Николас Робинсон ходил большими шагами по комнате, задевая кресла и топча лежащие на полу тряпки и клочки бумаги. При виде Алекса и Паркера он остановился, а потом подошел к ним.

— Вы уже закончили? Я могу идти к ней?

— Конечно, — Джо остановился на середине комнаты. — Я хочу задать вам пару вопросов, если можно.

— Слушаю, — Николас остановился возле двери и повернулся к ним.

— Вы обещали сказать нам сегодня вечером, что вы делали так рано вне дома, мистер Робинсон.

— Что? Я?.. — Николас открыл рот, а потом Алекс увидел, что его покрытое веснушками лицо явно бледнеет под ярким светом большой лампы, висящей у потолка. — Я? — повторил он, с явным усилием стараясь овладеть собой. — Я? Я писал, конечно. Я был на натуре, я ведь для этого сюда приехал…

— Да, я понимаю. А вы не могли бы показать нам ту картину, над которой сегодня работали?.. — Алекс не закончил. Он быстро подошел к стене и взял двумя пальцами край натянутого на подрамник полотна. Прежде чем Николас успел помешать ему, он повернул картину к свету.

— А это еще что такое? — тихо спросил Паркер и почти прыжком очутился напротив холста, на котором посреди совершенно реалистического пейзажа, представляющего Дьявольскую скалу и Норфорд Мэнор, в блеске восходящего солнца Дьявол, окруженный ночными бабочками, чудовищами и головами без туловища, стремительно уносил, сжимая в когтях и колотя перепончатыми крыльями, маленького человечка с большой карикатурной головой. А человечком этим был Ирвинг Эклстоун, изображенный с таким поразительным сходством, что у Джо перехватило дыхание. Картина была выдержана в лучших традициях Иеронима Босха.

— Я… то есть… — Николас оглянулся с внезапным ужасом. — Она не должна это увидеть. Я совсем забыл о картине, когда все это случилось.

О боже…

— Значит именно это вы писали сегодня утром… — сказал Джо. — Как же пророчески…

— Я лишь хотел… Вы помните, что он сказал во время ланча? Он говорил, что мы, абстракционисты, не умеем рисовать так, как рисовали когда-то. Это должен был быть подарок ему…

— Подарок! — пробормотал Паркер. — Очевидно, на день рождения.

— Что вы берете с собой, когда идете писать на натуре? — быстро спросил Джо.

— Что? Я?.. — Николас по-прежнему не мог оторвать глаз от своей картины. — Это ужасно… — прошептал он. — Я должен ее уничтожить, немедленно…

— О, нет… — возразил Паркер. — Вы не сделаете этого. Картина слишком интересна.

— Бен, — Алекс повернулся к нему, — думаю, что будет лучше, если мистер Робинсон сам будет решать судьбу своих картин. Однако пока я хотел бы получить ответ на мой вопрос.

— Что беру? Краски, конечно, полотно, мольберт…

— Вот этот? Или нет? — Джо показал на обычный деревянный мольберт, на котором сейчас ничего не было.

— Нет. У меня есть великолепный швейцарский мольберт, складной, как штатив… Еще беру кисти и что-нибудь поесть… Позвольте мне повернуть ее к стене. Она может войти сюда, и это было бы ужасно.

Джо повернул к стене эту поразительную картину и, увидев в глазах Николаса выражение глубокого облегчения, с пониманием кивнул головой.

— Ваша жена, я надеюсь, никогда не узнает, что вы написали. Но я прошу вас ответить еще на один вопрос. Когда вы возвращаетесь с натуры, вы все это уносите сюда, наверх, не так ли?

— Да. Только мольберт я оставляю внизу, потому что он мне здесь не нужен. Я вкладываю его в гнездо для зонтиков на вешалке в холле. Он складывается, как штатив…

— Так, — Алекс вдруг повернулся к двери. — Спасибо вам. И прошу вас идти к жене. Она очень нуждается в вас.

— А разве… — Николас глянул на свою картину. — А вы… вы, надеюсь, не станете упоминать об этой картине, потому что я ни за что не хотел бы, чтобы Джоан… — он развел руками.

— Мы постараемся сохранить эту тайну, — Алекс кивнул ему головой и вышел. Однако он не направился обратно в сторону кабинета Ирвинга, а начал спускаться вниз.

