– Ого! – говорит чей-то голос. – Что за… что за чума?

– Такая любого разделает в фарш!

– У нее татуха, заешь меня жаба!

– Прирожденный черт!

– А почему у нее пчела?

– Дань романтической любви, – говорит Феликс. – Наверное.

Ему тут же становится стыдно за себя: такому пресыщенному цинизму нет места в зачарованном мире, в который он их попросит поверить уже совсем скоро.

Анна-Мария делает пируэт, сужает круги вокруг своего партнера, который катается по земле. Потом она делает сальто назад, приземляется на ноги. На сцену выходит второй танцор, бросается к Анне-Марии, поднимает ее и закидывает себе на плечо. Ее ноги болтаются в воздухе. Головокружительный кувырок – и она вновь на земле. На миг принимает боксерскую стойку, а затем убегает. Оба партнера ее догоняют. Она замирает на месте, поднимает ногу, резко выбрасывает ее вперед, как будто бьет пяткой. Оба танцора падают наземь грациозным дуэтом. Анна-Мария подпрыгивает высоко-высоко. На немыслимую высоту.

Затемнение.

Аудитория медленно выдыхает.

– Дайте свет, – говорит Феликс. Включаются лампы: теперь Феликс видит их потрясенные лица с широко раскрытыми глазами. – Это лишь единичный пример многих талантов нашей Миранды. Анна-Мария присоединится к нам через две недели, когда мы распределим роли и начнем общую читку сценария.

– У нее что, черный пояс? – спрашивает Костыль.

– Черт, она… просто чума! – это высказался Маракас.

– Такая вдарит тебе по яйцам, так они в горле встанут, – говорит Змеиный Глаз. – Зуб даю, лесбиянка, разрази меня оспа. Есть лишь один способ узнать!

Никто не смеется.

– Какая-то тощая, – говорит Жучила Фил. – Кожа да кости. Явное расстройство пищевого поведения.

– Я тоже люблю помясистее, – говорит Маракас.

– Надо брать что дают, – говорит Крампус, меланхоличный меннонит. – Нищие не выбирают.

– Да, жабье племя, – говорит Костыль. – По мне, так шикарная телка!

– Она очень талантливая исполнительница, – говорит Феликс. Он доволен, что они уже практикуются в употреблении шекспировских бранных слов. – Нам повезло, что она согласилась с нами работать. Однако на вашем месте я бы не стал с ней шутить. Вы сами видите почему.

– Пришибет одним пальцем и не заметит, вот скотство, – горестно произносит Чудо-Мальчик.

– А теперь, – говорит Феликс, – давайте поговорим об Ариэле. Кто-нибудь хочет сыграть эту роль?

– Без мазы, приятель, – раздается голос с задней парты. – Я не буду играть фею, и точка. Как я уже говорил. – Это Змеиный Глаз, человек, имеющий четкое мнение.

Он выразил общее настроение. Никто не поднял руку, все сидят с суровыми, замкнутыми лицами. Феликс слышит их мысли: как с Мирандой, так и с Ариэлем. Слишком слабый. Слишком воздушный. Слишком педиковатый. Это даже не обсуждается.

– Вы пригласили актрису на роль Миранды, так? Так пригласите актера и на эту роль, – говорит Мачете.

Приглушенные «да», тихий смех.

Феликс мог бы спросить, почему они думают, что Ариэль – фея, но он и так знает ответ. Летает по воздуху, пьет цветочный нектар, весь из себя хрупкий и утонченный. Выглядит как фея, ведет себя как фея, стало быть, фея и есть. Да еще эта песенка, где Ариэль сообщает, что он сосет цветочный нектар, словно пчелка. Забудь о ней сразу: ни один уважающий себя мужик с хотя бы каким-то понятием о самосохранении никогда этого не споет, даже для роли. Ариэль не просто женоподобный фей, он еще и сосет. Потом не отмоешься, как ни старайся. Будешь сосать во всех смыслах.

Бесполезно им объяснять, что Ариэль – не фея, а воплощение воздушной стихии: дух воздуха. И что во времена Шекспира у слова «сосать» не было никаких унизительных смыслов, только в нынешнее время унизительный смысл присутствует.

