— Шутишь, да? Это же всё моё имущество! — Шмак только сейчас рассмотрел изображения на экране.

— Ни, ни, ни! Это — награбленное имущество, нажитое непосильным, но нечестным путём. Показать отчёты? Показать фамилии? Если хочешь, можем копнуть и глубже. Вот нахрена ты так рано вызвался, а? Может, скажешь своему начальнику, что у тебя живот заболел, и приедешь сюда чуть позже? И вообще я думал, что ты спишь до пяти вечера. Или тебя всё ещё штырит со вчерашней дискотеки?

— Гад, что ты хочешь? — начал орать, подымаясь, Шмак. — Что ты, сука, хочешь? Говори!

— Во-первых, гад — ты, а, во-вторых, я хочу, чтоб ты сдох, как и все те, кто уже, небось, пакует чемоданы, чтобы свалить из этой страны. Передай им — не поможет! Я каждый камень, каждую травинку в этом мире облазил, чтобы вы, суки, от меня никуда не скрылись. Я хочу, чтобы все знали правду о вас — о вас, кто придумывает эти немыслимые кредитные ставки, кто курс доллара поднимает и опускает, кто делает бензин в стране дороже в пять раз, чем он есть на самом деле, кто рассказывает нам о хорошей жизни в старости. Как же я вас всех ненавижу! Короче, тыкай в экран монитора. Шоу начинается.

Шмак с закрытыми глазами ткнул наугад в экран… Шутка Попова заключалась в том, что всё начало взрываться именно с той картинки, на которую Шмак указал пальцем. «Феррари», «Бентли», «Феретти». Шикарные дома. Вообще всё, что можно вообразить как самое дорогое в этом мире, — всё на наших глазах превращалось в мусор. Рейтинг страницы «Правда Сейчас» взлетел до космической рекордной отметки в 200 миллионов пользователей. Каждый в этом мире, кто имел Интернет, мог видеть, какие дела творятся в России.

— Ты же обещал, что мне хоть что-то оставишь! — возмутился Шмак.

— Ну. Ты пока ещё жив, и пока — пошёл вон: ты нам понадобишься позже… А сейчас у нас — обед!

Андрей обратился к одному из охранников, чтобы тот открыл ему клетку. Это можно было сделать и раньше, но почему-то никому не пришло в голову столь простое решение. Сержант не высказал никакого сопротивления: вставил ключ в гнездо, повернул его и отошёл в сторону.

— Уважаемые мои искатели справедливости, предлагаю нам всем поесть за одним столом. Молодые люди, помогите составить общий стол! Дамы, накрывайте еду, — командовал Андрей.

Попов подошёл к жене и детям и обнял их всех. Они стояли молча. В детях была такая же спокойная уверенность, как и в их отце. По всей видимости, они привыкли к выходкам Попова, который всю жизнь вытворял масштабные вещи. У Андрея была красивая жена. Впрочем, сейчас для меня все женщины вдруг стали красивыми — как после выпивки. Хотелось всех и сразу. Я подошел к Элине, которая что-то строчила на своей странице.

— Спасибо, что провела меня сюда. Никогда в жизни ничего подобного не испытывал. И разреши тебя поздравить — с твоими миллионами…

— Завидуешь? — не оборачиваясь, спросила она.

— Нет, что ты! Просто теперь буду любить тебя за деньги. И отныне не проси, чтобы я покупал тебе еду!

— Ты же знаешь, что ты мне нравишься, — она посмотрела мне в глаза.

— И когда это я начал тебе нравиться?

— Всегда. С первого дня.

— Ты так говоришь потому, что нам осталось жить не понятно сколько времени?

— Дурак ты. Он же сказал, что с нами всё будет в порядке, — она качнула головой в сторону Попова.

— А мне кажется, нет. Андрей демонстрирует свою радость — этакий эмоциональный кураж перед неминуемой смертью! Сама подумай: сейчас миллионы людей смотрят в экран, ждут тревожных новостей, а мы здесь исполняем любые его желания. Вот ты, к примеру: через пару минут можешь стать известной художницей. Или журналистом, которого знает весь мир. Можешь просить всё, что пожелаешь. Понимаешь?..

— А если я скажу, что сейчас хочу тебя, ты мне откажешь?

— Разве я тебе когда-нибудь отказывал?

