Чтобы не запороть собеседование до его начала, Акс проглотил горечь и двинулся по укрытому снегом газону, потом переступил через низкий бордюр и поднялся по ступенькам к парадному входу.

На двери висел медный молоток размером с его кулак, а также виднелся замаскированный видеофон чуть сбоку.

Он тянулся к кнопке, когда тяжелую панель открыл… ничего себе… дворецкий в униформе, подозрительно напоминавший Сера Джона Гилгуда^[32].

Во времена его съемок в «Артуре».

– Вы Аксвелл, сын Тэрша? – спросил мужчина с идеальной дикцией.

По неясной и бесполезной причине мозг Акс выплюнул лучшую пьяную цитату Дадли Мура^[33]: «Ты шлюха?! Господи…. Я забыл! Думал лишь о том, как мне офигенно с тобой!»^[34].

– Господин? – добавил дворецкий. – Вы – Аксвелл?

Встряхнувшись, он чуть не ответил «Ага».

– Да, это я.

– Прошу вас, входите. – Отступив назад, дворецкий рукой пригласил его в дом. – Я сообщу своему хозяину, что вы пришли в назначенное время.

– Спасибо. Благодарю.

Посмотрев на парня, Акс устыдился своего происхождения. Черт, да от всего происходящего ему хотелось…

Акс застыл как вкопанный. Принюхавшись, он набрал в грудь воздуха, пока дворецкий в смокинге говорил что-то, а потом отвернулся и прошел к закрытой двери.

Секундочку, – подумал Акс.

Повернувшись по кругу, Акс продолжил изучать запахи в воздухе. Огромный холл, фойе или как называлось это место, мог спокойно вместить три его коттеджа, и все равно останется место для кегельбана, бассейна и, может, даже для катка. А вещи, расставленные по старинному, напоминавшему собор пространству, выглядели на самом деле древними и крайне дорогими: пол был выложен бело-серым мрамором, повсюду развешан хрусталь и куча масляных картин – на стенах. О, и здесь был камин, но не похожий на тот, что согревал его в дневные часы. Их выполнен из черного мрамора, украшен золотым резным орнаментом, а очаг был таким большим, что там лежали не дрова, а целые стволы.

Но на это все ему было глубоко плевать.

То, что Акс уловил в воздухе, отфильтровав запах горящих дров в камине, мыла от доджена и смутный запах поданного где-то на первом этаже мяса… это был запах женщины, которую он встретил прошлой ночью.

Кузина Пэйтона либо приходила сюда недавно… либо жила под этой крышей.

– Мой хозяин примет вас сейчас, – сказал дворецкий из-за его спины.

Да, подумал Акс, разворачиваясь. Еще как примет.

Порой кошмар разворачивается на твоих глазах, причиняя боль твоим любимым, и как бы ты ни молил о пробуждении… понимаешь, что тебя не разбудит будильник, ты не сможешь поднять веки, перевернуться и очнуться ото сна.

Сейчас Мэри страдала в подобной петле.

Битти лежала на экзаменационном столе, белая простыня и покрывало собралось сбоку, кожа на ее хрупких бледных ногах блестела в свете огромной лампы. Битти была такой белой, лицо стало под цвет «Клинекса», и она тряслась, дергалась, представляла собой истощенную версию той веселой малышки, которой всегда была.

Мэри стояла рядом с ней, и больничная среда – пиканье оборудования, белая плитка, нержавеющая сталь повсюду, народ в халатах и масках – все обрело кристальную четкость и одновременно казалось размытым… и, как во сне, эти две крайности восприятия хаотично сменяли друг друга.

Мэри знала, что будет сложно пережить эту ночь. Но думала, что причиной станут воспоминания Битти о насилии. Или потому, что девочке придется вернуться в клинику, где у нее на глазах умерла ее мать. А, может, испытает клаустрофобию в МРТ, дискомфорт во время осмотра, скуку в ожидании результатов.

Даже. Рядом. Не. Стояло.

Каждую из основных костей Битти сломали и вправили. Даже на той ноге, в голень которой был вставлен титановый прут. Без анестезии, потому что у нее была аллергия.

