Шаги приглушенно отражались от лепного потолка и переливающихся драгоценными каменьями гирлянд, которые свисали вниз подобно каменным сосулькам в пещерах западной Васкордии, в которых Эрзам прятался несколько дней, когда еле унес ноги из таверны на Золишанском тракте. Только теперь, посреди этого великолепия, он до конца осознал, как опрометчиво поступил, решив проникнуть в логово всесильного колдуна без предварительной разведки. А ведь первая заповедь воина-наемника гласит: «Не дрогнет рука, если знаешь врага!»

Крепость подавляла. Ее богатые и нарядные покои свидетельствовали о неограниченных возможностях Урзах-Толибага. Трудно было себе представить, что эти шедевры ковроткаческого, изобразительного и ювелирного искусства — дело рук хоть и умельцев, но обыкновенных людей! О, Золотая Дуга! Зачем он, ничтожный червь, рискнул пойти против сил, не имеющих ничего общего с миром Хоррис, против сил, с которыми не могла справиться даже ведьма Цвобри?!

Его, как простачка, заманили в ловушку. Он попался в силки, подобно глупой охотничьей птице, влез, как неосторожный квакающий шакал в капкан, спрятанный под снегом! Да разве такое возможно: с одним мечом и Медленной рубашкой устоять против нечеловеческих чар колдуна?! Нет, надо немедленно возвращаться, бежать отсюда со всех ног!

Прочь, прочь из заколдованного места!

Он замедлил шаги. Остановился, чтобы унять бешено стучащее сердце. И будто лопнула тетива — сомнения в благополучном исходе предстоящего испытания покинули его мысли, сгинули без следа.

Он вновь обрел решимость.

Опять поспешил за сгорбленной спиной писца, который, похоже, никаких душевных мук не испытывал. И вновь кто-то стал терзать сердце Эрзама предчувствием непоправимой беды… Да, чары Урзах-Толибага были изощренными!

Воин сжал зубы и заставил себя идти вперед. Он понял: колдун испытывает его волю, и это понимание прибавило сил.

Оставалась последняя дверь. Дверь, за которой находился Зеркальный зал, чьей особенностью, конечно, было Зеркало — таинственное и непостижимое для людей. А у Зеркала, в этом Гонэгг был совершенно убежден, его ожидает тот, кто был причиной всех перемен в жизни княжеского бойца, тот, кто является долгожданной целью в конце трудного пути, тот, кого так неистово ненавидит ведьма с темными прохладными глазами, ибо в чем-чем, а в ненависти Эрзам разбирался!

Писец наотрез отказался идти дальше, и в его взгляде боец прочитал, что на этот раз не поможет даже «Сам-восемь»!

Что ж, Жегдо исполнил свою миссию. Эрзам отстранил проводника и ударил дверь плечом…

Генерал спал плохо. Даже во сне он продолжал сражаться с бесчисленными врагами Империи, которых с каждым сновидением становилось все больше и больше. Каждую ночь он придумывал и осуществлял на практике новые хитроумные операции по искоренению сомневающихся в Праве. Иногда он казнил их, иногда — миловал. Этой ночью правоотступники поймали его самого и поставили на колени пред заплывшей тушей Пелешуна, потрясателя основ и главного противника Империи…

— Признайся, мерзавчик, какие козни ты измыслил учинить в этот раз против благородной Конфедерации? — грозно вопрошал Пелешун и тыкал толстым, похожим на довоенную сардельку пальцем прямо в нос генералу.

— Долг свой во благо Империи сознаю и всячески намерен сему споспешествовать! — непонятно, но значительно бормотал генерал, безуспешно пытаясь не глядеть на сардельку.

Пелешун грузно сполз с кресла и чувствительно взял генерала за плечи. — Признавайся, корыто с помоями, или я из тебя выпущу душу наружу!

Он затряс генерала, как плодовое дерево черного овоща в сезон урожая. Тряс, тряс, тряс…

— Генерал! — ласково произнес знакомый голос. — Очнитесь!

Спящий размежил веки. Перед ним, как в диковинном искаженном аттракционе, проступило лошадиное лицо майора, так преданно трудившегося в конюшне генерала над подготовкой Керли Ванга для засылки в прошлое.

