В комнату вошёл мужчина средних лет с аккуратно подстриженными усами и чёрными волосами, лишь начинающими седеть на висках. Одет он был по последней моде, дорогие кожаные туфли начищены до блеска, а пальто сделано из лучшей мягкой чёрной шерсти.
Он с порога окинул меня пронзительным взглядом синих глаз и приятно улыбнулся, приоткрыв идеально ровные белые зубы. Когда мужчина заговорил, его речь была спокойной и воспитанной со слегка пробивающимся европейским акцентом.
- Детектив Зиль, полагаю? – он протянул руку и сильно сжал мою. Слишком сильно. Огромным усилием воли я постарался не скривиться. – Я Алистер Синклер. Можете называть меня Алистер.
По манере речи и поведению он казался менее чопорным, чем я представлял, прочитав его английское имя. Чуть позже я узнаю, что он много путешествовал по миру, а детство вообще провёл в Риме.
Мужчина снял шляпу и пальто.
- Позволите? – кивнул он на деревянную вешалку у двери.
- Прошу вас, - ответил я.
- Рад, что вы встретились со мной после столь краткого сообщения. Могу представить, как вы заняты в свете вчерашних событий. Обещаю, что не займу у вас времени больше, чем требуется.
Я вежливо кивнул, но про себя подумал, что у меня не было особого выбора после его телеграммы.
- Присядем? – хоть Алистер Синклер и показывал на стул для посетителей напротив моего стола, он вёл себя, словно это был его кабинет, а не мой. Когда мы расселись друг напротив друга, он начал молча на меня смотреть, не зная, с чего начать.
- Должен признать, я был удивлён, получив вчера ночью от вас телеграмму, - начал я. – Не представляю, как вы узнали об убийстве так скоро, не говоря уже о том, чтобы обладать какой-либо информацией о подозреваемом.
- Ах, да, - мужчина откинулся назад, предвидя мой вопрос. – За многие годы я создал очень полезную сеть информаторов – среди работников полиции, журналистов, пожарных. Информацию по данному делу об убийстве прошлым вечером я получил от одного из моих контактов в газете. Поразительно, если учитывать, как они были заняты вчерашними выборами.
Мой собеседник кивнул на статью в «Таймс», лежащую на столе.
- Этих ребят не остановить, когда дело касается сбора информации, - он усмехнулся мне, полагая, что мы поняли друг друга.
- Это точно, - согласился я.
Репортёры новостей были похожи на хищников. Я знал, что не все из них одержимы мыслью, заполучить хорошую историю любой ценой, но всё равно относился к ним без уважения.
- Как много вы знаете о вчерашнем убийстве? – поинтересовался я. Я хотел быть уверен, что он знает, о чём говорит и не станет тратить моё время впустую.
Алистер Синклер сложил руки перед собой и начал перечислять факты:
- Молодая женщина двадцати с небольшим убита вечером в поместье в этом городке. На теле были многочисленные рваные раны и ушибы.
И он продолжил говорить и о других фактах, так что мои сомнения о том, что он плохо информирован, развеялись.
- И почему же подобное местное убийство заинтересовало профессора факультета права Колумбийского университета?
Он взглянул на меня с удивлением и уважением, поскольку сам он не рассказывал, чем занимается и кем работает.
- Похоже, у вас есть своя сеть информаторов. Те, кто описывал вас чрезвычайно умным и находчивым, были правы.
Ну, если можно так выразиться… И мне очень хотелось знать, с кем же он обо мне говорил. Но я не стану радовать Алистера и спрашивать об этом.
Моё собственное расследование его положения было довольно простым: короткий звонок в седьмой отдел Департамента – и я уже знаю основные моменты жизни Алистера Синклера.
Из личного: он недавно отметил пятидесятидвухлетие.
Из общественного: он был из богатой семьи, входящей в четыре сотни самых влиятельных семей, приглашаемых на ужины к миссис Астор9.
Из профессионального: у него есть научные степени в Гарвардском и Колумбийском университетах, где он преподавал последние десять лет на факультете права по специальности криминального права.