Паркер шел за ним, тихонько посвистывая и оглядываясь по сторонам.

Внизу, в холле, Томас Кемпт, стоя у двери своей комнаты, разговаривал с доктором Дюком. Увидев Паркера и Алекса, они замолчали.

— Можно вас на пару слов? — быстро спросил Джо молодого архитектора и, не ожидая ответа, нажал ручку двери.

Паркер вошел за ним с тем же выражением рассеянности, которое старательно скрывал от посторонних. Но Джо, который знал его много лет, понимал, что заместителя начальника Департамента уголовного розыска начинает интересовать эта на первый взгляд бессмысленная ситуация.

Кемпт вошел за ними и закрыл дверь.

— Чем могу быть полезен? — спросил он тихо.

Джо осмотрел комнату, обставленную почти по-спартански. В углу стояла низкая кушетка, а всю длину стены под окном занимал чертежный стол с разбросанными на нем бумагами. На стене висела старинная гравюра, представляющая погоню за лисой охотников в ярких красных фраках. На маленькой вешалке висели брезентовая рыбацкая шляпа и бинокль, и тут же стояли две удочки.

— Что вы думаете о Николасе Робинсоне? — спросил Алекс напрямик.

— О Николасе? Уж не хотите ли вы сказать, что… Что думаю?.. Я его очень люблю и думаю, что это самый порядочный человек в мире.

— Так. А его жена? Вы знакомы с детства, не правда ли?

— Да. Я старше Джоан и знаю ее практически со дня, когда она родилась. Могу о ней сказать лишь то, что и о нем, а может, даже больше и лучше, потому что знаю ее дольше и мог бы положить за нее голову в любом деле, от самого пустякового до самого серьезного. Джоан — кристальная девушка.

— Благодарю… — Алекс склонил голову. — Возможно, позже я спрошу вас еще о некоторых подробностях. А пока…

Не закончив фразы, он вышел из комнаты, а изумленный Паркер следом за ним.

В холле уже не было доктора Дюка, зато стоял сержант Джонс.

— Этот садовник уже начинает приходить в чувство, сэр! — сказал Джонс. — Что с ним делать?

Паркер посмотрел на Алекса.

— Наверно, ты мечтаешь допросить его, Джо?

— Нет, не мечтаю, но это может пригодиться. Сам не знаю. Во всяком случае, надо с ним обменяться парой слов. Он у себя в домике?

— Да, сэр.

Джо шагнул к двери, но вдруг остановился.

— Ах, какой же я дурак! Какой я поразительный дурак, Бен! — он понизил голос. — Умоляю тебя, нужно немедленно собрать всех этих людей где-нибудь, лучше всего в столовой. Кроме доктора Дюка… Джонс, найдите доктора Дюка и приведите его сюда. Наверно, он у себя в комнате или там, — указал рукой, — у старой леди Эклстоун.

Джонс резко повернулся, подошел к двери комнаты Дюка и постучал. Через секунду он вошел и почти тут же вышел в обществе молодого врача.

— Если вы… — начал Дюк.

Алекс быстрым движением руки остановил его.

— Давайте покончим с нелепостями. Дело слишком серьезное. Вам необходимо немедленно отправиться в комнату старой леди Эклстоун и не оставлять ее ни на секунду до тех пор, пока я не приду и не освобожу вас. Я возлагаю на вас полную ответственность за ее жизнь и здоровье. Вы поняли меня?

Дюк невольно выпрямился.

— Вы… вы это серьезно?..

— Доктор, я не знаю, служили ли вы в армии, но считайте, что это приказ, независимо от того, что вы думаете о своих гражданских свободах. Вы находитесь здесь только для того, чтобы ее охранять, и я ничего от вас не требую, кроме того, чтобы вы в критический момент выполнили свою обязанность. И прошу вас ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах не оставлять комнату леди ни с ней, ни без нее.

— Слушаюсь, — сказал доктор Дюк и без слов направился к двери спальни владелицы Норфорд Мэнор.

Когда дверь за ним закрылась, Джо резко повернулся и направил указательный палец в грудь Джонса.

— Сержант! Нужно сделать это очень точно!

— Что именно, сэр?

— Собрать их всех в столовой, за исключением доктора Дюка и старушки, которые не имеют права покидать спальню. Мы вернемся через десять минут.