— Не держись так крепко, — хрипло прошептала Трис существу.

От постоянной тошноты у неё першило в горле. Ей потребовалось провести три дня в кровати, чтобы заставить свои продвинутые магические навыки больше не кружить ей голову.

— Они тебя полюбят. Все тебя любят. По крайней мере, они будут тебя любить, если ты не будешь есть их дорогостоящие порошки и предметы.

Стеклянное существо расправило блестящие крылья, чтобы удержать равновесие, и стало очевидно, что оно являлось стеклянным драконом. Существо издало звенящий звук, похожий на звон чистого хрусталя.

— Нет, ты почти никогда не желаешь зла, — ответила Трис.

Хотя она не могла в точности понять существо, которое она назвала Чайм, этот разговор у них был не впервые.

— Но ты всегда ешь всё, что, на вид, способно придать цвет твоему пламени, а потом большую часть отрыгиваешь обратно.

Хотя гуртовщик завернул телегу в ворота дома номер 6, Трис задержалась позади, волнуясь перед тем, как вновь увидит своих сестёр. «Только вспомни всех тех южных магов, которые узнали, что я могу немного видеть, или намного слышать, на ветрах», — напомнила она себе. «Как они вели себя, будто я что-то у них украла — будто я собираюсь украсть! Как они твердили, что я считала себя лучше них, пока я боролась с вызываемой головными болями тошнотой. Как они начали прятать свои записи и закрывать двери, если я проходила мимо. Хочу ли я, чтобы Сэндри и Даджа так же переменили ко мне отношение? Хочу ли я, чтобы они решили, будто я считаю себя лучше их, лишь потому, что могу сотворить один особый трюк?»

«Когда я начала, всё было не так плохо», — думала она, заставляя себя войти в ворота. «Когда люди не знали. Но потом всё раскрылось, когда я заранее узнала, что Глаки упала и сломала руку. После этого они все решили, что я буду ими помыкать».

Она посмотрела на дом. К ней шли две девушки — чёрная и белая. На одной из них был кузнечный фартук; другая была одета как дворянка. Обе улыбались так же неуверенно, как сама Трис. Трис встала, хмурясь. На миг эти двое были незнакомками, гладкими и элегантными существами, которые двигались так, будто были уверены в себе. За их спиной стоял трёхэтажный дом с аккуратно высаженными полосками сада спереди, хорошим железным литьём вокруг окон и крепкими пристройками по обе стороны. Даже район был дорогим.

«Они выглядят так, будто весь мир принадлежит им», — уныло подумала она, поражённая до глубины души. «И разве нет? Даджа смогла позволить себе этот дом, благодаря своей работе с живыми металлом. Сэндри — богатая. Когда Браяр вернётся — если он вернётся, — он тоже будет богатым, благодаря работе с миниатюрными деревьями. Это я — бедная. Я никогда не впишусь здесь так, как они».

— Я буду твоей домоправительницей, Даджа, — внезапно сказала она. — Я не буду иждивенкой. Я заработаю на своё проживание.

Сэндри и Даджа переглянулись. Внезапно они — и раздражённый взгляд, которым они обменялись — стали выглядеть очень знакомо.

— Всё та же Трис, — хором сказали они.

Трис нахмурилась:

— Я серьёзно.

Сэндри подошла и поцеловала Трис в щёку:

— Мы знаем. Ох, вот ведь — ты вся в поту. И цвет лица ужасный. Ларк писала, что тебе нездоровится. Идём…

Её голубые глаза широко распахнулись, когда Чайм встала в полный рост у Трис на плече и испустила звук стекла по стеклу.

— Привет, красавица, — сказала Даджа, протягивая обе руки. — Ты должно быть Чайм.

Стеклянная драконица скользнула по воздуху, опустившись Дадже в руки.

— Предательница, — проворчала Трис.

Она позволила Сэндри приобнять себя рукой за плечи.

— Вообще-то, я бы не отказалась от чаю, — призналась она.

Даджа первой зашла в дом, воркованием передавая Чайм своё восхищение.

