— Вы что, изучали психологию?
— У меня ученая степень…
— Скомкайте и съешьте ее. Я не прошу вас уговорить людей прекратить половые сношения. Это невозможно. Я не собираюсь тратить огромные средства на противозачаточные средства. Это глупо. Я хочу одного: чтобы вы сделали модными половые извращения. Чтобы они стали общественной нормой! Они, а не стандартная, так сказать, процедура воспроизводства. Теперь понятно?..
Пит Сентайрес толкнул дверь:
— Что за балаган здесь творится? Я требую объяснений!
В комнате был полумрак. На огромном экране во всю дальнюю стену проецировалась карта со множеством пометок на незнакомом ему языке. В нескольких приземистых креслах, стоявших вокруг длинного изогнутого стола, сидели те, чей разговор он только что слышал. Трое из них были людьми. Существо, чей голос раздавался последним, резко повернуло к нему вытянутую морду с четырьмя желтыми точками глаз и протянуло в его сторону короткую трубку, похожую на фонарик. Его кожа была темно-серой, почти черной, со странным серебристым отливом. В высоту оно достигало трех метров, даже развалившись в кресле. Из трубки раздался голос:
— Это еще кто такой?
— Президент планеты Земля. А вы что…
— Так это тебя они избрали сегодня! Очень приятно. Надеюсь, мы сработаемся… На колени, раб!!!
ДРЕВНЕЙШИЙ ВИРУС
Целую неделю наш крейсер «Синкуэнта и сьете» простоял в герметичном доке, переоснащаясь для дальнего рейса. За это время на него успели навесить уйму дополнительных топливных баков, а экипаж пропил все отпускные.
Когда капитан Моралес, вернувшись от дамы сердца, у которой пропадал всю неделю, увидел свою посудину, его чуть не хватил удар. Вместо элегантной боевой машины, только недавно прошедшей покраску, перед ним предстал раздувшийся уродец со шрамами от лазерной сварки и волдырями отсеков надстроенного оборудования.
На счастье, в этот тяжелый для моего друга и командира момент мимо проходил я. Утешающе похлопав по плечу его окаменевшее от возмущения тело, я взял четырех ребят, выдал им палаши и проследовал в здание администрации порта.
Обратно я принес подписанное адмиралом Балакришнаном обещание вернуть нашему корыту после окончания рейда прежний вид и, кроме того, покрыть его зеркальным напылением. Таким образом, когда Моралес получал полетные данные, его лицо снова было безмятежно, чего я и добивался. Вновь оно исказилось гримасой гнева лишь месяц спустя, когда «Синкуэнта и сьете» возвращался после успешной разведки.
Мы нашли две новые планеты и множество метеоритных скоплений, за которыми можно было хоть сейчас посылать добывающие верфи. Ничто не предвещало неприятностей, и мы предвкушали еще целую неделю отдыха, пока нашему крейсеру будут снова наводить лоск. И тут взревела главная корабельная сирена.
Я, как требовал боевой устав, бросился к десантным капсулам, занял место командира и принялся считать своих бойцов. Не явились только несколько остолопов, от долгого безделья растерявших последние остатки мозгов и позабывших, для чего их вообще бесплатно катают по Галактике на нашем комфортабельном лайнере. Сержант педантично записал их имена в блокнот и спросил, что нам делать дальше. Чтобы самому получить на это ответ, я связался с мостиком. Как раз в этот момент смолкла сирена, и в наступившей тишине послышался крик Моралеса, страшно ругающегося по-испански. Я, воспользовавшись моментом, выучил новые иностранные слова.
Потом прозвучал отбой тревоги и я, распустив десант, направился на мостик, сгорая от любопытства.
— Кто включил тревогу?! — вопрошал наш капитан. — Питкинг! Это ты включила тревогу — тумблер стоит в твоем отсеке!
— Мой тумблер опломбирован, — застенчиво ответила Питкинг, начальник локационной службы. — Извольте проверить.
— А вот и проверю! — не унимался Моралес. — Привет, Боб, — бросил он проходя мимо меня к навигационному отсеку. — Твоя десантная группа в норматив не уложилась. Потом поговорим.