Присутствующие в зале суда были заняты сервировкой обеда. От обилия деликатесов, источающих соблазнительные ароматы, от предвкушения вина, которое уже разливалось по бокалам, народ воодушевился и всё своё внимание сосредоточил на том, чем бы побаловать свои вкусовые рецепторы. Поэтому никто не заметил, как мы с Элей скрылись за судейской стойкой. Я прикоснулся к её промежности. Эля была возбуждена. Через юбку ощущалось, что она хочет, чтобы я вставил ей. Жарким шёпотом она попросила: «Хочу кончить… У меня стресс… Помоги мне!».

Я развернул компьютер в нашу сторону и включил камеру. Со стороны это выглядело, будто мы что-то делаем в своём блоге…

Но, по сути, так оно и было! Мы не просто «что-то делали» — мы трахались в прямом эфире перед аудиторией в 200 миллионов человек, — в зале суда, где находился Андрей Попов со своей женой, близкими ему людьми, свидетелями и многочисленными охранниками, которые, забыв на время про свои социальные роли и должностные обязанности, пили вино, вкусно закусывали и не тревожились по поводу того, что кое-кто отсутствует за столом. В какой-то момент я шепнул Элине на ухо: «Если мы выберемся отсюда, я хочу, чтобы ты стала моей женой. Той самой женщиной, которая родит мне детей. Спасибо, что ты у меня есть», — и кончил в неё. Она кончила со мной одновременно. Мы отдышались, пришли в себя и улыбнулись в камеру, надеясь, что стали известными на весь мир.

Держась за руки, мы прошли к столу и скромно присели с краю. Если раньше я видел, в основном, только затылки, то сейчас мог рассмотреть людей более подробно. Из тридцати занявших свои места на «зрительских» скамейках к представителям прессы, помимо нас с Эллиной, можно было отнести человек пять. Но это были какие-то совершено реликтовые особи, и они, очевидно, были отобраны кем-то, чтобы оказаться здесь.

Фотограф лет пятидесяти пяти, совсем седой, с древним цифровым «Никоном», весь в походном камуфляже со множеством карманов — на жилетке, клетчатой рубашке, холщовых застиранных брюках. Он сразу присел поближе к водочке, а в тарелку наложил себе закуску попроще — хлеб, ветчина, картошка.

Рядом с ним уселся другой репортёр — явно представитель газеты «На страже Родины»: сухопарый, в очках-аквариумах, с нервными тонкими пальцами, стреляющий глазами направо-налево и время от времени достающий блокнот, чтобы вписать туда несколько строк только ему понятной тайнописью.

Были ещё три дамочки, которых я бы тоже отнёс к «прессе», потому что они постоянно что-то шептали в свои диктофоны и время от времени делали звонки, разговаривая, прикрывая рот ладошкой. Причём сами они говорили мало — больше слушали, кивая головой и повторяя коротко: «Да. Ясно. Поняла. Так точно.». Одна из них была помоложе, но настолько стёртая, безликая и нелепо деревенская, будто её, в качестве спецкора, отправили из главной районной газеты какого-нибудь сибирского Задрищенска. Зато две другие бабки были опытными и тёртыми писаками из разряда «Чего изволите?». В молодости они честно пропагандировали пленумы ЦК КПСС; в 90-е честно громили коммунистов и пели хвалу Ельцину, Гайдару, Черномырдину, Кириенко и Немцову; а в новом тысячелетии вдруг обнаружили «язвы ельцинского времени» и стали уповать на «сильную руку молодого и спортивного лидера державы». Вот и сейчас эти резвые бабули чиркали в своих клетчатых тетрадях гневные заметки о распущенности олигархов, которые позволяют вытворять в зале суда (!) такую ересь как обед. Им всё было в диковинку в этом «бандитском» меню, и названия некоторых блюд они просили записать своей рукой девушку, что сидела с ними рядом и которая была явно из стана родственников Попова.

По моим прикидкам, родственников Попова было человек восемь — это кроме Анны с мальчишками и двух боксёров, что служили им охраной. Две бабушки и один дед. Две молодухи, внешне очень похожие на Андрея, возможно, его сёстры — прямые или двоюродные. И с ними три мужчины в возрасте от 25 до 40 лет — возможно, двое из них были мужьями «сестёр», а один — то ли сват, то ли брат. Но по тому, как они общались, переглядывались, передавали друг другу носовые платки, яблоки или бумаги, были видно, что это люди одного круга, одного племени.