Федор вошел в фанзу, нерешительно приблизился к Чангеру и сказал тихо, виновато:
— Прости, парень…
— Ты вор, дядя Федя, — ответил Чангер и отвернулся.
— Выходит — так, — согласился Федор. — За то и судить будут. Да уж ладно. Все одно худо. — Он направился к выходу и, не дойдя, обернулся: — А тебя я не по злобе ударил. Уж больно охота была уехать отсюда. — И он вышел.
На улице было шумно. Бабы и старики, узнав о побеге Хагу, осуждали Синдо:
— Неправда, что он сбежал! Поди — сама отпустила!
— Брат ведь ей!
— Он еще покажет нам!
Кто-то из женщин пытался защитить ее:
— Хагу теперь нам не страшен! Банду-то его перебили!
— А он других соберет! Еще хуже будет!
— Постойте, — сказала Синдо. — Сердцем клянусь, я не отпустила. Сбежал он. Я это говорю не в оправдание, а в укор себе.
Люди замерли. Наступила долгая тишина. И только на окраине хутора выла собака.
— А что с этим русским делать? — спросил Чунсеб, выбегая из-за спины Синдо. — Этот буйвол хотел убить моего сына! Вот что бывает, когда нет хозяина! При Хагу такого не было! Он бы за такое связал да в колодец бросил.
Толпа загудела и расступилась. Один Федор остался стоять на месте. А Чунсеб не унимался, размахивая кулаками перед носом провинившегося, кричал:
— У-ух! Ворюга! Из-за дохлой клячи человека хотел убить!
— Бейте вора! — визжала жена Чунсеба, одаривая мужика плевками. — Да что вы уставились на этого гада?
— Расстрелять его, как пакостную собаку!
Никто не шелохнулся. Тогда Чунсеб снял с себя кованый сапог и занес над головой Пенькова, но, услыша истошный крик сына, замер.
— Не троньте его! — сказал юноша, поддерживая больную руку. — Я сам виноват, сам полез на него…
— А коней кто воровал?! Тоже ты?! — зловеще крикнул Чунсеб.
— Это я разрешила взять одного коня, — сказала Синдо. С этими словами она пошла к плетню и, развязав лошадь, подвела ее к Федору: — Возьми. Только уезжать не советую. Сейчас везде трудно. Останешься — и людям хуторским, кто без мужиков, с детьми, услужишь. Кому дровишек подвезти, кого свозить куда. А весной в пахоте поможешь…
Под густыми сдвинутыми бровями Синдо увидела подобревшие глаза. Взяв из ее рук поводок, он повел лошадь к своей избе. Провожая его глазами, Синдо сказала подошедшему к ней Чангеру:
— Ты — настоящий мужчина. — Уходя, она поручила ему поискать Юсэка на окраине хутора.
* * *
Пока Юсэк отсутствовал, истинным другом Эсуги стал Игнат. Он занимал ее рассказами о себе и Мартынове, знакомил с русскими обычаями, учил языку. Вместе они готовили обеды и прибирали бараки, вместе ходили на окраину хутора, к дороге, по которой должны вернуться товарищи. Ради мальчика Эсуги отгоняла от себя недобрые предчувствия и пыталась казаться веселой. Юный друг даже пообещал покатать ее на своем коне при условии, что она не станет больше переживать за Юсэка.
Уже темнело, когда Эсуги и Игнат, вновь выбравшись из хутора, стояли у обочины дороги в ожидании отряда.
— Ну почему их нет? — сокрушалась Эсуги.
— С тетей Синдо ничего не случится. Она знаешь какая храбрая! Даже дядя Петро не такой. Правда — не вру. Спроси кого хочешь. — И, очевидно желая сменить разговор, Игнат гордо сообщил: — А меня тетя Синдо просила дядю Петра папой звать.
— А ты?
— Не знаю. Только неудобно почему-то…
Эсуги улыбнулась.
— Чего неудобно-то? Ведь это большая радость — иметь папу! Да еще такого, как дядя Петро. Его все уважают. Я тоже хотела бы иметь такого отца.
Игнат вздохнул, глубоко, по-взрослому.
— Ладно, подумаю. — Услышав топот копыт, он притих и тотчас же запрыгал на месте: — Едут! Что я говорил, а! — Схватив Эсуги за руку, он потащил ее навстречу отряду.
Синдо ехала впереди, за ней, образуя ровную цепочку, остальные. Но как ни приглядывалась Эсуги, Юсэка среди них не находила. Игнат это заметил раньше: уж своего Серого он отличил бы в самом большом табуне. Однако он молча следил за Эсуги, которая, как ему казалось, вросла в землю.
