«Карагандинские девятины» — станут ли они «вечной памятью»? станут ли прощанием писателя с эпопеей народа казенно-армейского, человека служивого? Павловская большая «армейская тема» писалась совсем ни как социальная (социальные проблемы «разлагающейся армии», «дедовщины» и так далее были ловко описаны журналистами и бывшими комсомольцами), — не могла она писаться и как героическая. Она у него именно страдательная… У него «армейское пространство» прежде всего трагедийное, но только это и делает его значимым — со-ценностным и со-измеримым со всякой иной «обширной жизнью». Жизнью народной… Героям Павлова больно жить. Героям Павлова больно думать. В его прозе «у человека ничего, кроме жизни нет…». Писатель уловил вечную нашу правду о жизни, ее последнюю трагическую глубину — русское понимание как малой идеальности реальной жизни, так и аскетической неизбежности реальной смерти. Но не мал у писателя русский человек — он у него велик, потому как это все еще человек большого народа.

Олег Павлов — яркий публицист. Им написано несколько десятков публицистических статей, литературно-критических работ (о творчестве других писателей, о проблемах «новой прозы» 1990-х гг., «новом реализме» и др.): следует выделить большое эссе «Метафизика русской прозы», где Павлов определяет сущность русского реализма как свободное и органическое дыхание русской литературы (а не борьбу идей или идейность как таковую). Здесь же он отмечает родовые черты традиционного реалистического понимания мира, невозможного без Высокого смысла, идущего от Православия, невозможного без любви и жалости к человеку. Он печатает «Русские письма» («Москва», 2000) — реальные письма русских людей (из Личного Фонда А. И. Солженицына) были прожиты и прокомментированы писателем в контексте историческом, социальном и нравственном. «Россия теперь, жизнь в ней — это приговор всем слабым и немощным», — считает Павлов, и связывает будущее ее с судьбой Православия и значением веры в жизни каждого русского человека, с вопросом о земле и отношении к ней, ибо «правильным» для писателя остается традиционное отношение к земле и труду на ней — земля принадлежит Богу и ответственность за нее несет крестьянин перед Богом.

Эссе о творчестве Платонова, Пришвина, Солженицына, Шаламова, лагерной прозе и современных русских писателях вошли в циклы «Классики и современники». В публицистических циклах «Дневник больничного охранника» («Огонек» 1995) и «Нелитературная коллекция» («Октябрь», 1997) писатель ставит остро-социальные темы о подавлении, угнетении «простого человека», обращает внимание на вопрос о «бездомности» (буквальной и метафизической) современного человека. Литературную критику писателя так же выделяет полемическая острота и «прямой взгляд» — статьи печатались на страницах «Московских новостей», «Независимой газеты», «Литературной газеты», «Литературной России», «Учительской газеты», «Дня литературы», «Завтра», «Книжного обозрения» и стали заметным явлением в литературной жизни последнего десятилетия XX века.

Всякий писатель, самоопределяющий себя в литертуре, непременно соотносит себя и с литературной (реже с философской, но чаще с религиозной) традицией. И это правда, что выдумать «свою религию» и «свою науку» сегодня сподручнее и легче, чем прилепиться к традиции собственной культуры, философии, веры. Нынешний писатель, в сущности, обладает явными признаками сектантского сознания — отсюда даже и «свой народец». Олег Павлов, напротив, катастрофически не вписывается в ряды литературных сектантов — с их душной свободой и зловонным народцем. Он — писатель большого простора, большого народа, большой литературной традиции, осознанием себя внутри которой стало все его нынешнее творчество, уверенно стоящее на фундаменте знания-веры в то, что есть у нас Истина, а в искусстве «есть истинный порядок». и Олег Павлов высказывается непривычно определенно и ясно: либо ты принимаешь порядок, сложившейся в русской традиции, либо нет. Либо ты ценишь саморазвертывание жизни в русской литературе и способен жить этим порядком, либо нет. Нынешний же писатель иностранцем себя чувствует на собственном «культурном поле» — он не хочет быть носителем традиционного культурного языка, но является всего лишь пользователем, по своей изредка возникающей малой нужде, входящим в «сайт» под названием «Russian literatura», «Russian tradicion». Скажем прямо: все это — предательство русской культуры, и оно не может быть ничем иным, кроме как методичным движением к смысловой и этической пустоте. И тем более важно творчество Олега Павлова — писателя с самобытным творческим миром, связанного «воедино историческим родством с русской верой, культурой, наконец, с жизнью».

