— И когда я тебя увидела…

— Ох, Магда, что же твой хороший песик от нас сирену не отогнал, — вздохнула Сузи.

— Так это он в двери и ломился… — растерянно проговорила Магда.

— Что? — Сузи даже поднялась на локте, будто собиралась встать. — Это и был твой дракончик?

Ян-Льюк потянул ее опять на диван:

— У вас же кусок спины выгрызен! Не двигайтесь! Кровь течет…

Сузи опять рухнула ничком на диван.

— Сирену приручить! — пробормотала она. — Этого и в бреду не придумаешь…

— Сирену? — переспросила Магда. Сирен она представляла иначе, правда, и знала она о них совсем мало — однако сирены с иллюстраций к «Одиссее» и флоридские ламантины выглядели иначе.

Наконец, под окнами раздался звук подъезжающего автомобиля, через минуту в комнате появился врач и с ходу занялся спиной Сузи. Она бормотала из-под его рук:

— Никогда, никогда никого не буду спасать от сумеречных бесов! Никогда! Пытаешься спасти одного — губишь тысячи. Если бы этот «милый песик» вырвался в город — конец городу!

Врач закончил свои манипуляции и оборвал ее причитания уколом. Сузи заплетающимся языком пробормотала еще что-то, но ее сморил сон, и она замолкла.

Магда вышла из этого приключения, отделавшись только порванной одеждой и двумя-тремя глубокими ссадинами от когтей сирены, их она в горячке и не почувствовала; вся медицинская помощь, оказанная ей, состояла из нескольких кусков бактерицидного пластыря и укола противостолбнячной сыворотки.

Врач, слышавший часть рассказа и упоминания о сиренах, не проявил никакого удивления: Сузи он знал давно. Вероятно, он был единственным в мире врачом, которому пришлось решать вопрос, являются ли мифологические сирены переносчиками вируса бешенства, но он ничем не выдал своих затруднений, решив, что предосторожность лишней не будет.

О сумеречных бесах и сиренах Сузи рассказала Магде уже назавтра. Сумеречные бесы из всех бесов самые сложные с точки зрения работы практикующего мага. Их время — 111 минут до заката и 111 после, но к этому необходимо еще особое расположение светил, когда они становятся действительно опасными для человека, причем опасность исходит не непосредственно от них, а от других видов нечисти, с которыми бесы вступают в деловые отношения. Вообще, сумеречные бесы — самые коммерческие существа среди темного народа. В мелочах они даже необычайно щепетильны. Их девиз: «Настоящий товар за настоящие деньги». Но стоит заключить с ними более крупную сделку — и обнаруживается, что от них можно ожидать чего угодно.

Черных теней, которые кормят сирен человечиной, Сузи называть не стала: «Не знаю и говорить зря не буду». Что же касается сирен, то Сузи предложила подруге представить непредсказуемо работающий генератор акустических колебаний в диапазоне от ультра- до инфразвука мощностью от 150 до 300 децибел. Для Магды эти слова были пустым звуком, но Сузи с кислой усмешкой объяснять отказалась.

Браслет с письменами, который сослужил Магде такую большую службу, Сузи посоветовала бросить в море — теперь владение им, по ее мнению, могло принести только вред.

Так Магда и сделала.

Но забыть историю, приключившуюся с ней в сумеречном кафе, так и не смогла.

Зверь — это я. Впрочем, в разные времена меня и называли по-разному. Убийца, Демон, Бес, Наваждение, Ужас… Да, человеческая фантазия в этом смысле весьма развита… хе-хе…

А ведь вся эта куча титулов совершенно мной не заслужена. Ну… почти не заслужена. Я не убийца. Все, чего я хотел и хочу, — это жить. Жить, жить, жить, выжить при любых условиях и выбраться из любой заварухи, спасти себя… а если кто-то случайно (а обычно далеко не случайно) очутился на пути — то сам и виноват. Я-то тут при чем?

Я стар. Я очень стар. Связующая нить тел, в которых я жил, тянется глубоко в прошлое — глубоко, невероятно глубоко — и теряется где-то в теплом кембрийском море, среди трилобитов и моллюсков. Мне страшно думать об этом. Страшно — потому что я не знаю, на сколько лет тянется эта нить в противоположную сторону. Я, как и все, могу умереть в любой момент.