– Давайте все-таки поговорим об Ариэле, – предлагает Феликс, что означает, что говорить будет он, потому что больше никто в этой комнате не рискнет заговорить о столь щекотливом предмете. – Может быть, он нам видится феей лишь потому, что мы мыслим недостаточно широко. – Он делает паузу, чтобы они прониклись услышанным. Широко мыслить? Это как?! – Итак, прежде чем навешивать ярлыки, давайте вспомним его основные качества. Что это за существо? Во-первых, он может становиться невидимым. Во-вторых, он умеет летать. В-третьих, у него есть суперспособности, особенно в том, что касается грома и молнии, огня и ветра. В-четвертых, он музыкален. В-пятых… и это самое главное… – Феликс вновь делает паузу. – В-пятых, он не человек. – Он обводит взглядом класс.

– А вдруг он вообще ненастоящий? – говорит Рыжий Койот. – Ну, типа, глюк. Может быть, этот Просперо разговаривает сам с собой? Может быть, он потребляет какие-то кактусы или грибочки и у него едет крыша? Может быть, он вообще с прибабахом?

– Или ему снится сон, – говорит Мачете.

– Может быть, их лодка тонет, ну, в которую их посадили. И вся пьеса разыгрывается у него в голове, пока он идет на дно. – Один из новичков: ЗакраЛось.

Бублик:

– Я видел фильм с похожей историей.

– Или он общается с воображаемым другом, – говорит Маракас. – У моего сына был воображаемый друг.

– Его больше никто не видит, – говорит Костыль.

– Его видят, когда он предстает в облике гарпии, – говорит Гнутый Грифель.

– И его слышат, – говорит Контакт.

– Ладно, уговорили, – хмурится Рыжий Койот. – Хотя, может быть, этот Просперо был, типа, чревовещатель.

– Допустим, что Ариэль настоящий, – говорит Феликс. Он доволен: по крайней мере, они участвуют в обсуждении. – Допустим, вы никогда не слышали об этой пьесе и знаете об Ариэле только то, что я сейчас перечислил. Что это за существо, как по-вашему?

Гул голосов.

– Типа, супергерой, – говорит Костыль. – Фантастическая четверка. Вроде как Супермен. Но криптонит у Просперо, и старый хрыч контролирует ситуацию.

– Инопланетянин, – говорит Маракас. – У него сломался космический корабль, пришлось экстренно сесть на Землю. Взлететь не получится, он здесь застрял. Но мечтает вернуться домой, на родную планету. Как в «Инопланетянине», помните этот фильм? Тогда все логично, да?

– Делает все, что приказывает Просперо, чтобы тот его отпустил. – На этот раз голос подал 8Рукк. – Чтобы заслужить свободу.

– И вернуться к своему народу, – говорит Рыжий Койот.

Одобрительный гул голосов. И вправду логично! Инопланетянин! Гораздо лучше, чем фей.

– Как вы себе представляете его костюм? – спрашивает Феликс. – Как он выглядит? – Он не стал говорить о традиционном образе этого персонажа: птичьи перья, стрекозиный наряд, ангельское личико, крылья бабочки. Он также не упомянул, что последние два столетия Ариэля играют исключительно женщины.

– Ну, он, типа, зеленый, – говорит Маракас. – С зеленой кожей. И большими выпученными глазами без зрачков, как у инопланетян.

– Это деревья зеленые. Лучше пусть будет синим, – предлагает Костыль. – Он же дух воздуха. Летает в небе, а небо синее.

– Не может есть человеческую еду. Только цветочки и листики, – говорит Рыжий Койот. – Дары природы. Типа, он веган.

Все согласно кивают: при таком положении дел можно высосать хоть весь нектар, не роняя достоинства, потому что инопланетянам свойственны всякие странности, в том числе и диковатые пищевые предпочтения.

– Хорошо, – говорит Феликс. – Теперь вопрос: каковы его обязанности в пьесе?

Тишина. Недоуменное бормотание.

– Что значит «обязанности»? – спрашивает Гнутый Грифель. – Как вы написали в своих комментариях, он хороший слуга. Делает все, что ему говорят. В отличие от Калибана, плохого слуги.

– Да, да, – говорит Феликс. – Но состоялась бы пьеса без той работы, которую Ариэль выполняет по поручению Просперо? Без громов и молний? Без самой бури? Ариэль совершает самое важное действо во всей пьесе, потому что без этой бури не было бы и пьесы. Стало быть, он ключевая фигура в сюжете. Но он действует скрытно, за кадром. Никто, кроме Просперо, не знает, что это Ариэль вызывает бурю, играет музыку, поет песни и создает иллюзии. Сейчас, в наше время, его назвали бы мастером по спецэффектам. – Феликс вновь обводит взглядом класс, пытаясь установить зрительный контакт. – В каком-то смысле он эксперт по компьютерной графике. Он создает трехмерную виртуальную реальность.