Поначалу возвращение Браяра Мосса домой было великолепным. Ларк подействовала на них всех своей особым, приветственным волшебством, стерев с лица Розторн морщины, которые, как думал Браяр, уже никогда не исчезнут, и заставив Эвви чувствовать себя такой же желанной гостьей, как если бы она была собственной дочерью Ларк. Встретившись с Луво, необычным другом Эвви, Ларк почти сразу нашла ему идеальное место, где он мог сидеть и наблюдать за ними. Браяру она отдала честь, давая ему знать, что он наконец привёл их всех домой в целости и сохранности. Тогда вроде бы не имело значения, что Трис оставила у Ларк новую ученицу, и что наверху жил другой ученик, настолько робкий, что не хотел ни с кем делить чердачный этаж. Для Браяра имело значение лишь то, что он был в Дисциплине и в безопасности, что Медвежонок его не забыл, и что Розторн казалась гораздо более похожей на себя-прежнюю, чем она была с тех пор, как они достигли дальнего востока. Даже вид храмовых одежд — зелёных для Земли, здесь, в Дисциплине; красных для Огня, жёлтых для Воздуха, синих для Воды и белых для послушников — его не беспокоил. Это был Эмелан, а не Гьонг-ши. Из-за стен до него доносились звуки ударов волн о берег в бухте и крики чаек в небе. Браяр был дома, в безопасности.

Первая проблема нагрянула, когда Розторн сказала, что он может спать в её комнате в первые несколько ночей в Дисциплине.

Сама она временно переедет в комнату Ларк. Девочка Глаки занимала прежнюю комнату Браяра. И речи не шло о том, чтобы делить с люто робким Комасом чердак. Это было странное ощущение — лежать в маленькой, аккуратной комнате Розторн, но это было лишь временно. С тех самых пор, как они получили письмо Сэндри, встав в порту Хатара, Браяр знал, что всё изменилось. Тогда он подумал, что это ему на руку. Он не мог жить так, как жил раньше — в маленьком храмовом коттедже, под присмотром слишком уж проницательных глаз Ларк и Розторн.

Кровать Розторн была просто неудобной. Это была твёрдая койка посвящённой, которую никто бы не назвал роскошной, но Браяр не привык даже к этой щепотке мягкости. Мысленно попросив у Розторн прощения и пообещав, что вернёт комнату в прежний вид, Браяр перенёс постель на пол. Это было лучше, но когда это Дисциплина стала такой шумной? Пол на чердаке скрипел — этот парень там что, катался туда-сюда? Браяр не мог вспомнить, просыпался ли он раньше от боя часов на Оси. Потом он мог поклясться, что ему был слышен доносившийся из комнаты Глаки собачий храп.

А ещё было душно. Кто тут вообще мог дышать?

Наконец он нашёл свой спальный мешок и прокрался через заднюю дверь в сад. Было холодно, для Эмелана, у Моря Камней стояла зима, но спальный мешок Браяра был сделан для зим Гьонг-ши. Он более чем подходил для ночи без дождя, даже в Луну Бури. Браяр разложил его в саду и забрался под одеяло, пока вокруг него стояли, полностью погрузившись в дрёму, кусты и лозы. Он уснул сразу же, как только натянул до подбородка одеяла.

Он услышал звон храмовых колоколов, зовущих посвящённых храма Земли на полуночные службы в честь их богов. Когда он начал проваливаться обратно в сны, вокруг него взревело пламя, бросая на его веки кошмарные тени. Вдалеке слышались победные крики воинов и полные ужаса вопли людей. Ветер заносил в его ноздри запах крови и дыма.

Он был завёрнут в пылающие ковры. Браяр пытался высвободиться из них, пока запущенные из катапульт камни крушили стены храма.

Браяр втянул воздух, садясь. По его лицу стекал пот, от него щипало глаза. Метаясь во сне он разорвал свой спальный мешок, раскидав одеяла по зимнему саду. Дрожа, он хватал ртом холодный воздух, пытаясь вычистить из носа и горла застоявшуюся вонь горящего дерева и тел. Когда его голова прочистилась, он подтянул к себе колени и обхватил их руками. Прижавшись лицом к ногам, он заплакал.

— Дело в колоколах, зовущих на службы, так ведь?

Розторн сидела рядом, тень среди теней. Она говорила слегка невнятно.

Браяр потёр лицо о колени, прежде чем поднять голову:

— Колокола? — спросил он.

У Розторн были свои кошмары за последние два года.