— Слушаюсь! — крикнул тот и сразу же махнул через плетень. Синдо и находившиеся рядом бойцы кинулись со двора.

Люди Хагу, сойдя с лошадей и прячась за деревьями и изгородями, продвигались к хутору. Подбежав к бойцам, Синдо приказала одной группе оттеснить бандитов влево, где кончался редкий лес. Сама она с другой группой приостановит стрельбу, чтобы дать возможность первой группе зайти глубже в лес, куда должны были отступить бандиты.

Когда послышались оттуда выстрелы, Синдо бросилась вперед, увлекая за собой остальных. Пример комиссара воодушевил товарищей. Отбросив страх, они последовали за Синдо, отчаянно шедшей навстречу врагу. Бандиты стали медленно отходить.

В это же время Чангер, добежав до двора своей фанзы, крикнул Мансику, что бандиты угоняют лошадей.

Оставив с арестованным Юсэка, тот бросился на выручку.

«Вот что делает вражда, — продолжал ужасаться Юсэк. — Люди уподобились хищным зверям! Как можно добиваться счастья, убивая друг друга? И можно ли быть довольным, кровью омыв себе дорогу к свободе? И вымостив ее путь трупами? Какой жуткий и несуразный этот путь к миру и благополучию!..»

Он стоял перед Хагу, связанным и лежащим на сырой, еще не просохшей от дождя земле. Ему было стыдно глядеть на него, не знал он, как сейчас вести себя: то ли оправдываться, то ли пристыдить. Он еще не понимал, что судьба этого человека в его руках. Но ощущал к нему жалость.

— Что же ты молчишь, Юсэк? — нарушил тишину Хагу. — Хоть поздоровайся, что ли. Или теперь тебе нельзя со мной говорить?

— Здравствуйте, дядя Хагу, — произнес Юсэк тихо и виновато.

— Ошибся я в тебе, мальчик, — вздохнул Хагу. — Не страшно, что меня угробят, жалко — ты веру во мне последнюю убил.

Юсэк отвернулся. На память пришли слова Хагу: «Запомни, Юсэк, чужому пистолет не вкладывают в руку. Я верю тебе, мой братишка. Ну а если и ты окажешься таким же неблагодарным, как Синдо, — бог осудит нас: тебя — за черствое сердце, меня — за мягкость».

— Не виноват я перед вами, — упрямо сказал Юсэк. — Я просил тетю Синдо помириться. Я передал ей все, что вы наказывали. А уйти от них не мог… — Юсэк замолк, стыдясь сказать о состоявшейся свадьбе.

— А винтовку зачем взял? Против кого? Кого ты собрался убивать?

— Мне ее дали, но я никогда не выстрелю в человека, — заверил Юсэк.

— Тогда брось ее. И развяжи мне руки.

— Что?.. Нет, я не могу этого сделать… — забормотал Юсэк, пугливо озираясь. — Может, они сами вас еще помилуют…

Слабая усмешка мелькнула на вспотевшем лице Хагу.

— Не помилуют. Убьют, не моргнув глазом, — сказал он и, мотнув в ярости головой, сжал зубы. — Вот она, черная неблагодарность! Ну как же не будешь зверем, если на доброту отвечают злом! Как?! Подумай только, кто мне узел на шее стягивает! Родная сестра! Сестра, которую растил, берег больше себя. А за что? За то, что она же разорила меня? А как бы ты поступил? Неужто смирился?

Юсэк опустил голову. Заметив участливое выражение на его лице, Хагу продолжал, распаляясь:

— Вот то-то и оно! И после всего, что они сделали, они же хотят еще расправиться, со мной! Да-а-а, — выдохнул горько он. — Плохие мы корейцы. Подохнем здесь, на чужбине, ничего не добившись! — И он рыдая стал биться головой об землю.

— Зачем вы так? — испуганно взмолился Юсэк. — Я ужасно виноват перед вами, но я… ничего не могу сделать. Если я вам развяжу руки, то они снова обагрятся кровью. Вы страшно озлоблены. Вы никогда не сможете усмирить себя.

— Неправда! — прохрипел Хагу. — Я никого не убивал! У меня счеты только с сестрой. Это она разносит слухи, чтобы все возненавидели меня! Это она стреляла в моих хуторян! Ты сам все видел. У меня до сих пор сидит в плече ее пуля! Развяжи мне руки, Юсэк! Развяжи руки, которые подняли тебя с холодной земли и несли через тайгу. Я клянусь, что эти руки никогда больше не нажмут на курок пистолета.

