Даджа и Сэндри переглянулись, будто говоря «Трис в своём репертуаре».

— Я создала то, что помогло Бэну Ладрадуну убить много людей, — мрачно сказала им Даджа. — Так много. Я думала, что поймав его, и увидев, как его казнят за поджоги, исправит моё сердце, вернёт всё на место, но этого так и не произошло. Он мне по-прежнему нравился. Поэтому я помогла убить его быстро, чтобы он не чувствовал боли. Я не хотела, чтобы вы знали о том, что что-то моё — что-то наше, потому что это был живой металл, и мы все были его частью — вызвало так много смертей. Бывают дни, когда я не могу простить себя. Я не думала, что вы смогли бы.

Она закрыла глаза, её широкие губы дрожали.

Сэндри опустила взгляд себе на колени. Она была одета в розовое, как и в тот день, в офисе юриста.

— Я порвала трёх человек на куски, чтобы спасти жизнь своему ученику, — прямо заявила она.

Она услышала, как Трис сделала глубокий вдох.

— Вы думали, дома я буду в безопасности? Это были убийцы, безмагия пожирала их живьём, и человечности в них почти не оставалось. Другого выхода не было, но…

Она уткнулась лицом в колени.

— Теперь мы знаем то, что скрывали друг от друга, — через какое-то время сухо произнесла Даджа. — Это что-то меняет?

— Как? — поинтересовался Браяр. — Сражение с пиратами не заставило нас ненавидеть друг друга. Мы знали, почему мы это сделали. Неспособность простить себя — это не то же самое, что понимать друг друга. Друг к другу мы относимся гораздо легче, чем к себе. Что касается тебя, Меднокудрая, то ты всегда возилась со странной магией.

— Это просто ты, Трис, — сказала Даджа.

Сэндри подняла голову:

— Я бы не поменялась с тобой местами и за тысячу золотых маджей, Трис. Я виду, как люди дёргаются вокруг тебя. Но это не меняет моего к тебе отношения.

Трис посмотрела на неё:

— Значит, мы — снова круг.

— Меня это устраивает, — сказал Браяр. — Я и не знал, как мне этого недоставало, пока мы не вернулись.

— Пока мы не воссоздали нас, — сказала Даджа. — Пока Берэнин нас не выковала заново.

— Ты простишь меня, если я её не поблагодарю, — сказала им Сэндри, ложась спиной на солому. — Она, может, и является моей родственницей по крови, но я предпочитаю семью, которую я выбрала сама.

— Браяр, а мы можем возвращаться сюда? — спросила Даджа. — Это место останется здесь?

— Я сделал его для нас, — ответил он, удивлённый тем, что она ещё это не осознала.

Здесь, в этом месте, они могли чувствовать то же, что и он.

— Ладно, я сделал его в первую очередь для себя, но оно было нами. Это и сейчас мы.

— «Это — всегда мы», — сказали они вчетвером.