— Его нет! Его убили! — прошептала она, едва держась на ногах.
Осадив коня, Синдо сошла на землю. И по выражению ее лица Эсуги поняла, что случилась беда.
— А где Юсэк? — спросила она, не имея сил сдвинуться с места. — Почему вы молчите?!
— Он жив, — ответила Синдо сухо.
— Жив? — повторила Эсуги. — Где же тогда он? Где?..
— Остался там, на хуторе. — Синдо не могла сейчас сказать правду.
— Зачем?
— Так нужно. Я не могу тебе объяснить. Это тайна.
Эсуги поверила. Заикаясь от волнения, она повторяла:
— Тетя Синдо, я ужасная дурочка! Я такое подумала… Как я могла подумать такое…
Игнату тоже не терпелось узнать о своем четвероногом друге. Он подбежал к Синдо:
— Разрешите обратиться, тетя Синдо.
— Не тетя Синдо, а товарищ комиссар, — поправил кто-то.
— Товарищ комиссар, а где мой Серый? Он тоже оставлен с Юсэком на старом хуторе.
— Да.
— А когда вернется Юсэк?
— Скоро.
* * *
Юсэк не возвращался. На его розыски не раз выезжали бойцы, и все напрасно: его не было ни в окрестностях старого хутора, ни вблизи штаба. «Неужели он ушел с Хагу? — думал Ир, который больше других переживал случившееся. — Но как он мог оставить Эсуги? И зачем ему нужен этот бандит? Нет, здесь что-то другое. Он мог пожалеть Хагу и отпустить, но не уйти же с ним!»
Ир знал, что Хагу спас Юсэка. «Какое глупое стечение обстоятельств! Конечно, Юсэк его отпустил…» Поднявшись с нар, он вышел из барака.
Синдо и Мартынов сидели во дворе штаба, возле груды трофеев, добытых во время последней операции. Перфильев стаскивал оружие в амбар.
— Богато вы разжились, — говорил Мартынов. — Есть чем хлопцев вооружить. Теперь и с врагами встретиться можно.
Занятая другими мыслями, Синдо молчала.
— Будет тебе про то думать, — сказал Мартынов, догадываясь о причине ее беспокойства. — Без людей он никуда теперь не денется. Изловим и его.
Они сидели близко друг к другу. Дул сырой, пронизывающий ветер. Мартынов поднял ворот ее кожанки, застегнул пуговицу и хотел что-то сказать, но его отвлек подошедший Ир.
— Похоже, опять дождь собирается, — сказал он, глядя на небо.
Ир сел рядом и, заметив озабоченное лицо Синдо, не решился начать разговор, с которым пришел сюда. Он сидел подобно непрошеному гостю. Наконец, желая как-то сбить гнетущее молчание, сказал:
— Где этот старик? Идти бы уже пора.
— Его нет на хуторе. Я заходила к ним, — отозвалась Синдо. — Подождем еще. Оружия пока достаточно. Вот людей бы…
— Да, бойцов не мешало бы, — сказал Мартынов. — Бьюсь об заклад, что Хагу сейчас стоит на четырех мослах перед атаманом. Только не пойму: почему он раньше не побрел к нему? Не дай бог, поднимет он этих головорезов — и тогда… Может, хватит нам с разбойниками счеты сводить? Не то некому будет япошкам хлеб с солью поднести.
— Петр, не время шуткам, — резко ответила Синдо.
— А я не шуткую. Я дело говорю, — сказал Мартынов. — Все, что мы делаем, — несерьезно.
Синдо уловила в его словах упрек, но не возразила, а лишь сказала провинившимся голосом:
— Может быть… только хуторянам, чьи избы мы вчера оградили от пожара, от чьих детей отвели кнут Хагу, им, уверяю, мы не показались несерьезными людьми. — Она поднялась и отошла в сторону.
Неожиданно во дворе штаба появилась Эсуги. Она была все в том же свадебном наряде и торопливо шла, увлекая за собой Игната. Подойдя, она сердито поглядела на Ира.
— Это правда, что Юсэк сбежал из отряда? — Заметив, что учитель затрудняется ответить, спросила с укором: — Зачем вам нужно было меня обманывать?..
За Ира ответила Синдо:
— Не думаю, что правда, которую ты хочешь услышать, тебя порадует. И уж коль ты настаиваешь, знай — Юсэк отпустил врага и, стало быть, предал нас. А потом сбежал от позора.
Эсуги пристально посмотрела на Ира и Мартынова.