Не знаю, хорош ли Дмитрий Быков как поэт, интересен ли как критик (я у него читала статьи и качественные, и, напротив, какие-то препротивные — с вывертом), но вот романист он плохой. Но он так замечательно плох, что один из нашумевших его романов, в сущности, нам позволяет вообще раз и навсегда устроить поминки по постмодернисткой литературе…

Реклама «ЖД» (от издательства) обещала нам в этом романе очень «неполиткорректные» идеи, «невероятные» прогнозы «нашего будущего», а сам автор заранее просил прощения (в предисловии) у всех тех, чьи «национальные чувства» будут оскорблены или как-то задеты. Я же ничего «скандального», ничего «неполиткорректного» в романе не нашла, а мои национальные чувства пребывали в своей полноте и абсолютной неущемлённости, как и национальные мысли ничуть не были сдвинуты в какую бы то ни было сторону сочинением автора Д.Быкова. Ведь то, что представил Быков в «ЖД» принципиально не ново. Набор адекдотов о России — фирменное литературное «кушанье», в котором непременно, слышите, непременно, должно содержаться много перца, и главное, кислоты. Кислоты-яда, хорошо и качественно растворяющей историческую реальность ради ее виртуально-утопического образа, что никоим образом не заставит нас подозревать российских литераторов в неискренности. Им можно верить — верить их желаниям, чтобы все, сказанное ими о России и ее истории, было бы правдой. И эту своеобразную правду уже не раз преподносили читателю российские литераторы «нового покроя», вышедшие из 90-х годов XX века — Т.Толстая и В.Пелевин, Вл. Сорокина и М.Веллер (и несть числа более «юным дарованиям»).

Пожалуй, все началось с А.Кабакова, с его «Невозвращенца», пугающего публику обезьяноподобными существами, производящими погромы-разгромы на просторах отечественной истории. Давно началось. Но сколь «веревочке» не виться, все равно, в согласии с простейшей логикой (когда так много оказалось продолжателей), приходится стать тенденцией. Наш российский доморощенный постмодернизм доигрался до вампиризма. Высосав классику известным способом симулякрирования, осушив европейские интеллектуальные закрома травестированием, бросили писатели все силы свои в глубь отечественной истории, чтобы высосать и ее кровь. И чем глубже пласты истории («Кысь» Толстой — это была только «совковая» поверхность, «День опричника» Сорокина — не бог весть какая историческая даль!), тем мощнее «кровеносные сосуды». Тем лучше писателю-вамп.

Любой роман требует некоторого объема исторического пространства. В романе «ЖД» оно изначально искривлено введением фантастического элемента: действие его происходит «впереди» нашего времени, где-то году в 2015-м. Потому не удивляйтесь соседству в этом тексте мобильного телефона и докультурных легенд, персональных самолетов и дремучего оккультизма (у Сорокина в одном из последних сочинений было тоже самое: его опричники разъезжали на «мерсах» и тоже — исключительно все с «мобилами»). Фантастический «мозговой прием» позволяет автору растерзать историю на удобные ему составные части, — с одной стороны, а с другой, — изолировать свои высказывания от реальности, тем самым, снять авторскую ответственность за их проекцию на все ту же реальность. Но просто перенести действие в будущее — этого для автора — создателя очередного анекдота «про Русь-матушку», явно недостаточно. Нужен «некоторый сдвиг по шкале», смещение угла зрения на 15–20 градусов, чтобы беспрепятственно добиться нужных искажений и вместить в роман все те «мысли-феномены», социальные самочувствия и «славные идеи», которые выпустила на свет современная рыночная демократия РФ.