Это невозможно описать – ужас, боль, страх. Было сложно не роптать на Бога в этот момент, не ругать Всевышнего за лавину плохих новостей: пластинки роста находились в опасности из-за плохо срощенных переломов; возможная ампутация после превращения; невозможность общей анестезии из-за реакции ее организма.

Легкого облегчения боли было совсем недостаточно.

– Еще раз, – услышала она себя. – Ты можешь сделать это.

Битти, казалось, не понимала слов. Она совсем потерялась в агонии, и Мэри хотелось разреветься самой.

Но она не могла позволить себе сойти с ума.

Мэри наклонилась еще ниже.

– Последний раз, хорошо? Всего один.

Глаза Битти широко распахнулись, они блестели от слез, под ними засели большие фиолетовые круги, казалось, будто она была при смерти.

– Я не могу это сделать. Пожалуйста… пусть они прекратят…

– Всего раз, обещаю, всего один. – Она смахнула ее челку и поцеловала Битти в лобик. – Держись за мою руку. Давай. Сжимай так сильно, как потребуется.

– Я не могу это сделать… Пожалуйста, мамочка… помоги…

Рыдания сотрясли тело малышки, отчего больничная сорочка заколыхалась, словно на ветру, и Мэри тоже заплакала, слезы покатились по ее щекам, падая на тонкий матрас на столе.

Шмыгая носом, моля о силе, абсолютно потерянная, Мэри сделала мысленную пометку: когда в следующий раз к ней придет кто-нибудь с заявлением, что ей известен ответ на все – она залепит этому умнику поджопник.

– Хэйверс, можешь дать нам…

Когда она подняла взгляд, то обнаружила, что терапевт и две медсестры стояли поодаль. И мужчина посмотрел на нее с состраданием, которое не ассоциировалось с его жестокостью по отношению к Мариссе.

С другой стороны, в профессиональном плане за ним не значилось грехов.

– Просто дыши, – сказала Мэри Битти. – Давай же… дыши со мной…

МРТ показала, что над девочкой нависла угроза непоправимой деформации во время превращения. У вампиров порог зрелости достигался одним взрывом, который происходил во время превращения. Проводя человеческую аналогию, четырнадцатилетний подросток внезапно и всего за шесть часов обращается в двадцатипятилетнего взрослого.

В случае Битти, в ее длинных костях была серия легких, а порой и не очень, искривлений от предыдущих переломов. Мэри замечала их, но не придавала значения причинам и возможным последствиям. Проблема в том, что когда произойдет скачкообразный рост организма, трещины могут полностью разойтись, сломаться от чрезмерного давления.

Конечный результат? Ампутация. Всех или почти всех конечностей. Потому что примерно на протяжении шести месяцев после превращения кости вампиров не способны сращиваться.

И было принято решение – исправить все сейчас.

Битти сама сделала выбор. Она не хотела возвращаться через месяц, год, два или пять лет. Ничего не изменится, и не зачем мучить себя и откладывать неизбежное.

Но происходящее было слишком.

– Я не могу, не могу… не могу это сделать…

Мэри была согласна, как никогда.

Слишком много всего. На нуле. Через край.

Да, они преследовали важную цель, но сделанного достаточно. Ведь так?

– Р-р-р-рейдж может войти? – заикаясь, попросила Битти.

– Конечно. Позвать кого-нибудь еще?

Кого угодно, чтобы закончить.

– Нет, я же плачу. – Битти шмыгнула носом. – Я не храбрая…

– Нет, ты храбрая. – Мэри сморгнула очередную порцию слез. – Солнышко, ты самая храбрая из всех, кого я знаю.

По традиции вампирской расы, во время операций над женщинами мужчин не допускали в палату… и было несколько случаев, когда Битти тревожили из необходимости. Но сейчас? Все способы хороши.

Мэри даже не спросит разрешения Хэйверса. Им нужно что-то, что поможет девочке закончить мучительную процедуру.

– Я приведу его, – вызвалась Док Джейн.

Когда Рейдж вошел, Мэри не смогла сдержаться. Она посмотрела ему в глаза, и горло сжалось так, что стало невозможно дышать. И как связанный мужчина, первым делом он подскочил к ней, крепко обнимая, нашептывая что-то на ухо – она не слышала его слов, сильный, уверенный голос говорил за себя.