— Да.

— И что, улегшись в постель, он вас поцеловал?

— Да.

— Хорошо. Но вы уверены, что он не встал с постели через полчаса или час?

— Уверена.

— На чем вы основываете свою уверенность?

— Если бы он ушел, я бы почувствовала это. Я лежала в его объятиях. Впрочем…

— Впрочем?

Она покраснела, что с ней часто случалось, и пробормотала:

— Часом позже, сонная, я ему сказала: «Ты знаешь, сегодня день моего рождения».

— Ну?

— Ну, и он снова меня поцеловал.

Ее поведение невольно наводило на мысль: не разыгрывает ли она комедию? Как бы ни глубоко было впечатление от ее искренности, все же можно было предположить, что спасая мужа, она нашла верный тон для вящей убедительности.

Следователи оставались в нерешительности. Внезапное появление комиссара Молеона изменило положение.

— Снова… два важных факта… даже три. Прежде всего, железная лестница, которой пользовалась сообщница преступления в Бикоке, найдена сегодня в заброшенном парке в Бужевале. Беглец или беглецы перетащили ее через стену. Я сразу же послал запрос. Лестница за этим номером была продана женщине, по приметам похожей на ту, которую встретили в доме Элиз Массон в момент преступления. Это первое…

Молеон перевел дыхание и продолжил:

— Во-вторых. Один шофер привез на набережную Орфевр следующее заявление. Во второй половине дня в пятницу, на следующий день после убийства Ласко, он стоял у Люксембургского дворца, когда господин с чемоданом и дама с саквояжем сели в его такси. «Северный вокзал!» — последовало распоряжение клиентов. — «К отходящим поездам?» — «Да!» — подтвердил господин.

Они, видимо, ехали с большим запасом времени, так как около часа оставались в машине. Потом они уселись на террасе кафе, и шофер обратил внимание, что они купили вечернюю газету, остановив проходившего разносчика. В конце концов господин проводил куда-то даму, а сам с двумя чемоданами отправился в сторону улицы Вожирар.

— Внешность?

— Барона и его любовницы.

— Время?

— Половина шестого. Таким образом, почему-то изменив намерение бежать за границу, господин д'Отрей отправил свою подружку домой, а сам вернулся шестичасовым поездом в Гарт, как делал это обыкновенно.

— А в-третьих? — спросил судебный следователь.

— Анонимное заявление насчет муниципального советника Гюстава Жерома. Вам известно, какое внимание я сразу же обратил на этот след, которым пренебрег инспектор Виктор. Некто, позвонивший по телефону, заявил, что если следствие пройдет тщательно, то можно выяснить, что делал господин Жером после Эстамине-де-Карефур, и, в частности, было бы интересно порыться в секретере, стоящем у него в кабинете.

Молеон закончил свой отчет. Его вместе с Виктором послали на виллу муниципального советника. Инспектор Виктор отправился туда в самом мрачном настроении.

Они нашли господина Жерома с женой в его кабинете. Увидев полицейских, господин Жером с возмущением воскликнул:

— Ах, так это еще не закончилось? Вы уже три дня продолжаете ваши шутки! Мое имя треплют во всех газетах! Вот, Генриетта, к чему приводит твоя болтовня! Сегодня все против нас.

Генриетта, опустив голову, пробормотала:

— Ты прав. Мысль, что Дюваль свел тебя с потаскухами, заставила меня потерять разум. Глупо! Тем более что я ошиблась, и ты вернулся до полуночи.

Комиссар Молеон указал на секретер.

— У вас ключ от секретера, сударь?

— Конечно.

— Я попрошу вас открыть его.

— Пожалуйста.

Жером достал из кармана связку ключей, нагнулся перед секретером и поднял крышку, под которой было расположено с дюжину ящиков. Молеон проверил их. В одном из них был обнаружен мешочек из черной ткани, завязанный ниткой. Внутри оказались белые таблетки.

Молеон произнес:

— Явно стрихнин. Где вы его достали?

— Все очень просто, — ответил Жером не задумываясь. — У меня есть охотничьи угодья в Солоне, и чтобы истреблять вредителей…

— Вы знаете, что собака господина Ласко была отравлена стрихнином?

Гюстав Жером рассмеялся.

— Ну и что? Разве у меня одного хранится стрихнин?

