Треск, ворот одним концом оторвался с держателя. Вся веревка была выбрана. Змей завис, вся конструкция держалась на честном слов. Казалось, еще мгновение, и весь мой план полетит к чертям. Я начал подыматься. Но тут, из глубин черной тучи протянулась тонкая, ветвистая молния. Она, казалось, на одну миллиардную секунды зависла над змеем, а потом протянула крошечный язычок к парящей конструкции, повернула к нему вся. Змей вспыхнул. Молния продолжала двигаться к змею, перешла на него, и рванула вдоль веревки. Кривая зигзагообразная, рванная и очень яркая лента уперлась в ящик с песком и…

Громыхнуло очень сильно. Шалаш, ворот, вся удерживающая конструкция вспыхнула в одно мгновение, несмотря на то, что была пропитана дождем. Звуковой волной меня больно ударило по ушам. В голове билась одна мысль: «Хоть бы получилось! Хоть бы получилось! Хоть бы получилось!». Веревка от змея упала на землю. Я медленно встал.

Как потом рассказал мне дед, зрелище было потрясающее. Он в красках расписывал мне, как прибежал Кукша, обернулся, не увидел меня, и бросился назад. Буревой удержал его. Он видел как я упал, неуклюже вскинув руки. Как со страшным грохотом молния ударилась, казалось, в то место, где я лежал. Как он уже подумал, что Перун решил наказать строптивца, решившего взять часть его силы. Как он взялся за амулет, в виде молнии, такой же, как отдал мне, когда мы братались. Крестик мой он носил, но для покровительства местных богов из дуба все равно себе сделал амулет и носил его на той же цепочке. Как вспыхнул шалаш и остатки ворота. Как на фоне пожара, под проливным дождем, и порывистым ветром, в раскатах грома и отблесках молний из травы поднялась человеческая фигура. Фигура расправила плечи, подняла руку вверх и огласила окрестности жутким, почти нечеловеческим криком, и бросилась в пожар. Как человек ногами раскидал горящие поленья, и склонился над ящиком. Как он щипцами взял что-то из ящика, и, опять жутко закричав, побежал к людям.

Тогда Буревою, по его словам, стало ясно все. Воля богов была однозначна. Мое появление в этом времени стало не просто случайностью, а проявлением величайшей, непознаваемой в своей мудрости божественной силы, направленной на помощь его роду. И доказательством этого стал кусок еще красного, раскаленного стекла, который я щипцами принес к лесу, где прятались местные, и бросил к его ногам. Все. Я сделал это. У меня получилось. Мы стояли мокрые, в лесу, я напротив Буревоя, с щипцами в руках, в лаптях, грязный как свинья. Дед во все глаза смотрел на похожий на коралл еще светящийся стеклянный камень.

— Люди! — закричал он, — Вы все видели сами! Перун явил свою волю! На нашей стороне он! И сила его теперь тоже!

Дед поднял с земли горячий кусок, обжегся, уронил. Сорвал с себя рубаху, разрывая ее без жалости, схватился опять. Потянуло запахом жженых тряпок.

— Сергей, родич наш названный! Приручил! Поймал силу Перунову! Его он выбрал для донесения силы своей людям! Нашему роду на славу, а врагам на погибель! Смотрите же и запомните, и потомкам своим передайте! Наш род, Игнатьевы — я удивленно вытянул лицо, — по названию родича нашего, Сергея, во всем свете первый подобен детям божьим стал! И Сергея нашего выбрали боги своим гласом на земле нашей! Слава!

Местные, после такой накачки, заорали как ненормальные. Все бросились обниматься, обнимать меня, кричать что-то непотребное. Даже самые мелкие и Веселина прибежали, они втихаря наблюдали за нашим экспериментом, сбежав из деревни. Стояли за кустами, чтобы их не отправили обратно. Это был не праздник. Это больше всего напоминало победу после кровавой, страшной битвы. Крики вокруг, звериные, наполненные яростью, радостью и силой, сопровождаемые раскатами грома. Перекошенные лица деда, Кукши, детей, женщин, освещаемые вспышками молний. Мистическая, наполненная непередаваемой силой картина. Я проникся. Все происходящее проникало в меня, возвышало, наполняло яростью. Я как будто стал расти на глазах, возвышаясь над деревьями, озером, упирался ногами в земля, а плечами подпирал небосвод. Я поднял руки со щипцами, тоже заорал нечто невообразимое. Народ чуть притих, и посмотрел на меня.

