— Мы, конечно, пообещали, — заключил Гучков. — Но не сказали женщинам, где находимся.

— Добро, — сказал Глушецкий. — Завтра пойдем к ним.

Наевшись и еще раз выпив воды, лейтенант почувствовал себя значительно лучше. Приказав Гучкову организовать дежурство, он лег и вскоре уснул. Таня и Груздев тоже легли.

Гучков остался дежурить, а Кондратюк заявил, что будет ловить рыбу. Соль и воду раздобыли, теперь можно сварить уху.

Закинув крючки, Кондратюк сел на камень и опустил в воду босые усталые ноги. Неожиданно с моря донесся еле слышный звук работающего мотора. Кондратюк насторожился. Вскоре он увидел темную точку, оставляющую за собой светящийся след.

— Гучков! — радостно вскрикнул Кондратюк. — Катер! Наш! Давай семафор!

— Буди лейтенанта, — возбужденно сказал Гучков. — А я буду сигналить.

Разворошив костер, он нашел красный уголек, зажал его двумя щепками и стал сигналить. Когда уголек потемнел, Кондратюк подал ему другой.

Все не сводили глаз с темной точки на морской поверхности.

Вскоре все увидели, как точка превратилась в силуэт сторожевого катера, и всем показалось, что катер застопорил ход.

— Заметили! — победоносно воскликнул Гучков.

От катера отделилась шлюпка.

Не доходя до берега, шлюпка остановилась — и с нее раздался зычный голос:

— Кто такие?

Размахивая руками, Гучков торопливо заговорил:

— Свои, браток, севастопольские. По горам блукаем, от фашистов прячемся. Забери нас, будь ласков.

— Раз свои, то заберу, какой может быть разговор… Много вас?

— Пять человек.

Шлюпка подошла ближе.

Вскоре Глушецкий и его товарищи сидели в кают-компании морского охотника.

Устроив спасенных, боцман поднялся на мостик и доложил капитану:

— Пять человек, из них один лейтенант и одна девушка. Говорят, что выбрались с Херсонеса. Отощали, страсть. Лейтенант к тому же раненный в голову и в плечо. Чувствует себя неважно, лежит. Я приказал коку приготовить ужин.

Лейтенант Новосельцев вызвал из рубки помощника.

— Останься тут за меня. Держать по этому курсу. А я проведаю спасенных.

Открыв дверь кают-компании, Новосельцев замер в изумлении.

На него смотрела Таня. Это без сомнения была она! Эти большие черные глаза он без труда узнал бы среди тысяч других. И в то же время это была не прежняя Таня. Перед ним сидела девушка с коротко, по-мальчишески остриженными волосами, с заострившимися носом и подбородком, с пепельно-бледным лицом, одетая в выцветшую грязную гимнастерку.

— Таня? Ты? — опомнившись, воскликнул он.

У нее радостно блеснули глаза.

— Ой, Виктор!

Она протянула ему руки, и он крепко сжал их.

Еще не веря себе, Новосельцев смотрел и смотрел на лицо любимой девушки, не в силах выговорить ни одного слова из тех, которые давно приготовил для нее.

— Ну, чудеса, — наконец произнес он. — А меня будто тянуло идти около берега…

— А мы в горах блуждали, — сказала Таня. — Что было бы с нами, если бы не вы? Ой, Виктор, как все хорошо получилось.

— А мы уже собирались в партизаны приписаться, — заметил Гучков. — Из-за лейтенанта задержались. Ранило его.

Кондратюк весело щурил блестевшие глаза и крутил головой, словно желая убедиться в том, что все это не сон.

— Ох, товарищ лейтенант! — произнес он. — Не верится даже, что опять среди своих. Натерпелись же мы у Херсонеса! Никогда не забудем…

Через несколько минут кок принес ужин, и все повеселели.

Глушецкий от еды отказался, только выпил стакан вина и лег. Таня заботливо укрыла его двумя бушлатами.

Во время ужина Гучков подробно рассказал о трагедии на мысе Херсонес. Слушая его, Новосельцев смотрел на Таню, на ее запавшие, но радостно блестевшие глаза и думал: «И она все это перенесла!»

После ужина Глушецкий, Гучков и Груздев остались спать в кают-компании, Кондратюка увели в матросский кубрик. Тане Новосельцев предоставил свою каюту.

Войдя в нее и сев па койку, Таня прижала руки к груди.

