— Я — Докьи, — произнёс тот, не кланяясь. — Это — Розторн.

Посыльный слегка поклонился, и протянул другой свиток:

— Тогда я имею честь преподнести приглашение моего господина Посвящённому Адепту Розторн и её спутником, — сказал он.

Его тёмные глаза метнулись к Браяру и Эвви. Он поклонился, очень легонько, но в его голосе всё же звучало уважение, когда он произнёс на тийон:

— Я ошибаюсь? Неужели я также имею часть стоять в присутствии На́ншур Браяра Мосса и его ученицы, Эвумэймэй Дингзай?

Слово «наншур» на тийон означало «маг».

Браяр был впечатлён, вопреки себе. Немногие взрослые давали ему положенный титул, отказываясь верить в то, что кто-то столь молодой добился сертификации мага и могущества. Он вернул поклон, и стал тыкать Эвви ногой, пока та не последовала его примеру. Поскольку к этому времени он уже довольно часто бывал при королевских дворах и в дворянских домах, чтобы ориентироваться в их запутанном этикете, Браяр вежливо произнёс на тийон:

— Могу я быть благословлён знанием имени моего собеседника, дабы я мог поблагодарить его предков за радость знакомства с их потомком, столь добродетельным и проницательным?

— Поверить не могу, что ты это только что сказал, — пробормотала Эвви.

Браяр жаждал устроить ей надлежащий выговор. Вместо этого он сохранял приятное выражение лица, и продолжил смотреть на посыльного. Если тот и услышал Эвви, то не подал виду, но дал Браяру немного более глубокий поклон. Были ли все его движения точно выверенными? Это заставило Браяра задуматься о том, была ли у посыльного дома мерный шест, и упражнялся ли он в отвешивании поклонов до каждой отдельной засечки, чтобы в точности знать, насколько глубоко нужно кланяться лорду, или магу, или кому-то, кто сделал ему комплимент.

— Простите этого смиренного вестника, милосердный наншур, но когда этот смиренный слуга императора, велико его имя, Сын всех Богов, Повелитель Львов, говорит голосом столь сильномогучего господина, его собственное жалкое имя и самое его существо стирается. Остаётся лишь имя могучего Императора Уэй-шу Ма́о-рин Гуа́н-гонг Жи́-ан, шестого в Династии Лонг.

Курьер слегка склонил голову набок, в его чёрные глаза сверкали более чем толикой озорства.

— А если мы хотели бы спросить, какая стоит погода на перевалах, мы бы сказали «Прости, ты?» — поинтересовалась Эвви. — Откуда императору в своём далёком дворце знать о погоде в горах?

Браяр не назвал бы гневным тот быстрый взгляд, который курьер бросил на Эвви. Отвращение, возможно. Мужчина сумел натянуть на лицо улыбку — весьма скупую. Именно её он и предложил Эвви:

— Но ведь именно Орёл Небес, Нисповергатель Гор — тот, кто устроил мне лёгкий путь через Перевал Ледяного Льва, — прохладно сказал он. — Таково было его рвение познакомиться с Посвящённым Адептом Розторн, Наншур Браяром Моссом, и даже ученицей столь прославленных творцов магии, что наш грозный господин изгнал бури и заставил снега на Перевале Ледяного Льва расступиться, чтобы позволить этому ничтожному посыльному принести вам любезное имперское приглашение.

Розторн наконец подняла взгляд от свитка, сверкая карими глазами:

— Это… это поразительно.

Она посмотрела на Докьи, первым, потом на Бога-Короля.

— Я сказала вам, что мы планировали поехать в Янджинг с караваном Торговцев, когда откроются перевалы, а потом отплыть домой из Ханджэ́н. Мы надеялись — мы с Браяром надеялись — посетить по пути как можно больше садов и садовников. Я никогда не думала… Я не ожидала…

Она сделала глубокий вдох, затем выдохнула.

— Браяр, император пригласил нас посетить Зимний Дворец в До́хан. Он предлагает лично показать нам тамошние свои сады.

— Вы, все трое, приглашены в качестве гостей на праздновании пятидесятого дня рождения Сына Богов, — сказал посыльный. — Это — редчайшая честь. В Янджинге будут лорды, сердито скрипящие зубами от того, что их не пригласили.