Он ушел в сопровождении всей свиты, а я подошел к приборным доскам, около которых остался дежурный офицер, и принялся их изучать. На наспех приваренной поверх стойки дополнительной панели с табличкой «Локатор ав. маяков сверхд. радиуса» светилась надпись: «Маяк 3028. Тревога включена, координаты переданы в навигационный компьютер. Для получения более подробной информации нажмите клавишу». Я ткнул пальцем в клавишу и понял, что меня разыграли. На индикаторе появилась фраза: «Для получения более подробной информации обратитесь к специалисту».
— Вам требуется отдельное приглашение, для того чтобы в случае тревоги, вызванной вашим же проклятым устройством, явиться на мостик?! — спросил Моралес у гражданского, неизвестно откуда взявшегося на корабле. По крайней мере, я его не встречал на протяжении всего рейса.
Когда Моралес начинает конструировать сложные фразы — добра не жди.
— Да! — сказало это чудо в белом халате.
Я подумал, что сейчас халат неминуемо окрасится кровью, но на этот раз Моралес сдержался.
— Чего? — недоверчиво спросил он. — Действительно требуется?
— Нет, что вы. Дело в том, понимаете… Я как раз занимался анализом сигнала. Из всей нашей исследовательской группы только я специализируюсь на добавленном телеметрическом оборудовании и, в частности, на аварийных маяках…
«Значит, их у нас таких целая группа! — подумалось мне. — Не иначе как в одном из приваренных к обшивке баков их и поселили».
— Почему включилась тревога? — продолжал допрос капитан.
— Датчики обнаружили работающий аварийный маяк. В радиусе действия нашего корабля потерпел аварию…
— Чушь! У моего крейсера есть предусмотренные конструкцией датчики аварийного сигнала. Первыми получили бы сигнал я или дежурный.
— Ваши датчики стандартные…
— Я до сих пор не жаловался!
— Наши датчики особо чувствительны и, что самое главное, капитан… они распознают маяки старых кораблей. Сигнал, который мы поймали, принадлежит одному из первых кораблей колонистов. Он стартовал с Земли никак не меньше двух сотен лет назад.
Мы молчали, наверное, минуту, потом Моралес сказал:
— Вы говорили, что маяк находится в радиусе действия крейсера. Сколько это по расстоянию?
— Дня четыре полета.
— Четыре дня?! Ладно, сообщите навигационные координаты. Мы меняем курс.
Одну капсулу — ту, у которой работала пушка, — я оставил в воздухе.
— Не хватит людей, — пробормотал сержант, услышав мой приказ. — Нам предстоит много тяжелой работы там, внизу…
— Для меня прикрытие с воздуха важнее, — бросил я.
— Да, конечно. Опять же заберут тела…
— Какие тела? — не понял я.
— Наши тела, если высадка сорвется.
Нечего сказать, весельчак у меня сержант. Плохо только, что его шутки не всегда бывают поняты. Я заметил, как сидевшие впереди нас бойцы озадаченно переглянулись.
— На случай, если высадка сорвется, — сказал я гробовым голосом, — есть распоряжение забрать только твой обезображенный труп.
— Мой? Почему? — не понял сержант.
— Чтобы всласть поглумиться над ним на корабле.
Мои бойцы расхохотались. Смех у них вышел немного нервный, но это уже был большой прогресс по сравнению с испуганными переглядываниями.
— Эй, в капсуле! — донесся из динамика подозрительный голос Моралеса. — Что у вас там за веселье? Боб, прекрати паясничать, не то я сейчас твою группу обратно отзову к чертям собачьим.
— Никто не смеялся, — ответил я. — Это, наверное, атмосферные помехи.
Когда мы вышли на посадочный след, проследовали по нему до корабля, забрались на броню и вскрыли ее, никто не смог бы смеяться при всем желании. Первые найденные нами ссохшиеся скелеты мы выносили наружу и раскладывали на грунте. Потом пробрались чуть глубже и поняли, что это напрасный труд — экипаж погибшего корабля если и был меньше нашего, то ненамного. Нам бы потребовался не один день, чтобы извлечь все останки и похоронить их.