Впрочем, все мы, ныне живущие, — счастливчики. Удачливые игроки в самой большой и безжалостной лотерее под странным названием — Жизнь. В игре с невероятно малыми шансами.

Кто скажет, сколько шансов у трилобита? Шансов выжить, выжить и произвести потомство? Думаю, немного. Процентов пять. Ну, у человека, конечно, побольше — под пятьдесят. В среднем двадцать, учитывая скорость эволюции.

А у потомка трилобита? То же самое. И далее, соответственно:

0,2 x 0,2 x 0,2 x 0,2 x 0,2 x 0,2 x 0,2 x 0,2 x 0,2…

Уже в десятом поколении получается 0,0000001024. Шесть нулей перед жалкой скромной единичкой. Уже в десятом поколении шансов практически нет!

Мы все мертвы, мы все никогда не рождались и не существовали, потому что для нас умножать надо не десять, а сотни тысяч, миллионы раз.

Мы все мертвы.

Однако факт налицо — мы живы и в общем-то процветаем, не считая отдельных моментов. Что-то неладно с нашей статистикой.

Мы выжили. Выжили те, кто хотел выжить.

Выжили те, кто не задумывался — ползти или плыть, выйти на сушу или углубиться в ил, взлететь или зарыться под землю.

Выжили те, кто сделал это.

И среди них — я.

За одного битого, как говорится… Меня били три миллиона лет.

И я жив.

Трудно придумать что-нибудь новое после трех миллионов лет непрерывных попыток, правда?

И в случае самой серьезной заварухи я смогу вспомнить практически все, все свои прошлые жизни, подобрать ситуацию и… и повторить то, что сделал мой предок сто — тысячу — миллион лет назад. Или просто передать ему руль.

И выжить.

Я не убийца. Я — Выживатель.

За мной — погоня.

Три здоровенных серых пса с торчащими из черепушек антеннами, три собачника-оператора, взвод солдат и пара очаровательных птичек… с тремя пулеметами на турелях.

Как ни странно, первыми меня догнали солдаты.

Одна очередь проревела над головой, другая вздыбила землю под ногами, в мозгу вспыхнуло огненными буквами — ЗАВАРУХА!!!

И все остановилось.

— Что скажешь, Сержант?

— Ничего. Я в такой ситуации не был.

— А ты, Снайпер?

— Я — тем более.

— Капитан?

— Что, что… Сваливать надо.

— Весьма ценный совет. Охотник?

— Притворись убитым.

О’кей.

Два ублюдка в пятнистых комбинезонах нагло выруливают из кустов — рожи чуть не лопаются от самодовольства. Еще бы — двумя очередями завалили.

— Эй, Драчун! Повеселимся?

Первому — носком в живот, второму — в колено, а пока первый оседает — выхватить автомат… и по затылку прикладом.

Драчун понятия не имеет, что существует оружие, из которого можно стрелять много раз подряд. А так ничего, хороший парень.

Скала.

— Эй! Альпинисты есть?

Невзрачный хилый парнишка — впрочем, призрак, конечно, и кости его уже давно превратились в пыль — овладевает моими глазами, крутит головой, хмыкает и уходит, бросив напоследок что-то обидно-насмешливое о куриной слепоте и ближайшем валуне.

Точно. Прямо за ним — узкая промоина, по которой можно забраться без крючьев и вообще без особых усилий.

Кто-то мелкий и пакостный на миг выскакивает из глубин мозга и, исчезая, дико хохочет.

Да, отличная идея! А вот и подходящий камень.

Двое преследователей размазаны по стенам промоины, один катится по склону, и еще двое дико матерятся внизу, а валун, который я слегка подтолкнул, как раз вкатывает в землю еще одного.

А где же десятый?

ЧЕРТ!!!

Мы стоим лицом к лицу на скале, автоматы смотрят друг другу в ствол, и выхода нет, потому что спустить курки успеем оба, а ему достаточно просто подождать, пока подойдут собачники или спикирует «птичка», а лицо его расплывается в слегка дебильной ухмылке, и тогда Дед, крепкий старик со странным тяжелым взглядом, берет мое тело в свои руки и ласково так, почти нежно бормочет: