Сам внёс меня в храм. Сразу же ощутила прилив сил. И крестик стал слегка покалывать.

Вот только к нам спешил священник. В отличие от наших настройщиков в белой форме, этот был в чёрной сутане и белым воротничком.

- Хотите пожениться? - спросил он нас. - Или вы исповедаться желаете?

Мы с женихом переглянулись.

- Исповедаться... - прошептала я.

- Тогда оставьте нас, - сказал священник.

Пришлось Ли покинуть меня, хотя я и вцепилась в его руку.

- Всё хорошо, - обнимая, прошептал он на английском. - Вам станет легче, мадам. Слишком многое вы сегодня повидали.

И в чём мне исповедоваться? Какие грехи я сегодня совершила с точки зрения католической церкви? Кроме лжи, которой я себя окружила, я не чувствовала более ничего.

Ах да, блуд, который был ненастоящим, осуждение Мари.

Но самое главное - я ничем не помогла рабам на фабриках, сославшись на то, что не в состоянии это сделать.

И я начала исповедь с того, что увидела, признавая свою вину за то, что не видела этого раньше. Исхудалые, голодные, бессильные люди, умирающие прямо в цехах и ради чего? Ради нас, чтобы мы носили дорогие наряды, ездили на каретах, строили паровозы и всё остальное?

На удивление, священник меня поддержал, считая, что прогресс - дело, неугодное Богу. Но я могу всё исправить, сделав пожертвование церкви или даже постригшись в монахини.

Я сказала, что подумаю.

- Есть ли ещё что-то, в чём ты раскаиваешься, дитя моё?

Ложь? Но эта ложь во благо нашей державы, чтобы мы не стали такими же рабами, как эти люди. Нет, в этом я не раскаиваюсь.

- Я солгала сегодня, Святой Отец!

- В чём же, дитя моё?

- В том, сколько мужчин было в моей жизни.

- А их было много?

- Двое, - призналась я. Отец да Ли, вот только ни оного я не познала в том виде, каком другие могут себе напридумывать. Но вслух этого сказать я не могла. - Меня считают падшей женщиной.

- А это не так?

- Нет.

- Бог всё видит, тебе не нужно ничего доказывать ему. Просто поступай, как он учит нас.

Я закрыла глаза, представив того дедка из отдела катастроф. Надеюсь, он получит сегодняшнее видение.

Отпустив мои грехи, священник проводил меня к выходу.

- А вы, молодой человек, исповедаться не желаете?

- Как-нибудь в другой раз, - пообещал Ли, помогая мне забраться в кабриолет. Мы тронулись. - Полегчало? - спросил он. - Вам не стоит посещать такие злачные места, мадам.

Я сглотнула. На дворе уже вечерело. - Едем домой, - сказал Ли вознице, а потом уже мне: - Определились, куда желаете вложить средства?

- Мне посоветовали церкви пожертвовать, а самой монахиней стать.

- А может, нам пожениться, мадам, я найду более достойное применение вашим деньгам, - вернул он шпильку.

- Мадам Уитворт? - я взглянула на Ли. С усами он мне больше нравился. Неужто он готов меня уступить этому Джозефу Уитворту?

- Лизетт Уитворт, - уточнил он.

- Это предложение? - с вызовом бросила я.

Начался дождь. Жених встал и закрыл нас тентом. Сквозь него возница ничего не мог видеть.

- Так что, мадам?

- Я подумаю.

Он это серьёзно? Я его совсем не понимала. Мы с этим мужчиной по легенде познакомились только вчера. Он провёл со мной ночь и решил жениться? Бред! Тогда что это было? Хочет обстряпать связь этого Джозефа и чью? Мою или той вдовы, которую я заменила?

В любом случае, на сегодня мне впечатлений достаточно!

Голова гудела. Живот сводило от голода, хотя мы и перекусывали какими-то пирожками, которые принёс возница, пока мы ходили по разным предприятиям. И при всём при этом, я клевала носом.

Тряска всё же ощущалась, хотя не так, как в каретах. И я уснула, пока ехали в замок.

Проснулась я от сладких запахов, от которых текли слюнки. Было утро. Солнышко ласково светило в окошко. А на душе птички поют. Что со мной такое?

