— Времени на дорогу здесь тратится очень мало: на всей планете используется что-то вроде системы телепортов, тебе уже знакомых. Специальных зданий для управления нет по другой причине.

Сказав это, он опять замолчал, будто сомневался, что меня может заинтересовать эта причина.

— Ну! — поторопила я.

— Служащих, собирающихся в специальном здании, слишком просто уничтожить, уничтожив это здание в любой момент рабочего времени, — легко простив мою недогадливость, объяснил Кристо. — Такое случалось, и целые сообщества оставались без руководства.

Я задумалась. Значит, на Земле такое тоже может произойти. Почему же до сих пор не происходит?

Кристо, кажется, понял, о чем я думаю.

— Земля густо заселена, — сказал он, и по его тону было ясно, что он не утверждает, а размышляет вслух. — У каждого государства много органов управления на разных уровнях и в разных сферах государственного интереса. Если уничтожить один орган, управление не прекратится.

Вот так, уже привычно, объясняя одно непонятное, он заменил его другим. Земля в сравнении с другими планетами густо заселена.

— А на других планетах меньше народа живет? — тут же спросила я.

Кристо не хотел отвечать. И не ответил.

— Есть хочу, — устав ждать, заявила я. — По здешним правилам принято кормить незваных гостей?

— Нет, — улыбнулся Кристо. — Но еда у нас имеется, на корабле. Идем?

Ну нет. Если я скажу: «Идем», — он ведь встанет с дивана и не будет больше на меня смотреть, улыбаясь. Я вовсе не голодна, просто мне нечего делать.

Мы также могли бы сидеть рядом и разговаривать, если были бы… вместе. Если бы мы любили друг друга. Где бы мы были, решив расставаться лишь на короткое время? Мы могли бы жить и здесь, среди ярких цветов и холода, под губительным для меня звездным светом. Я бы привыкла лет через десять — если с ним.

Но лучше все-таки на Земле. Там мы могли бы гулять, взявшись за руки: я — в легком платье, а он — неважно, в чем. Нас бы поливал дождь, нормальный мокрый дождь, и мы бы еще под ним целовались, насквозь мокрые и счастливые. Он бы так же улыбался, а его серые глаза блестели бы от дождя и счастья… А потом мы пришли бы домой (мы бы обязательно где-то жили только вдвоем), и я приготовила бы на ужин что-нибудь мясное с чем-нибудь овощным… И ему бы понравилось. И он бы сказал, что до встречи со мной и не жил вовсе.

А еще было бы круто, что мой парень — особенный, таких больше нет на Земле! Совсем не важно, завидуют мне или нет, я сама гордилась бы этим до неба!

Так… Обязательно найдется какая-нибудь стерва, которая решит, что к ее новому платью или машине он больше подходит, и будет его у меня отбивать. И ведь отобьет, к гадалке не ходи, стерва она и есть стерва… Я-то, хотя и красавица, и вся такая исключительная, но опыта в таких вопросах у меня, скажем прямо, нет, и Кристо запросто попадется в ловушки из гламурного макияжа, шумных тусовок с известными личностями и прочего, прочего.

— Как интересно меняется у тебя лицо, — заметил Кристо, возвращая мои мысли в реальность. — О чем так увлеченно можно думать?

Может быть, следующий случай поговорить выпадет нескоро. Я решилась, и, томно прищурив глаза, нарочито серьезно спросила:

— Скажи, по твоим меркам я красивая?

Кристо удивился вопросу и долго не отвечал, глядя в коридор. Я подумала, что он не понял или, может, не хочет меня расстраивать, и уже начала бояться того, каким будет ответ.

— Да, — наконец, довольно прохладно произнес он. — Хотя ты еще изменишься… но, думаю, все же будешь красивой.

Ля! Он считает меня всего лишь девчонкой, заготовкой под женщину! А пока я для него никто! И говорит он со мной, как с маленькой.

Я жутко огорчилась, испытав и жалость к себе, и стыд — когда представила себя его глазами и увидела недооформленную дурочку, которая с глупо-серьезной миной пытается дотянуться до звезд.

Я улеглась на бок, отвернувшись от Кристо.

