей и посольств (LBW, III, № 1700). Совет города Теменотюры восхваляет Клавдия Евтюха, благодетеля своей отчизны. Иногда это понятие было собирательным, и у одного лица могло быть две отчизны и два города, которым он оказывал благодеяния. Тогда в почетных декретах оба они назывались έκατέρας τάς πατρίδας (СВ, I, p. 612 № 518=IGRR IV № 619).

Родиной называли свои деревни и жители сельских местностей. Некто Диотейм подарил своей «сладчайшей отчизне» те земли, которыми он владел (IGRR, III, № 422). Здесь слово πατρίς употребляется уже применительно к сельскому поселению.

Таким образом, в отношении к центральной власти между жителями городов и сельских местностей Малой Азии принципиального различия не было. Исполняя все требующиеся от них обязанности и ритуалы, отправляя культ императора и оказывая должные почести римским властям, они неизменно подчеркивали важное значение и достоинства своих городов и деревень, уроженцами которых являлись. Они были патриотами отдельных регионов, издавна входивших в состав Малой Азии-Мисии, Карии, Лидии, Фригии и др., патриотами греческих полисов, местных сельских поселений, но им был чужд общеримский, общеимперский патриотизм. В их надписях и декретах нельзя встретить слов «я — житель Римской империи» или «я — гражданин римского государства». Проявлений «государственного» патриотизма в эпиграфике Малой Азии обнаружить нельзя. Видимо, римские императоры понимали истинное отношение горожан и крестьян Малой Азии к центральной власти, и не случайной в этом контексте выглядит та суровая клятва, которую принесли жители Пафлагонии императору Августу в 3 г до н э (IGRR, III, № 137 = REG, 1901, p. 29 sqq.). Согласно этой клятве верности, в случае ее нарушения предусматривался целый ряд «карательных» мероприятий не только для тех, кто не сдержит слова, но и для их потомков: «кара постигнет и тело, и душу, и жизнь, и детей, и весь род, включая наследников; не будет тому, кто нарушил клятву, ни земли, ни моря, ни плодов (урожая)» (μήτε γη, μήτε θάλασσα, μηδέ καρπούς). Так должны были клясться жители городов и сельских местностей — императоры здесь не делали различия между горожанином и крестьянином.

Об отношении жителей в городах к рабам и рабству свидетельствуют многочисленные надписи, где говорится о раздачах денег богатыми гражданами различным слоям населения. Известно, например, что в городах Памфилии этого были булевты, члены герусии, члены экклесии, граждане, вольноотпущенники, паройки. Интересно соотношение сумм при этих пожертвованиях. Так, в городе Силлии (Lanckoronski, I, № 58 = = IGRR, III, № 800) было роздано булевтам по 20 денариев, членам герусии и экклесии — по 18, гражданам по 2 денария, вольноотпущенникам и паройкам — по одному. В одной из надписей есть уточнение — раздавать деньги только тем вольноотпущенникам, которые были отпущены на волю самими господами, а не по завещанию (IGRR, III, № 801 — vindictarius). Имели место случаи, когда булевтам, герусиастам и экклесиастам раздавали деньги и хлеб, а виндиктариям и вольноотпущенникам — только деньги (IGRR, III, № 802 = = Lanckoronski, I, № 60). Рабы вообще не включались в те слои населения, которые могли претендовать на раздачи денег и хлеба. Об отношении к рабам в городах свидетельствует также тот факт, что брак раба со свободной женщиной или рабыни и свободного не изменял социального положения ни их самих, ни их детей.

Характерный случай отражен в надписи МАМА, I, № 295 из Атланди (Лаодикея). В ней лаконично говорится, что Эпафродит, раб Пардалады, ставит памятник сыну Фоспору; за этой скупой формулой скрывается трагедия семьи, несмотря на внешний вид памятника, указывающий на ее благополучие: стела размером 1,56 мХ0,51 с акротерием, виноградными листьями и изображением трех стоящих фигур — мужской, женской и детской. Эти люди были связаны между собой следующим образом: свободная горожанка Пардалада имела раба Эпафродита, который стал ее мужем. Фоспор был их сыном. Юридическое положение Эпафродита после брака со свободной не изменилось, в надписи он по-прежнему называется δοΰλο', а его сын является рабом.