— Что такое? — пролепетал генерал и сел на походной койке. Спал он здесь же, в своем кабинете, забыв на военное время радость общения с супругой, которую загодя, еще до начала войны, отправил в имение.

— К вам пришли! — Майор на два такта развернулся и, печатая шаг, скрылся за дверцей, расположенной рядом с камином.

— Кого это дьявол в такую рань прислал? — подумал вслух генерал и стал одеваться. Потом побрызгал на лицо водой из миниатюрного бассейна, в котором лениво шевелили хвостами серебристые рыбки с длинными усами. Потом уселся за рабочий стол, достал из ящика несколько папок с маловажными документами, распределил бумаги по всей полированной глади столешницы — чтобы посетитель должным образом настроился, что, мол, отрывает хозяина от серьезного занятия, — собрался с мыслями (проклятая довоенная сарделька сильно мешала!), придал личику сосредоточенное выражение и сказал:

— Входи, мой хороший! Я жду.

Дверь отворилась, пропуская в кабинет худосочного юношу в парадной офицерской форме, с аксельбантом через правое плечо и с императорскими вензелями на витых погонах. Не по уставу был только шейный дамский платок, небрежно заткнутый за ворот, да ножны, в которых полагалось находиться шпаге, были без содержания. «Молодцы, караульные! Не зря я столько лет посвятил их муштровке!»

— Керик, радость моя! Вот уж кого не чаял увидеть! Не ожидал, право, не ожидал!

Узкое холеное лицо императорского адъютанта не отягощалось презренной печатью интеллекта. Но так казалось лишь на первый, неопытный взгляд. Кто-кто, а генерал Права знал, что от незначительной реплики или даже от одной косой улыбки Керика непреклонный Чиур IX мог изменить свое настроение, принять незапланированное решение или отменить принятое.

— А чего ты ожидал? — спросил адъютант нагло. — Вестей из-за линии фронта, от своего бывшего коллеги по мясным рядам?

Он взял гостевой стул, повернул спинкой вперед и уселся на нем заправским кавалеристом.

— Ну, чего уставился, братец мой непорочный? Или, думаешь, депеши твои изменнические в Конфедерацию нетронутыми уходят? Так сказать, окутанные флером невинности?..

Генерал, может, впервые в жизни не знал, как себя вести с наглецом. Конечно, можно вызвать жеребцов, благо конюшня под боком, через стенку, они мигом прискачут и надежно поработают копытами. Взгляд генерала скользнул под стол, туда, где пряталась кнопочка, до того малюсенькая, что о ее существовании знал только генерал.

— Но, но, братец, не спеши! — предупредил Керик, доказав тем самым, что генерал заблуждается насчет кнопочки. — Патрон в курсе, куда я отправился с визитом. Через час, самое позднее через полтора, в твоем кабинете будет не продохнуть от печной сажи вкупе с колесной мазью, которой предпочитает смазывать сапоги дворцовая гвардия!

— За это время тебя на составные элементы разложат!

— А потом тебя… — мило улыбнулся Керик. — Небось, пожить еще охота, гений наш контршпионажа?! Не всех еще попытал, не всех сподобился помучить…

— Не всех, не всех! — проскрипел Арольд. — Здесь ты прав. Но не затем ты сюда явился, золотко, чтобы об этом старику напоминать! Что ж тебе от меня нужно, мой любезный? Ведь нужно что-то, раз не заложил меня Маршаллиссимусу?

— Это другой разговор, а то: «на составные разложат»! — Адъютант довольно похоже передал интонацию собеседника. — Ты прости, братец, но для начала я слегка приложусь!

Он вынул из кармана кителя плоскую флягу и приложился. Как показалось генералу, не слегка, а основательно. Правомочный со скрытой ненавистью смотрел, как мелко-мелко ходит кадык юнца, пропуская в гортань довоенные запасы из личного погреба императора. «Может себе позволить, сопля зеленая! — с завистью подумал он. — И печень у него здоровая, и одышка не мучает, и придворное бабье, наверное, только хихикает, когда он тискает их за портьерами!»

Керик завершил демонстрацию одного из своих многочисленных пороков, облизнул губы, завинтил серебряную пробку, потом, вроде как только что сообразил, предложил флягу генералу.