Кажется, я все же не верила, что могу ему не нравиться, и больше изображала обиду, чтобы вызвать у него жалость и раскаяние, чем действительно испытывала ее. Я считала, что мной нельзя не восхищаться, а те, кто этого не понимает, просто должны посмотреть на меня чуть пристальнее, и с этой неосознанной целью старалась обратить на себя внимание.

Кристо сидел рядом и молчал. И не двигался. И все яснее становилось с каждой минутой, что моя демонстрация протеста нисколько его не трогает — все его мысли заняты чем-то другим. Обида, оказавшаяся бесполезной, становилась мне все тяжелее, ведь в действительности я не могла от него отказаться. Здесь он был для меня самой жизнью.

Наконец он ушел. Как я догадалась — его позвала Кесс. Я надолго осталась одна.

Наверное, я заснула, незаметно для себя самой и без сновидений, а поняла это лишь по тому, как что-то вокруг меня неуловимо изменилось. Это прошло время.

Через секунду после того, как я проснулась, появился Кристо. Он принес мой костюм и сказал:

— Одевайся. Скоро все решится, а мы подождем на корабле.

Я встала и не без труда нарядилась в форму бойца неведомой, но грозной конфедерации. Справиться с застежками опять помог Кристо, вновь явившийся уже одетым, даже с маской на макушке. Помня о коварстве местного Солнца, я закрыла маской лицо еще до выхода из дома.

На корабле я молча забралась в свое прежнее кресло, а Кристо молча, сосредоточенно думая о чем-то важном, механически достал из-под своего сиденья упаковки с едой и почти не глядя передал одну. От предсказуемости этого жеста мне стало противно.

Когда мы закончили с едой, появилась Кесс, и от меня не скрылось удивление Кристо, когда он увидел ее, одетую в форму, похожую на наши, — форма явно предназначалась для космических перемещений. Он коротко уточнил, и она ответила утвердительно, занимая последнее свободное кресло.

Пару секунд она рассматривала пульт, словно соображая, что это за аппарат и как им управлять, потом по-хозяйски протянула руки к панели (Кристо тут же включил подсветку) и принялась чертить пальцами трудноуловимые знаки. Я невольно зацепилась взглядом за ногти на ее пальцах: казалось, они были очень тонкие, твердые и омерзительно-желтые. Почему-то мне стало так противно, что даже перехватило дыхание и замутило — похожее отвращение я испытываю к гусеницам, стыдное, но настолько непреодолимое, что я ни разу в жизни ни к одной не прикоснулась.

Вслед за этим ко мне вернулся страх. Все мое доверие к Кристо, вся старательно поддерживаемая бравада разбились о ставшее невыносимым чувство одиночества, граничащее с помешательством: Я БЕСКОНЕЧНО ДАЛЕКО ОТ ЗЕМЛИ, И ВСЕ ВОКРУГ — ЧУЖОЕ! Это причинило пронзительно острую боль, словно в клочки разрывалось сердце, и мне в тот момент отчаянно захотелось перестать существовать, чтобы не чувствовать этого.

Каким-то отвлеченным сегментом сознания я поняла, что одного такого хотения достаточно для смерти, и подумала, что людям не надо было изобретать столько способов самоубийства — если действительно желать умереть, то ничего и делать не нужно… И тут произошло нечто еще более странное. Перед моими ослепшими от ужаса глазами возникла белая размытая фигура, висящая в пространстве точно не этого мира. Она спугнула черное пожелание смерти, сосредоточив все мое внимание на себе, и я утратила способность мыслить, разглядывая ее. Бесполезное занятие, кстати: детали видения невозможно было различить. Фигура точно была человеческой, но она сияла так, словно сама излучала свет, хотя и не резавший глаза. А потом у меня в голове раздался голос, приятный и спокойный…

«ЖИВИ! У ТЕБЯ ВСЕ ДЛЯ ЭТОГО ЕСТЬ. ТЫ ИДЕШЬ К ТОМУ, ЧЕГО САМА ЗАХОТЕЛА».

Как только я осознала эти слова, видение исчезло.

Воздух с громким всхрипом ворвался в легкие.

Ужаса не было, но и соображать я не могла, лишь белыми буквами мелькнуло в мозгу: «Это ангел. Меня не забыли!». Тут же наблюдающий сектор сознания напомнил, что я атеистка, но верить в заботу ангела оказалось приятнее, чем его слушать.