Юсэк огляделся — никого рядом не было. Где-то за хутором опять гремели выстрелы. Значит, там продолжают убивать друг друга!.. Нет, лучше оказаться на месте Хагу, чем всю жизнь казнить себя… Отбросив винтовку, он подскочил к Хагу и снял с него путы. Хагу вскочил, безумные глаза блеснули радостью:

— Бежим!

Юсэк отпрянул от него.

— Уходите быстрее, — прошептал он.

— А ты?

— Нет, — мотнул головой Юсэк. — Я останусь здесь.

— Они не простят тебе! Бежим! Ну что ты стоишь, дурень!

— Нет, нет, — повторил Юсэк, почему-то пугаясь его.

Не мешкая, Хагу кинулся со двора и через огороды — к лесу. Он знал здесь каждую тропу и скоро потерялся из виду. Юсэку стало легко, словно это он сам вырвался из заточения.

Вбежав во двор, Мансик увидел Юсэка и валявшуюся рядом винтовку.

— Где Хагу? — спросил он, быстро оглядывая двор. Подскочив к Юсэку, он сильно дернул его за руку: — Где Хагу?! Оглох, что ли!

— Он ушел, — ответил Юсэк, не смея глянуть ему в глаза.

— Как он мог уйти?.. А ты где был?

Юсэк молчал. Схватив его за грудь, Мансик впился в него глазами:

— Ты его отпустил?!

— Да, — признался Юсэк. — Он тоже жить хочет, как ты, как я, как и его сестра.

— Что ты натворил! Ты даже не понимаешь! Убить тебя за это мало!..

Сильным ударом он повалил Юсэка на землю. Подняв его, снова ударил.

Юсэк пришел в себя не скоро. Мансика уже не было во дворе, не оказалось и винтовки. «Видать, побежал разыскивать Хагу», — подумал Юсэк. Поднявшись, он снял с себя шашку, положил на землю и пошел прочь. Он не знал куда. Хотелось уйти как можно дальше — от этих мест и людей, которые не понимали его и которых не понимал он.

Как и предполагала Синдо, бандиты, атакованные бойцами справа, оттянулись влево от хутора к поляне. Они не могли прятаться за деревьями и оборонялись лежа на земле. Каждого, кто пытался подняться, чтобы пересечь поляну, настигала пуля. Еще полчаса — и все было кончено. Собрав трофеи, отряд вернулся к фанзе Чунсеба.

Обойдя пустой двор, Синдо зашла в фанзу. Чунсеб с женой накладывали повязку на руку сына.

— Куда подевались Мансик и Хагу? — спросила она. Чунсеб злобно поглядел на нее, но промолчал. А жена, стуча кулаками себе в грудь, закричала:

— Уходите! Это вы сбили с толку нашего сына! Уходите, не то я…

— Перестаньте, омони, — выговорил с трудом Чангер. — Тетя Синдо не виновата. Меня хуторянин Пеньков ударил… Хотел лошадей забрать…

— Я спрашиваю: где Мансик и Хагу? — перебила его Синдо.

— Мансик пошел к лошадям, — сообщил Чангер.

— Зачем?

— Выручать. Их бандиты хотели угнать.

— А Хагу?

— Не знаю.

Выбежав на улицу, Синдо приказала бойцам обыскать хутор и ближние рощи, любой ценой найти Хагу.

По улице под дулом винтовки Гирсу вел мужчину. Их с криком сопровождала орава детишек. Выбрались из изб и старики. Гирсу привел мужчину во двор.

— Где Мансик? — спросила его Синдо.

— Я здесь! — Запыхавшись и едва переводя дыхание, он предстал перед комиссаром. И доложил упавшим голосом: — Хагу сбежал…

Мужчина, которого привел Гирсу, грохнулся на колени.

— Я не знал, что это ваши лошади, — заговорил он густым басом. — Ей-богу, не знал. Хотел только одну забрать, чтобы уехать с хутора!

— Встаньте, Пеньков! — оборвала его Синдо.

Мужчина поднялся. Кряжистый, он стоял твердо, сжимая и разжимая сильные мозолистые руки. Синдо знала этого старого хуторянина, батрачившего еще у ее отца. Жил он один, боялся обзавестись семьей, поскольку кормиться было нечем. Работал хорошо. Силен был необычайно. Умел вспахать землю там, где ее не брала соха. Оттого и утвердилось за ним прозвище «Бугай».

— Зачем ты, Федор, силищу свою на мальчишку обрушил? — спросила Синдо.

— За то и рубите голову, — сказал он.

— А далеко ты собрался?

— На Север задумал. Сказывают — мирно там. Мужику работа нужна, а тут голодно. — Он шмыгнул носом. — Отроду чужого не трогал. И не обижал никого.

— Так вот, — сказала Синдо. — Пойди в фанзу и проси прощения. Простят — тогда порешим, как поступить.