Малвани раскопал для меня эти факты и даже вспомнил кое-что ещё, поскольку этот суровый ирландский коп любил просматривать статьи о высшем обществе в журналах. Он рассказал мне, что Алистер живёт с женой раздельно, потому что женщина переехала за границу после трагической гибели их сына около двух лет назад.
- Только вот не могу вспомнить, как их сын умер, - поведал мне Малвани. – Крутится только в голове запись в некрологе, что он погиб во время археологической экспедиции в Грецию.
Эти детали вполне удовлетворили моё любопытство о том, кем является этот мужчина, но они не могли объяснить его интерес к местному убийству. Пришлось снова его об этом спросить.
- Как вы уже знаете, я преподаю криминальное право, - произнёс он, вытягивая ноги и устраиваясь поудобней. – Но сам я считаю себя криминологом. Вы знаете, кто это такой?
- Вы изучаете преступления? – рискнул я предположить.
- В общем, да. Но с особым акцентом на преступниках и их поведении, – он придвинулся ко мне ближе, и я неуютно поёжился под его пристальным взглядом. – Когда вы арестовываете человека за особо тяжкое преступление, вы ведь нечасто задаётесь вопросом, почему он это сделал?
Пришлось признать, что нечасто.
- Чаще всего мотивы самые примитивные, - заметил я. – Месть, ревность, жадность. Именно поэтому большинство преступников крадут и убивают.
- Да, в общих чертах вы абсолютно правы. Но вы никогда не спрашивали себя: почему именно он? Иначе говоря, у нас есть пятьдесят человек не в лучшей экономической ситуации, и все пятьдесят остро нуждаются в деньгах. Но только один из них пойдёт на убийство ради прибыли. Или пятьдесят женщин, одинаково несчастливых в браке. Но лишь одна решит отравить мужа. Почему? Что заставляет его – или её – отличаться от оставшихся сорока девяти, не пошедших на убийство?
Он продолжал:
- Я участвую в крупномасштабном научном исследовании, основанном учёными в области криминологии из Германии, Франции и Италии. Его цель – понимание поведения преступников путём коллективного мышления в различных областях науки: социологии, психологии, анатомии и, конечно же, права. Вместе с коллегами-единомышленниками я организовал в Колумбийском университете исследовательский центр, чтобы найти ответы на несколько важных вопросов. Почему преступники ведут себя именно так? Что ими движет? Что их удерживает? Какие действия можно предпринять, чтобы направить их побуждения в другую сторону и реабилитировать их?
Говоря это, он бурно жестикулировал, подчёркивая эмоциональность речи:
- Представьте, сколько полезного можно совершить, если мы найдём ответы на эти вопросы. Если мы только сможем определять предрасположенных людей – или просто тех, кто более склонен к насилию – тогда, возможно, мы сможем вмешаться ещё до того, как они пойдут на первое преступление. Или если взять рецидивиста – человека, неоднократно совершавшего преступления – и выяснить, как его можно реабилитировать… Только представьте, насколько более эффективными стали бы наши суды и уголовно-исполнительная система!
Я не стал говорить ему, что не согласен с некоторыми из его положений, особенно с теми, что основаны на человеческой природе. Я их не разделяю. И считаю, что просто некоторые люди способны совершить дурные поступки.
Иногда даже самые приличные могут вести себя преступно, если их загнать в угол. Мои мысли против моей воли наполнились воспоминаниями о катастрофе «Слокама». Когда проводились спасательные работы, я стал свидетелем того, как обычно законопослушные граждане бессовестно затаптывали женщин и детей, пытаясь спасти свою жизнь.
Если это – свидетельство человеческой природы среди самых цивилизованных из нас, то чего можно ждать от жестоких преступников?
Но сейчас не время для подобного спора. Мертва юная девушка, а её убийца пока не то, что не пойман – мы даже не знаем, кто он.
Алистер завёл наш разговор в более теоретическом направлении, а это не очень полезно для моего расследования. Мне хотелось услышать лишь практическое применение того, что может помочь раскрыть мне дело.
