— И… поэтому, когда начинаешь жалеть о ней, вернуть ее уже нельзя.

— … — Леонардо еще какое-то время удивленно смотрел на Матеуса, а затем… — Трудно поверить, как сильно вы любите читать наставления.

— Дело не в том, люблю я или нет. Я сказал то, что нужно, — парировал Матеус.

— …

Леонардо вновь отошел за спину Матеуса.

А затем они продолжили молча идти в гору.

Послышался тихий стон.

Чайка проснулась в углу погрузившейся во мрак сторожки.

Было далеко за полночь, и внутри стоявшей с закрытыми окнами избенки царила тьма. Чайка несколько раз моргнула и подождала, пока глаза привыкнут к ней… но все, чего ей удалось добиться — нечетких силуэтов вокруг себя.

— У… у…

Стоны все еще продолжались.

Иногда доносился шорох. Кто-то двигался.

— Сельма?..

Чайка не сразу определила, кому принадлежал голос… уж слишком стон не соответствовал хладнокровному характеру этой девушки. Ее страдальческий голос то и дело дрожал, и в нем словно слышались неприкрытые эмоции.

Но…

— Не обращай внимания, — вдруг послышался еще один голос.

Этот она опознала сразу. Давид.

— С ней такое постоянно.

— Постоянно?

— Примерно раз в три дня.

Слова Давида прозвучали так, будто он давно с этим смирился.

Естественно, во тьме Чайка не могла разглядеть ни лица Давида, ни его самого.

— Наверняка ей опять вспомнилось, как погиб наш отряд.

— …

Чайка вспомнила слова Сельмы.

«Вскоре после того, как погиб наш отряд…»

Другими словами, Сельма потеряла всех своих боевых товарищей.

Естественно, Чайка не знала, как это случилось. Но если даже спустя несколько лет воспоминания посещали ее так часто… это наверняка была ужасная трагедия.

Ведь кошмары ее продолжались даже после того, как война закончилась.

— Давид… тоже?

— А? Да… я был с ней в одном отряде, — послышался голос откуда-то из тьмы.

Затем какое-то время вновь раздавались лишь стоны Сельмы…

— Только… не знаю, почему мы называем это «отрядом». Ведь когда-то мы были деревней, — непринужденно продолжил Давид, словно эти слова вдруг пришли ему на ум. — Деревней на границе страны, где жили в основном охотники да лесорубы. Вот только во время войны границы государств нередко сдвигаются.

Более того, часто границы расширяются и сжимаются по нескольку раз.

И в таком случае… встает вопрос о том, как быть с теми людьми, что живут на границе.

Чаще всего, чтобы закрепиться на новой территории, страны стремились наводнить захваченные деревни переселенцами… и они неизбежно вступали в конфликт с местным населением. А поскольку в задачу переселенцев входила защита новой границы, среди них оказывалось много агрессивных и вооруженных до зубов людей.

В результате… новые жители порой прибегали к насилию и начинали грабить и убивать старых.

Нередко коренные жители покидали родные земли, опасаясь этого.

Похоже, что Давид с Сельмой потеряли свой родной дом именно так.

Не зная, куда податься, они пытались найти себе новое место. Затем, чтобы заработать на пропитание, начали помогать войскам… и в результате, все стали считать их наемниками.

— У нас в деревне было много хороших скалолазов. Вот и оказалось, что мы можем работать следопытами. Так мы и жили, скитаясь и помогая войскам.

По своей сути, следопыты — просто работавшие в лесах люди, ставшие солдатами.

В отличие от обычных воинов, они полагались на особенности местности, чтобы устраивать засады. Их знали как неуловимых солдат, способных водить за нос вражеские отряды. Иногда им поручали выслеживание и уничтожение следопытов противника.

— Естественно, новички, вроде нас, не смогли бы в одночасье стать наемниками… но у нас был хороший учитель.

Вместе с ними в деревне жил пожилой военный в отставке.

Когда их выгнали из домов, он собрал жителей деревни, научил их вещам, которые помогли бы им стать наемниками, и даже тренировал. В результате, жители деревни Давида превратились в отряд элитных наемников. Во время бегства из деревни они потеряли многих людей, но благодаря тренировкам смогли жить дальше.