— Неужели я буду спать в человеческих условиях? Не верится даже… Измучилась я за эти дни.

— Вижу, Танюша, — чуть дрогнувшим голосом сказал Новосельцев. — Теперь можешь спать спокойно. Правда, моя койка не бог весть какое ложе, узковата, жестковата. Спать, однако, можно. Наш брат моряк не обижается.

Пожелав Тане спокойной ночи, Новосельцев прикрыл дверь каюты и поднялся на мостик.

Море по-прежнему было тихое. Лучистые звезды отражались в воде, как в зеркале. Катер шел полным ходом.

— Все в порядке, — доложил помощник.

Он ушел в рубку. Новосельцев посмотрел на светящуюся картушку компаса.

— Разрешите спросить, товарищ лейтенант, — обратился к нему рулевой. — Ребята говорят, что это та самая Таня, с которой…

— Та самая, — подтвердил Новосельцев.

— А здорово получилось! — не удержался от восклицания рулевой.

Новосельцев промолчал и углубился в свои мысли. Подумал, как удивится командир дивизиона, когда он доложит ему, что спас невесту. Но почему она раньше не эвакуировалась из Севастополя?

Взошло солнце и расцветило море и небо. Когда корабль был уже па траверзе Новороссийска, сигнальщик крикнул:

— Справа по борту два немецких самолета! Идут на нас!

Новосельцев поднес к глазам бинокль. Прямо на корабль шли два «мессершмитта».

— Играть боевую тревогу! — приказал лейтенант помощнику.

Зазвенел колокол. Глушецкий и его товарищи проснулись.

— Что такое? — спросил Глушецкий.

— Боевая тревога, — сказал Гучков. — Сейчас уточню.

Он хотел подняться на палубу, но Новосельцев крикнул ему, чтобы все пассажиры находились внизу. Вскоре послышался резкий гул самолета, перешедшего в пике, катер резко рванул вправо, и Глушецкий слетел с койки, больно ударившись о что-то головой. Гучков поднял его и усадил. Катер то рвался вперед, то неожиданно стопорил, то резко брал вправо или влево.

«Мессершмитты» сбросили на катер четыре небольших бомбы, но юркий корабль успел увернуться от них. Потом фашистские летчики начали обстреливать катер из пулеметов. Не молчали и катерные комендоры.

Таня не слышала сигнала боевой тревоги, она проснулась при первом взрыве бомбы, упавшей около правого борта. Не понимая, что происходит, она бросилась к выходу, но в этот момент катер резко накренился. Таня упала на койку. Вскочив, она выбежала в коридор и, услышав рев самолетов, пулеметную и пушечную стрельбу, остановилась у трапа. Когда она поняла, что происходит, то беспомощно оглянулась, ища укрытие. Но куда спрячешься на маленьком корабле?

Из кают-компании выбрался Груздев. Он пошел к Тане и прокричал ей на ухо:

— Здорово увертывается катерок! Команда тут, видать, что надо! Все бомбы — в море!

Таня согласно кивнула головой и вдруг увидела, что стоит босая. Она хотела побежать в каюту надеть сапоги, но в этот момент на палубе раздался крик:

— Командира ранило!

Таня вскрикнула, метнулась по трапу наверх.

Новосельцев лежал около мостика. По палубе растекалась кровь. Матрос поддерживал его голову и расстегивал китель. Таня бросилась к раненому.

Увидев Таню, Новосельцев пытался улыбнуться.

— Не бойся, Таня, — с запинкой произнес он. — Зацепило малость…

Его лицо побледнело.

Таня прикрикнула на матроса:

— Давайте быстрее бинты! Жгут!

На мостик вбежал помощник командира и принял командование кораблем.

Катер продолжал бой с самолетами, увертываясь и отстреливаясь. По палубе катались стреляные гильзы. При резком крене они падали за борт.

Бой кончился неожиданно. Фашистские истребители, израсходовав, по-видимому, боекомплект, сделали над катером круг и улетели в сторону Крыма. Катер замедлил ход. И сразу наступила тишина.

Новосельцев был ранен в бедро. Рана оказалась тяжелой. Лейтенант потерял много крови. Таня сделала ему перевязку, но остановить кровотечение не могла.

Новосельцев крепился, пока шел бой, но, как только самолеты улетели, потерял сознание. Таня пришла в отчаяние. Выпрямившись, она с мольбой сказала помощнику: