«Вот, опять появляются тени…» Вот, опять появляются тени и уходят, кого-то кляня. Я прошу - не садись на колени, ничего не проси у меня. Обещала, что будет послушна, и глаза были в нежную синь, всё смотрела, да так простодушно, словно солнце в окошках витрин. Отшумело недолгое лето. Землю скрыли сухие листы. Но не смей говорить мне про это: как любила поэзию ты. Я не буду петь нежно и тонко, неспособный бездумно любить, потому что ты душу ребёнка захотела в тюрьму посадить. И, насмешек твоих не приемля, хоть они и невинно тихи, я прошу: опустись ты на землю... И ужасные выбрось духи. «Ты уходишь, сжав бледные губы…» Ты уходишь, сжав бледные губы, на прощанье сказав: «навсегда», не сумев отыскать в однолюбе ничего, кроме холода льда. Только знай - это вместе с тобою жизнь беззвучно уходит моя. Пусть же тополь заплачет листвою, если это не сделаю я. Я тебя никогда не забуду. Ты уйдёшь – и я тотчас замру. Может быть, ты уходишь отсюда мимолётную кончив игру? Или, может, от жизни устали и напрасно мы отдыха ждём? Только радости нет без печали, одиночество легче вдвоём. Я проснулся. Ты рядом лежала... И знакомый узор на стене. Слава богу, ты даже не знала, что случилось со мной в этом сне. В занавеске запутался ветер, опьянённый цветущей весной. Существует же счастье на свете, если снова ты рядом со мной. БЫЛА ВЕСНА В ресторане Мы были в модном ресторане среди подвыпивших людей. И каждый час иные грани я открывал в душе твоей. Рыдала скрипка, струны пели, вздыхал и вторил ей рояль. Вокруг смеялись и шумели, не понимая их печаль. Шопена нежные сонаты звучали в душной полутьме. А рядом голос пошловатый бубнил, как поп в своём псалме. И стало скрипке больно, больно... Смычок испуганно затих. И стали ближе мы невольно, ведь пела скрипка не для них. Перебирая наши встречи, ты планы строила для нас. Какой сегодня дивный вечер! Какой вульгарный диссонанс... У камина
Была весна. И у камина сидели мы опять вдвоём. Кончался день и вечер длинный явился затяжным дождём. Огонь горел. Уже поленья пылали, сумрак разогнав. Сливалась тень с другою тенью, являя свой беспечный нрав. Летели искры то и дело и замирали на полу. А ты сидела и смотрела, - но не в огонь, а на золу. О чём ты молча вспоминала? Чьи лица плыли пред тобой? Вокруг тебя всегда витала святая тайна, ангел мой. Любовь... Как первобытно-грубо она владеет жизнью всей. Чем больше женщину мы любим, тем меньше знаем мы о ней. Тут ум бессилен - только тело познать способно как-то вас. Куда же молча ты смотрела, когда весенний день угас? Букет роз Ты уходишь в бездонную ночь, не сказав на прощанье ни слова: музы ветреной младшая дочь, жизни радостной смысл и основа. Кто мне будет тихонько шептать с непонятной тоской и волненьем о любви, чтоб простая тетрадь отзывалась стихом совершенным? Так возьми на прощанье ключи, словно прошлого символ сакральный. Может быть, как сегодня в ночи вдруг вернёшься, мой образ печальный. Ты вернёшься, как небо к земле, - исхудалой, больной, одичавшей. Ты ушла... И стоит на столе роз букет - полумёртвый, увядший. ТА ОСЕНЬ «В ту осень так рано…» В ту осень так рано на тонкой берёзке от холода вдруг пожелтели листы. А мне не хватает иронии жёсткой и критики – той, что давала мне ты. О, как ты умеешь блестяще ужалить, ведь до совершенства мне так далеко. Хрустит под ногами осенняя наледь так странно и гулко... Но сердцу легко. И солнце приникло лучами так жадно к багрянцу, что ссыпал раздевшийся клён. А острое жало всегда беспощадно, да только не страшно тому, кто влюблён. |