— Мы по гроб жизни обязаны отцу. Все мы ему благодарны. Не будь его, мы бы все сдохли в диких краях или наткнулись бы на армию, которая бы нас переубивала. Поэтому все мы сильно ему задолжали, — говорил Давид, вспоминая прошлое. — Мы решили, что однажды непременно расплатимся с ним по долгам. Но он смеялся и качал головой. «Лучше расплатитесь с кем-нибудь еще. Мне в свое время тоже так сказали. Поэтому я вас и обучил».

Он передал им эти слова, как дети передают наставления родителей внукам.

Кто-то кому-то помогает, чтобы он смог помочь кому-то еще.

Такая рука помощи… может протянуться очень далеко.

Действия этого человека помогли выжить следующему поколению и привить им ту же волю. Даже если бы он однажды погиб, его жизнь не оказалась бы ни напрасной, ни бессмысленной.

— Но не важно, собирались ли мы расплачиваться с отцом или со «следующим поколением»… почти все наши погибли, так и не вернув долг. И отец тоже.

Цепь прервалась. Ушли в небытие те, кто должны были передавать знания дальше. Смысл утратился.

И тогда…

— Выжили лишь мы с Сельмой. Поэтому…

Давид взял небольшую паузу, словно колеблясь.

Возможно, он сожалел о том, что слишком много сказал.

— Нам нужен был кто-то. Кто-то «следующий», чтобы жизнь отца, жизни всех в нашей деревне оказались не напрасными.

— Красная Чайка?

— …Да, — признал Давид на удивление прямо. — Если говорить прямо, нам сгодился бы кто угодно. На нас висел огромный долг, по которому мы не могли расплатиться. Мы хотели найти кого-нибудь, кого угодно, кто смог бы разделить с нами эту ношу. И тогда нам вдруг повстречалась Чайка.

Одинокая принцесса павшей страны, волочащая за собой гроб. Без друзей. Без памяти.

Несомненно, Давид и Сельма решили, что «расплатятся» с ее помощью, поскольку в противном случае она наверняка прожила бы недолго.

— …

Чайка моргнула и попыталась посмотреть вглубь комнаты.

Но она разглядела лишь мутные очертания фигуры Давида, а лица не увидела. Она не знала даже того, смотрит ли он на нее или сидит спиной.

— После войны… — тихо прошептала Чайка.

Долгая война осталась позади. Но она шла так долго и так сильно повлияла на жизнь людей… что за ее время родилось немало тех, кто топтался на месте, не в силах шагнуть в завтрашний день.

Чайка. Тору и Акари. Давид и Сельма.

Пусть у каждого своя история, все они — заложники войны, вчерашнего дня.

— …

Заложники вчерашнего дня сражались друг с другом, пытаясь отобрать останки.

Хотя… может, на самом деле, война до сих пор не закончилась.

Вода шумела без остановки.

Брызги напоминали поднимающийся дым и наполняли воздух прохладой. Несмотря на ясную погоду, стоявшую последние несколько дней, здесь всегда влажно, как после дождя.

Ведь это водопад.

Лесная тропа, которой по праву подходило слово «звериная», проходила как раз мимо бассейна водопада, после чего вновь уходила в горный лес.

— Что ж… — обронил Тору на ходу, оборачиваясь назад.

Прямо за его спиной шли Акари и красная Чайка. Руки последней связали за спиной. Парализующие иглы вытащили, и шла она сама. Правда, после целого дня с отключенными чувствами она до сих пор ходила с трудом.

— Значит, обмен заложниками… — он уже слышал шум воды и чувствовал ее запах. — Проблема в маге.

— Угу, — Акари кивнула.

Нельзя исключать того, что маг собирался напасть на них во время обмена.

Что же до отряда Жилетта, то они специально выбрали место, куда не заедет машина, чтобы не беспокоиться… но, с другой стороны, спрятаться на такой тропе проще простого. Несомненно, маг противников уже засел в укромном месте и нацелил гундо на отряд Тору.