— Люди! Народ! Товарищи! Братья! Род мой! Все вы видели, как Перун силой своей с нами поделился! Не только со мной, я всего лишь волю его принял, как она есть! Да истолковал правильно! Все Вы, — я выделил голосом, — Вы сделали это! Кто-то ткань ткал, веревки делал.

Девушки приосанились, гордо подняли голову.

— Кто-то змея делал, да дерево мастерил, чтобы змея воздушного на земле держать!

Кукша и дед тоже расправили плечи.

— Песок готовили, помогали во всем!

Дети вытянули спины, встали, широко расставив ноги. Гордость и сила чувствовалась даже в них.

— Все мы, родом нашим, Перунову силу поняли, и себе часть ее взяли! Я вам только слова сказал, волю его! А вы ее в доказательство земное превратили! И теперь повязаны мы с вами не только узами кровными и родными, но и силой божественной! Перуновой!

Народ опять закричал.

— И воля его говорит во мне, что сложные времена требуют сложных решений! — я решил толкнуть программную речь, пока момент подходящий, хотя было сложно, адреналин кипел в крови, — И традиции наши, веками проверенные и предками нам переданные, мы должны не только чтить, но и менять! Менять, чтобы жить так, чтобы потомки наши уже нас запомнили, и детям своим передали, а те внукам, а те — правнукам! Много сделать нам предстоит, непривычных вещей и странных! Но все это для того, чтобы род наш в веках выжил, и слово, свое и Перуново, через века эти пронес! Ибо нет силы большей, чем род и племя, живущее едино, и силу свою на благо каждого направляющее! И нет тут запретов в работе нашей, если вся она направлена на это! Благо для каждого — вот теперь новая традиция наша! Предки наши, и боги наши, тут свое слово сказали! Что каждому на благо — то всему роду на благо!! Что предки нам оставили — то предкам пусть слава будет, наша славу мы сами делать будем! Их чтить и уважать! Но и самим своим умом жить!! Жить так, чтобы высоко голову держать!!! Чтобы любой, я подчеркиваю, любой, малец неразумный, женщина слабая, муж добрый, дед старый да старуха дряхлая, кто в нашем роде или племени будет, гордо мог смотреть на мир и говорить «То мой мир, и мои боги, и воля их — моя воля»!!! Это наш мир! И наши боги! И нашей волей изменить его!!! Ибо воля наша — это и есть воля божья!!!!

Народ проникся. Натурально проникся, без притворства. Встали толпой, но гордой, а не бесправной и запуганной. По-хозяйски оглядели себя, мир вокруг, лес, поляну с догорающими остатками шалаша, небо, землю. В глазах читалась гордость, сила, и желание непременно сделать так, чтобы сказанное мной в жизнь воплотить. Обнялись в итоге все, да так и стояли посреди леса под дождем. В воде, пламени и на ветру новое общество рождалось, а я роды те принял. И станет каким то общество — мне неизвестно, может лучше, может хуже, чем покинутое мной. Но здесь и сейчас стояли мы посреди природы нетронутой не как приживалки лесные да озерные, игрушки в руках богов да сил мистических, неизведанных, а как хозяева своей судьбы.

Дождь стал прекращаться. Тучи стали светлее, между ними появились просветы. В один из них выглянуло солнце, осветило поляну, лес, и нас. Мы разомкнули наши объятия, посмотрели друг на друга. Лица. Как лица-то просветлели! Глаза блестят, плечи расправлены, куда грусть, печаль да безысходность делась. Радостные люди, сильные и стремящиеся окружали меня.

— А ведь праздник сегодня. Перуна рождение, — дед расправил рубаху, в которую был замотан кусок камня, образовавшийся после удара молнии, — значит, и правда нам Перун знак сильный дал.

— Ага, а у меня сегодня День Рождения, — сказал я, — как раз в самую короткую ночь на свет появился, через два часа после полуночи.

Все заворожено посмотрели на меня. Обеслав даже пальцем ткнул, проверял, материальный я или сейчас появится копье мое, или меч там, что у Перуна на вооружении, гряну громом, да и улечу на небо.