С винтами и рубанком опять полез усовершенствовать станок. Он становился похожим на привычные мне, разве что грубее и гораздо массивнее — для той же прочности, что при использовании металла дерево приходилось брать толще. На длинном винте (почти метр, пять убитых заготовок, две переделки плашки) теперь ездили деревянные тиски со специальными держателями, тоже на винтах. В них зажимал инструмент, и гонял вдоль заготовок. Теперь я мог получить не просто круглые, а одинаковые по толщине ручки для мелкого инструмента, шпильки для станка. Рельсу, по которой ездила каретка, я разметил, по маленькой линейке из своих запасов. Уверен, что ошибся часто и много, но опорные размеры у меня теперь были. Я даже научился делать деревянные болты. Делал шестигранную заготовку, размечал резьбу и головку, резьбу снимал, подпиливал небольшой пилкой, специально сделанной для станка, и с метра заготовки получал десять-пятнадцать заготовок под болты, на них плашкой наносил резьбу. Гайки делал еще проще, в шестиугольной заготовке выбирал отверстие, потом метчиком прорезал резьбу, и распиливал. Станок, по моим ощущениям, стал работать в два раза эффективнее, а то и в три. Надо было браться за следующее дело.
Как раз на этот момент и пришлась кульминация одежно-зеркальной депрессии, совмещенная с искренним желанием местных жителей сменить моду в отдельно взятой деревне. Буревой собрал совещание, на котором объявил что в целях маскировки всех переводят на новую форму одежды. Дети обрадовались, Зоряна с девушками тоже, только заявили что как раз через пару лет все и сделаем. Я удивился, мне объяснили, что материя, которую они делают из местных продуктов, делается долго, муторно, и пока ее хватает только на первоочередные нужды, и малюсенький запас. Который, вместе с остатками закупленной на Ладоге материи, и ушел на Кукшу с Веселиной. Для остальных надо делать ткань, свои теперешние наряды пускать на переделку они не хотели, привыкли к ним, и боялись, что камуфляж по моему образцу им не подойдет в повседневной жизни. Вкрадчиво поинтересовался, что можно сделать, чтобы улучшить выход материи. Если резюмировать то, что мне ответили, то выходило, что надо набрать где-то еще толпу баб. Решил пойти другим путем, назначив на утро обследование процесса заготовления ткани.
Результаты обследования не порадовали. По всему выходило, что современным методом мы не сможем одеть всех в форму еще года два, как и говорили ранее. Да еще и всех наших девушек превратим в слепых. Это уже я додумал. И все из-за технологий обработки материалов. Я все это время не мог понять, чем они там занимаются у себя дома. Целыми днями собирают что-то в лесу, все вечера собираются в кучки и при лучине колдуют над собранным. Ну, помимо огородных и домашних дел. Так вот, это все и было технологическим процессом создания ткани. Делали ее из крапивы, конопли и сосновых иголок. Больше подходящих материалов тут или не было в достаточном количестве, или выход ткани был совсем уж микроскопический. Процессы при обработки всех трех ингредиентов были следующие: их сушили, варили, мяли, выбирали нити, полученную субстанцию — кудель — чесали до потери пульса, с целью изъятия остатков стеблей, оболочек. Кудель крепили на веретене, и скручивали руками в нитки. Из ниток делали ткань, на небольших станочках. У каждого процесса, в зависимости от материала, были свои незначительные особенности. Крапиву и коноплю не варили, а сушили на солнце, сосновые иголки наоборот — проварили основательно. Процесс изъятия тканевых волокон тоже отличался — из крапивы и конопли простейшими деревянными инструментами выбирали остатки стебля, из сосновые иголок доставали сами нити. Качество получающегося продукта тоже было разное. Крапива давала мягкие и шелковистые ткани, конопля — более грубые, но прочные. Сосновые иголки давали прочную и грубую материю, напоминающую шерсть. Из нее в основном у нас и было сделано все. Прочность, толщина ткани, грубость ее, помимо свойств сырья, зависела еще и от толщины и качества полученной нити.