— Сады в имперском дворце в Дохан, — прошептала Розторн, проводя пальцами по тиснёным золотым буквам на свитке с приглашением. Её идеально изогнутые брови сомкнулись, когда она взволнованно нахмурилась. Обращаясь к Богу-Королю, она сказала:

— Вы будете оскорблены, если мы так скоро уедем? Потому что вы были с нами очень любезны, и я правда не хочу вас оскорбить.

Браяр посмотрел на Бога-Короля. Осмелится ли он сказать «нет», учитывая его утренние заботы? Разве он тогда не говорил так, будто с нетерпением ждал любого конфликта с великим императором Янджинга?

Бог-Король улыбнулся Розторн:

— Удерживать тебя от самых знаменитых садов в нашей части мира? Это было бы жестоко с моей стороны. Ты дала нам четыре великолепных месяца своего общества. Я лишь сожалею о твоём отбытии так же, как сожалел бы, поступи ты согласно своему изначальном плану, уехав через шесть недель.

Обращаясь к посыльному, он сказал:

— Я надеюсь, ты дашь им два дня на сбор вещей и прощание с нами.

Посыльный повернулся лицом к Богу-Королю, снова встал на колени, и коснулся лбом пола. Его спутники всё это время так и провели в этом положении.

— Мой великолепный господин приказал своему покорному слуге повиноваться Богу-Королю Гьонг-ши во всём, — ответил он.

— Полагаю, это значит «да», — услышал Браяр тихие слова Розторн, обращённые к Докьи, поскольку теперь посыльный не смотрел в её сторону.

Браяр позволил вздоху облегчения вырваться из своей груди. Она была в своём обычном, насмешливом, упрямом состоянии. Было понятно, что она будет рада возможности увидеть знаменитые личные сады императора, но после ремарок Бога-Короля и всех слухов и рассказов об императоре, которые Браяр услышал за четыре месяца, Браяр хотел, чтобы Розторн была на пике упрямства. Поскольку приглядывать ему приходилось сразу за Розторн и за Эвви, Браяру нужен был весь здравый смысл, какой он только мог найти, купить, или украсть.

Эвумэймэй Дингзай была очень несчастна. Во-первых, ей было жарко. После того, как они спустились с высот Дримбаканг Шарлог, они оказались во влажных, залитых солнцем землях, где уже потеплело, не смотря на едва только начавшуюся весну. Сегодня было даже теплее обычного. К её дискомфорту добавляло то, что они с Розторн ехали в наиэлегантнейшем паланкине, направляясь на первую часть празднования дня рождения Императора Уэй-шу. Носильщики несли их по одной из многих дорог Зимнего Дворца, от каковой головотрясной «чести» Эвви с радостью бы отказалась. Шторы паланкина были задёрнуты, как им сказали их слуги-хранители, чтобы чернь не глазела на привилегированных гостий императора, и чтобы их одежды не запылились. Это значило, что они тряслись в душной, завёрнутой в шёлк коробке.

Её заставляла молчать лишь мысль о Розторн, которая схватит её за ухо, если она выразит свои чувства вслух. Но ведь даже Розторн может понять, почему девочке, одетой в три слоя шёлковых халатов и с волосами, намасленными, заплетёнными в косички и заколотыми украшенными самоцветами заколками, могло захотеться что-то сказать, пусть и себе под нос. Однако, Розторн часто придерживалась странных воззрения насчёт поведения, которое она ожидала от своих спутников, поэтому Эвви было лучше держать свои жалобы за зубами. То есть, по крайней мере, если она хотела, чтобы её ухо сохраняло своё надлежащее положение у неё на голове.

Эвви хотела сказать, что это было нечестно. От Розторн, посвящённой признанной религии, придворный этикет требовал носить лишь одежды, подобные тем, что она носила на службе своим богам. Конечно, император потребовал, чтобы эти одежды были шёлковыми: белая сорочка и зелёное облачение хвойно-зелёного цвета, которые носили посвящённые западного Живого Круга. У Розторн не было воротника. У Эвви их было три, и они открывали больше ничем не прикрытой кожи Эвви, чем ей казалось приличным. Она попыталась подтянуть один из слоёв, чтобы прикрыть верхнюю часть своей груди, но потерпела неудачу.