Он вынул из нагрудного кармана комсомольский билет и достал из него фотографию девушки с длинными косами и веселыми светлыми глазами.

— Хорошая девушка, — похвалила Таня, возвращая ему фотографию.

— Лучшей жены не пожелаешь.

Таня удивилась про себя, как можно заочно, не видев и не поговорив ни разу, влюбиться в девушку. Но Костю не стала спрашивать.

Шесть морских охотников стояли у развороченных взрывами причалов. Таня смотрела на них с замиранием сердца. На одном из них Виктор. Ей хотелось побежать туда, но что-то удерживало, что-то заставляло оттягивать час свидания. Она пообедала в батальоне, сдала в штабе продовольственный аттестат. Там с ней разговаривал незнакомый офицер, который сказал, что ее фамилии в списке личного состава нет, но аттестат все же взял, заявив:

— В список занесем. Видимо, просто ошибка. Но возможно, что зачислили в другой батальон. Ведь из куниковского отряда создано два батальона. У нас был снайпер Филипп Рубахо. Но его тяжело ранило на днях. Так что тебя будем числить в нашем батальоне.

С командиром батальона капитан-лейтенантом Ботылевым ей не удалось поговорить. Ботылеву сейчас не до нее.

Выйдя из клуба, Таня торопливо зашагала к причалу, у которого стояли катера.

Встреча оказалась такой, о которой мечтали оба.

Увидев Таню, Новосельцев спрыгнул с катера и бросился ей навстречу. Он сжал ее в объятиях и осыпал лицо поцелуями, не стесняясь находившихся на пирсе матросов и офицеров.

— Наконец-то, наконец-то, — приговаривал он.

Она обхватила его шею руками и прильнула щекой к щеке, шепнула прерывающимся от волнения голосом:

— Родной ты мой.

Он увел ее в свою каюту. Только здесь Таня рассмотрела, как изменился Виктор. На его лице появились морщины, на висках светлели седые волосы, нос заострился.

Она обняла его за голову и прижала к своей груди. Какое-то неведомое чувство, что-то вроде материнской нежности, охватило ее. Виктор не помнит, чтобы Таня была так ласкова, так нежна. Бедняжка, каково-то ей пришлось на Малой земле, под непрерывным огнем в течение долгих месяцев?

Несколько минут они сидели так на узкой койке, не разговаривая и не шевелясь, словно боялись спугнуть охватившие их чувства. Только пальцы Тани гладили его голову.

Кто-то постучал в дверь каюты. Виктор поднял голову, встал и открыл дверь.

В каюту вошел майор Уральцев. Увидев Таню, он сказал:

— Извините, я, кажется, не вовремя…

— Это верно, — смутился Новосельцев.

— Когда зайти?

— Только не сегодня, — попросил Новосельцев. — Это Таня, моя невеста. Семь месяцев пробыла на Малой земле, только встретились. Сам понимаешь.

— Еще раз прошу прощения, — кивнул Уральцев, пытаясь вспомнить, где он видел эту девушку.

Новосельцев повернулся к Тане и сказал:

— Это журналист Уральцев. На Малой земле был замполитом у Николая. На днях они заходили ко мне.

Таня преодолела смущение, когда вошел Уральцев, и при последних словах Виктора оживилась:

— Так Николай здесь?

— Был. Разыскивает свою бригаду. А она где-то на Кубани.

— А с женой он не встретился?

— Наверное, встретился. Мы уговорили его сходить на мотоботе на Малую.

— Ой, я так рада за Галю.

Уральцев догадался, что это та самая Таня Левидова, о которой ему рассказывал Глушецкий и с которой ему не довелось встретиться в 107-й бригаде.

— Вы, кажется, из куниковского батальона? — спросил он. Когда Таня подтвердила, он спросил еще: — А завтра я смогу вас встретить в батальоне?

— Конечно.

— Счастливо оставаться. Желаю вам счастья.

Сойдя на причал, Уральцев обернулся, посмотрел на катер и подумал: «Какие у них счастливые лица…»

И ему самому страстно захотелось увидеться с женой, с которой расстался в Тбилиси несколько месяцев назад… Вздохнув, Уральцев медленно зашагал в город.

Новосельцев прикрыл дверь.

Таня улыбнулась и протянула ему руки. Он сел, положил ее руки себе на плечи:

— Нескладно получилось. Я ведь его приглашал в гости, как корабль ошвартуется в Новороссийске. Парень он хороший, я с ним сразу подружился.