- Доброе утро, Ли, - поздоровался вошедший с подносом жених и говорит на русском. Окидываю спальню любопытным взглядом. Не замок. Хотя... Я б не сказала, что наши дома уступают своими высокими потолками, лепниной, вентиляцией. Разве что каминов нет, зато печи.

Живот призывно заурчал.

- Доброе, Ли, - улыбнулась, потягиваясь. - Почему Ли?

- Так совпало, что имя твоё начинается так же, как у Лизетт. И я могу тебя называть родным, не боясь, что нас раскроют.

На подносе стояла греча с тушёнкой. Паёк военных. А какие запахи... Мммм...

На подносе находились две полных тарелки, две кружки с чем-то горячим и приборы.

Я такой вкусной каши отродясь не ела. Уплела её быстро, а жених мне свою тарелку подсовывает, так и не притронувшись. Отказываться не стала.

Он вышел и притащил кастрюлю целиком. Наложил себе в мою тарелку и начал есть, то и дело поглядывая на меня.

Третью тарелку я просить не стала. Переесть только и не хватает!

Компотом я тоже наслаждалась, даром что горячий. Обняла кружку двумя руками и грелась, вдыхая аромат сухих плодов. Я хотела встать да помыть посуду, но меня повело. Жених едва подхватил.

- Надо тебя целителю показать.

- Со мной порядок.

- Я вижу. Давно у тебя недомогания?

- Как ты появился в моей жизни недавно, так и появились.

- А ты случаем не тяжела?

Я кинулась на него, возмущённая его предположением, он удержал поднос с тарелками, но успел удрать из спальни.

- Как ты можешь так говорить! - всхлипнула я. - Сам втравил меня во всё это.

И я разрыдалась, свернувшись в позу дитятка в утробе матери на диване. Ощутила, что кто-то гладит по волосам.

- Да пошутил я, - сказал он.

- Когда замуж предлагал, тоже шутил? - не осталась я в долгу.

- Нет. Неправильно мы с тобой начали.

- Так сам всё испортил.

Развивать тему не стал, предложил:

- Садись, причешу.

Странно, но я послушалась. Наверное просто была разбита морально, хотелось заботы. Он распустил мою растрёпанную косу, начал водить щёткой по волосам. А мне вдруг так спокойно стало и приятно, порою, правда, щекотно было, и кожу стягивало на голове, будто тёртое яблоко ем. И когда он закончил, непроизвольно вырвался вздох разочарования.

- Иди сюда, - сказал он, открывая объятия.

- Ты невыносим!

- Ты шарахаешься от меня, - не остался в долгу он. - Поэтому сама сделай шаг навстречу. Хотелось объятий, очень. И я поддалась соблазну.

В его объятиях было так уютно, он тихонько гладил по спине. Все трудности отступили. Казалось, есть только я и он.

- Пора ехать на учёбу, - разрушил он такой прекрасный миг.

Я, нехотя, отстранилась.

- Закрой глаза, прошу, - сказал он. И я послушалась. Ощутила, как проводит мозолистой рукой по щекам, вытирая слёзы, а потом нежное прикосновение к губам. Приятное, до дрожи в коленках.

Закончился поцелуй так же внезапно, как и начался.

Я разочарованно открыла глаза.

- Поцелуй меня, - тихо попросил он. Я хотела возмутиться, но он приложил палец к моим губам. - Сама.

Стало отчего-то страшно. Хотела вскочить, но он сидел так невозмутимо, расслабленно, хотя военная выправка чувствовалась даже сейчас, что я тихонько потянулась к нему.

- Закрой глаза, - попросила я, смутившись.

Он улыбнулся и закрыл.

Неумело прикоснулась к его губам и... Не смогла оторваться. Просто в меня хлынул такой поток энергии, а я была такая изголодавшаяся, что лишь жадно пила, пока не напилась вдоволь. Отстранилась, хотя желание продолжить осталось. Энергия бурлила во мне.

- Что сейчас было?

- Похоже, что наша с тобой энергия закольцована друг на друге. И я твою энергию пил поцелуями, а ты - нет. Поэтому и не восстанавливалась полностью.

- Что же, мне теперь чуть что лезть к тебе с поцелуями? - возмутилась я.

- А тебе так противна сама мысль об этом? - не остался в долгу он. - Переодевайся, отвезу в училище.

- У меня не было тренировки во воинской подготовке.

- Я проведу занятие во время французского. Договорюсь, что тебя освободят от него.