Ресурсная база же сильно разнилась. Если сосновые иголки были тут в огромном количестве, с крапивой дело обстояло хуже, конопля росла совсем редко. При этом основной «крапивно-тканевый» сезон уже прошел — ее убирали сухой поле зимы, а конопляный — не наступил. Сосна же была под рукой всегда. Про лен тут знали, но никто не знал, будет ли он тут расти. Шерсть в принципе тоже использовали, но овец у нас не было, как и собак, верблюдов и прочих «шерстеносцев». Хлопок же видели только в виде готовой дорогой ткани, которую привозили купцы.
Вечер сидел с девушками, много думал. При тусклом свете лучины, под монотонные разговоры-песни-байки, они перебирали варенные мятые иголки, выбирали вручную из них нити подлиннее, складывали в кучку. Получали кудель. Иголки специально отбирали слегка подсушенные, они проще обрабатывались. Посмотрев на это, как напрягают глаза наши барышни, какой мизерный выход от всех их усилий, я и пришел к выводу, что такими темпами ослепнут они очень скоро. Из большого, в одной руке не помещается, пучка иголок выходил по результатам всех действия кусочек ткани размером два на два сантиметра.
С этим кусочком я пошел на улицу, к деду. Тот сидел у костра.
— Буревой, с одеждой действительно засада, мы скоро тут и без всякой формы будем с голой задницей ходить.
— Да сдюжим — пожал плечами дед, — бабы коноплю соберу по осени, да за лето что сделают. А там и крапива опять пойдет.
— Ты видел, КАК они там работают? Я тебе по своему опыту скажу, при такой работе они ослепнут, причем очень скоро.
— Да, бывает и так. Редко кто с острым зрением из баб остается, моя Крижана к сорока летам тоже плохо видеть стала… — дед чуть сгорбился, вспоминая любимую супругу.
— Вот что, я бросаю сейчас все свои придумки, и стану делать так, чтобы труд их легче и производительней, ну, за то же время больше ткани давал.
— А с Перуновой силой как? — этот вопрос дед задавал мне постоянно, ждал от меня не только хозяйственного подтверждения моих успехов, но и мистического, так сказать.
Я с этой Перуновой силой, с приручением молнии, уже сто раз пожалел, что подписался на такое. Казалось бы, что стоит построить громоотвод, и забрать заряд в землю? Но для деда реального результата не будет. Подумаешь, поглотила земля молнию, эка невидаль! Да такое постоянно тут происходит, то дерево заполыхает, то в озеро молния ударит. Ему вынь да полож результат, которые можно руками пощупать, а не костер на поляне от моего громоотвода. Поэтому я хотел сделать воздушного змея, поднять его во время грозу, в веревку, которой его удерживают добавить проводник, и сделать металлический наконечник. Молния ударит в самый высокий объект, то есть змей должен сильно подняться над озером, на берегу планировал пускать. Проводник от такого напряжения конечно испарится, однако, испарившись, создаст ионизированный канал в атмосфере, через который электричество уйдет в песок, я электричество из курса физики хорошо помнил. В песке образуется сплавленный кусок стекла. Он и должен стать материальным подтверждением приручения Перуновой силы.
Затея, на первый взгляд, простая. Но опять все уперлось в материалы. Провод использовать — слишком тяжелый змей и веревка получится, еще и непрочные, не поднимутся высоко. На змей пробовал клееные листья, местную ткань, прутики — тоже тяжелый выходил, да еще и намокал безбожно во время дождя. Замкнутый круг.
— Вот что, брательник мой названый, я баб тогда тоже привлеку для приручения этой силы, ты на то добро свое дай. Приручим — дашь тканью заняться, — я поднялся от костра, — проволоки мне надо, медной или алюминиевой, металл такой у нас был, легкий и прочный.
— Баб привлечь можешь, на то тебе мое старшее в роду слово. А как приручишь — я тебе дам свободу самому решать, чем и как заниматься, — дед тоже встал, — не думай, что не вижу пользы от твоих задумок, но подтверждение того, что боги разрешат уклад старый рушить, да новый строить, тоже надо. И не только мне. Бабы, вон, от твоих словечек до сих пор пугаются, да на станок твой и плуг поглядывают — нет ли тут чего от Мораны. Покажешь силу Перунову, сможешь ее взять — быстрее дело пойдет.