Генриетта не смеялась. Ее лицо исказилось от ужаса.

— Откройте ваше бюро, — потребовал Молеон.

Жером поколебался, но выполнил приказ.

Молеон перебрал бумаги, заглянул в регистрационный журнал. Заметив браунинг, он осмотрел его со всех сторон, проверил калибр.

— Это семизарядный браунинг.

— Да, — согласился Жером.

— Из браунинга такого калибра было сделано два выстрела. Одним был убит господин Ласко, другим — ранен главный инспектор Эдуэн.

— Ну и что из этого?! — воскликнул Жером. — Я не пользовался им с тех пор, как купил его… пять или шесть лет тому назад.

Молеон вынул магазин, в нем недоставало двух патронов. Комиссар настаивал:

— В вашем браунинге не достает двух зарядов…

Осмотрев оружие более внимательно, он добавил:

— И что бы вы ни говорили, сударь, мне кажется, что внутренность ствола сохранила следы порохового нагара. Эксперты дадут оценку этому факту.

Господин Жером слушал молча. Подумав, он пожал плечами.

— Все это мне не понятно, сударь. Вы можете собрать против меня хоть сто доказательств такого рода, но они не могут поколебать правды. Напротив, если бы я был виновен, уверяю вас, вы не нашли бы в этом секретере ни яда, ни браунинга, в котором не достает двух патронов.

— А как вы это объясните?

— Я ничего не собираюсь вам объяснять. Преступление было совершено, кажется, в час ночи. Мой садовник Альфред, живущий в тридцати метрах от моего гаража может подтвердить, что я вернулся около одиннадцати часов.

Он подошел к открытому окну и крикнул:

— Альфред!

Садовник, робкий малый, прежде чем ответить, долго мял кепку.

Молеон раздраженно спросил:

— Скажете вы, наконец, или нет, когда ваш хозяин поставил машину в гараж?

— Это зависит… Прошло уже столько дней…

— Но в тот день?

— Я не уверен… Я думаю…

— Как?! — воскликнул Гюстав Жером. — Вы не уверены?

Молеон, подойдя к садовнику, посоветовал:

— Не надо вилять. Лжесвидетельство повлечет тяжелые последствия. Скажите только правду. В каком часу в тот вечер вы услышали шум автомобиля?

Альфред снова принялся мять свою кепку и наконец произнес:

— Около четверти второго… Может быть, в половине второго…

Едва он закончил фразу, Жером толкнул его к двери и наподдал ногой, отчего бедняга чуть не упал.

— Убирайтесь! Чтоб я вас больше не видел! Вечером вас рассчитают…

Потом, быстро успокоившись, Жером повернулся к Молеону и проговорил:

— Так будет лучше. Делайте что хотите. Но я вас предупреждаю… Из меня не вырвут ни слова. Распутывайте, как сможете.

Его жена, рыдая, бросилась в его объятия. Попрощавшись с ней, он последовал за Молеоном и Виктором.

В тот же вечер барон д'Отрей и Жером были доставлены в полицию и переданы в распоряжение судебного следователя.

Позднее господин Готье, начальник полиции, встретив Виктора, осведомился:

— Ну что? Продвигаетесь вперед?

— По-моему, слишком быстро, шеф.

— Объяснитесь.

— Чего проще! Нужно было дать удовлетворение общественному мнению. Да здравствует Молеон! Долой Виктора!

Затем он попросил своего начальника:

— Как только найдут шофера, который отвозил барона с Северного вокзала на вокзал Сен-Лазар на следующий день после убийства, обещайте известить меня об этом, шеф.

— На что же вы надеетесь?

— Найти боны…

— А пока они не найдены?

— Пока я займусь Арсеном Люпеном. Все это дело, разодранное на клочки, не примет своей настоящей формы до тех пор, пока не будет установлена роль в нем Арсена Люпена. А сейчас все в нем темно, как в бутылке чернил.

Общественное мнение в самом деле было удовлетворено. Барон и Жером были заперты в тюрьме Санте. Для газет тот и другой являлись сообщниками из одной бандитской шайки, возглавляемой, без всякого сомнения, самим Арсеном Люпеном. Связующим звеном между ними и Арсеном Люпеном служила, по-видимому, женщина, его любовница. Следствие определит роль каждого.