Книги имеют свою судьбу. Но конечно, более верно было бы утверждать, что свою судьбу имеют писатели, авторы книг. И это особенно видно, когда думаешь о литературной деятельности Р. Рубиной.

Родилась она в Минске в семье ремесленника. Не получивший никакого образования отец будущей писательницы был страстно влюблен в литературу и привил эту любовь дочери. Р. Рубина уже в пятнадцать лет начала писать стихи и читать их в Минске на литературных вечерах, но никогда не предлагала их в печать. Впервые в печати она выступила в 1931 году в качестве литературного критика, а в последние два десятилетия Р. Рубина успешно работает в области еврейской художественной прозы.

Уже в литературно-критических статьях Р. Рубиной можно заметить ее своеобразное дарование художника. Она, как настоящий критик, способна не только истолковывать искусство, но и находить эмоциональную форму для выражения своей мысли. Этому жанру Р. Рубина посвятила добрых три десятка лет. Прежде всего мне хотелось бы подчеркнуть самостоятельность критика в анализе литературного произведения и в суждениях о нем.

В подтверждение этому можно вспомнить ее работы о классике еврейской литературы И. Л. Переце. В многочисленной литературе об этом выдающемся художнике слова исследователи неизменно писали об идейно-эстетической противоречивости его творчества. Тем не менее Р. Рубина в своих статьях о творчестве И. Л. Переца, которого десятилетиями упрекали в «дисгармоничности», показывает, что его творчество отличается истинной гармонией.

Из других критических работ Р. Рубиной я бы выделил ее предисловие к шеститомному собранию сочинений Шолом-Алейхема. (М., «Художественная литература», 1959). Если в работе критика о Переце привлекает сжатость характеристики, афористичность, то здесь следует отметить другую сторону исследовательского творчества Рубиной — скрупулезный анализ идеи, сюжета, человеческих образов, языка, всей архитектоники произведения, которые подводят исследователя к глубоким обобщениям о творчестве великого классика в целом, о своеобразии его юмора.

Из работ Р. Рубиной о советской литературе особо выделяется статья «Вокруг прозы Бергельсона». Это — типичное эссе. Критика увлекает идея поэтического начала прозы Бергельсона, и она находит для этой мысли убедительную аргументацию. Прозаик Бергельсон, по наблюдению Рубиной, оказал большое влияние на еврейскую советскую поэзию.

В статьях критика о советской литературе мы наблюдаем ту же независимость суждений, как и в работах о классике, то же обобщение, идущее от конкретного, то же единство мысли и чувства.

Излюбленный жанр Р. Рубиной в критике — это литературный портрет, в котором она всегда добивается единства образа писателя и его творчества. Таковы литературные портреты С. Галкина, З. Аксельрода, Л. Квитко, З. Вендрова.

В работах Р. Рубиной одно достоинство мне особенно по душе. Это скромность, я бы даже сказал — целомудрие, гармоничная естественность, чуждая всякой претенциозности, мнимой значительности. Таков ее стиль. А поскольку говорят, что стиль это человек, значит, такова, очевидно, и индивидуальность Р. Рубиной.

Писательница много сделала и в области популяризации еврейской литературы среди читателей многонациональной советской страны. Ее перу принадлежат многочисленные переводы на русский язык произведений Шолом-Алейхема и Переца, а также советских писателей З. Вендрова и Нотэ Лурье.

В жанре художественной прозы Р. Рубина впервые заявила о себе в 1943 году книгой очерков о войне «Еврейские женщины». В то же самое время ею были опубликованы написанные по следам военных событий антифашистские статьи. А вскоре появились и первые рассказы Р. Рубиной — «Кого сторожил замо́к» и «В боковом переулке» — о еврейском гетто на оккупированной фашистами советской территории.

Первый печатный отзыв на прозу Р. Рубиной дал известный еврейский поэт И. Фефер, который характеризовал рассказ «В боковом переулке» (альманах «Твердым шагом», Минск, 1947) как произведение, при чтении которого «захватывает дыхание». И. Фефер выражает уверенность в том, что читатель примет этот рассказ с чувством благодарности к автору, и делает вывод: «С этим рассказом в нашу литературу пришел новый прозаик».

Впоследствии Р. Рубина много переводила не только с еврейского, но и с белорусского и румынского, а начиная с 1964 года она постепенно отходит от литературной критики, отдавая все свои творческие силы художественной прозе.

Ее «Рассказы о тете Малке» (1964) и рассказ «За́мок князя Бергера» (1965), с которыми она выступила на страницах журнала «Советиш Геймланд», — это произведения вполне сформировавшегося мастера прозы.

Как и в критике, Р. Рубина в прозе естественна и оригинальна. «Рассказы о тете Малке» — не роман, но вместе с тем нечто большее, чем отдельные рассказы, это одно, своеобразно построенное, целостное здание. Автор не описывает какие-нибудь конкретные исторические события. Судьбы выведенных им людей ярко воссоздают колорит времени первой мировой и Великой Отечественной войны.

В «Рассказах о тете Малке», включенных в эту книгу, мы встречаемся с любимой героиней писателя Лией Файнберг. От ее имени ведется повествование о бедноте дореволюционных окраин, о еврейской буржуазии, о мудрой женщине, неутомимой труженице тете Малке. Действие рассказов происходит и в советское время, вплоть до окончания Великой Отечественной войны. В лирическом ключе автор ведет рассказ о силе и жизнестойкости человека из народа. В первой повести Р. Рубиной «Вьется нить», написанной в 1968 году, как в фокусе, сосредоточены все основные темы творчества писателя: детство, искусство, война.

Детство писателя выпало на годы первой мировой войны и первых лет революции. Атмосферой именно этих бурных лет и дышат рассказы Р. Рубиной о детстве. Дети — не только действующие лица этих рассказов, их глазами показаны многие события, их устами выносится справедливый приговор. Детской душе свойственны такие озарения, которые освещают повествование Р. Рубиной неожиданным эмоциональным светом.

Рассказ «Двери настежь» вводит нас в атмосферу гражданской войны, захлестнувшей мирный город Белоруссии. Действительность здесь показана глазами ребенка, которого в разгромленном родительском доме томила в горячечном бреду печаль по братьям Шлоймке и Берлу, «которые оставили город вместе с последними частями Красной армии и домой никогда не вернулись». Эта печаль по-детски чиста и по-взрослому пронзительна.

Зорким глазом ребенка, жадно впитывающим все впечатления бытия, показаны важнейшие события в жизни людей дореволюционного местечка, не сломленных тяжелыми условиями, сохраняющих человеческое достоинство в любых обстоятельствах. Как сквозь ясные стекла, смотрит девятилетняя девочка на беззубую старуху приживалку, всю жизнь которой можно назвать подвигом благородства, и на свою богатую тетку, которой «бог забыл дать душу» («Дрейже»).

Рассказы Р. Рубиной о Великой Отечественной войне также часто посвящены самым беззащитным ее жертвам — детям («Кого сторожил замо́к», «Пусть люди знают»).

Тем же методом опосредствованного восприятия, как и в рассказах о детстве, пользуется автор в своей повести «Письма отца», действие которой разворачивается в начале тридцатых годов. Сложная духовная жизнь художника увидена глазами уже не ребенка, а пожилого человека, совершенно непричастного к искусству. Провинциальному аптекарю природный ум и душевная доброта помогают понять сына, у которого он провел в Москве лишь несколько дней. Все для старого человека удивительно в доме сына и в его окружении, но самое поразительное открытие, которое он для себя делает, — это то, что язык искусства интернационален.