— Не огорчайся, Витя. Он не обиделся, придет завтра. Расскажи о себе. Я так боялась за тебя, особенно в эти дни. На корабле нет окопа, который укрыл бы от осколков и пуль.

— Боцмана у меня убили, — тяжко вздохнул Новосельцев. — Отменный моряк был. Любил я его. Трех матросов ранило. В общем, в эти дни потрепали нас основательно. А мне, видишь, по зубам попало. Два месяца тому назад. Начисто выбило. Теперь стальные…

Он говорил, а сам не сводил глаз с ее лица, словно очарованный. Ему все нравилось в ней: и эти большие черные глаза, осененные длинными ресницами, и загорелые щеки и лоб, и мальчишеская прическа. Все было милое, родное. Оборвав рассказ, он привлек ее к себе и прильнул к ее губам.

И опять раздался стук в дверь.

— Ну, кто еще там? — недовольно крикнул Новосельцев.

Из-за двери раздался голос вахтенного матроса:

— Товарищ старший лейтенант, вас вызывает командир дивизиона.

— Час от часу не легче, — проворчал Новосельцев. — Бедному жениться — ночь коротка.

Он попытался усмехнуться, но вместо усмешки только скривил губы. Таня встала, надела ему на голову фуражку.

— Не горюй, моряк. У тебя так будет всю жизнь. А моя судьба — встречать тебя и провожать.

— Ненадолго, вероятно. Ты не уходи. Располагайся в каюте, как дома. Ложись отдыхать.

Таня подняла на него глаза, в которых он увидел неожиданное смущение, и чуть дрогнувшим голосом сказала:

— Витя, с сегодняшнего дня я твоя жена.

— Ура! — чуть не закричал Виктор. — Это верно, Танюша?

— Да. Но в Новороссийске нет загса.

— Обойдемся без загса, — весело заявил он. — Я написал рапорт на имя адмирала. Он наложит резолюцию, и появится приказ: считать старшего лейтенанта Виктора Новосельцева вступившим в законный брак со старшиной Татьяной Левидовой. Но от тебя нужно письменное согласие. Ты напиши. Бумага и чернила в тумбочке.

— Все ясно. Иди.

Новосельцев вернулся быстро. Вид у него был невеселый.

— Вот и начинается наш медовый месяц, — грустно усмехнулся он. — Через час будем принимать на борт десантников. Приказано высадить в районе Анапы.

— Наш батальон? — спохватилась Таня.

— Нет, восьмую гвардейскую бригаду. Ваш батальон отводится на отдых в Геленджик.

— Это надо было предвидеть, Витя. — Она встала, надела бескозырку, взяла винтовку и вещмешок. — Что ж, провожай жену, командир. Поцелуй на прощание.

Он виновато взглянул на нее.

— Ты прости, что так получилось.

— Не оправдывайся. Я ведь не из Ташкента приехала.

Когда они сошли на причал, Таня сказала:

— Заявление я написала. У тебя на столике. Оформляй, как представится возможность.

Отойдя несколько шагов, она обернулась и крикнула:

— Семь футов тебе под килем и попутного ветра.

Новосельцев улыбнулся. Морячка, ничего не скажешь!

Уральцев не обиделся на Новосельцева. Идя по пирсу, он вспомнил, что батальон отводят на отдых в Геленджик, и ему захотелось, пока тот не покинул Новороссийск, узнать о судьбе автоматчиков, с которыми шел в десант.

Подойдя к клубу, он увидел группу моряков и сразу узнал среди них сержанта Лычагина, несмотря на то что тот был грязен, небрит, в оборванном, потерявшем свой цвет обмундировании. Сердце у Уральцева дрогнуло, словно увидел родного человека. Он окликнул его и, когда тот подошел, не сдержал своих чувств, обнял и поцеловал в небритую щеку.

— Поздравляю с победой, сержант! Рад видеть вас здоровым и невредимым. Все, стало быть, обошлось благополучно?

— В основном, конечно, — ответил Лычагин, невесело улыбнувшись.

— А как Кайда, Прохоров, другие ребята?

— Кайда цел и невредим. Вон на клумбе дрыхнет, никак не проснется, — указал рукой Лычагин на матроса. Помолчав, со вздохом сказал: — А Ваня Прохоров погиб. Шестеро нас осталось…