Мартынов выложил из кармана тужурки куски сахара и сухарики.

— Это тебе тетя Синдо прислала. — Вдруг он заметил запекшуюся на рубашке кровь: — Э-э, постой, постой, что это? — он задрал рукав рубашки. — Кто ж тебя так ранил, боец?

— Упал, — соврал Игнат.

— У тебя и рожа как у той хрюшки. — Сердито поглядев на него, Мартынов поднялся, смочив полотенце, вытер на локте спекшуюся кровь. — Ну, теперь сам скажи: что тебе положено?

— Самое малое — два дня ареста, — сказал Игнат, надувшись.

— А не мало будет?

— Достаточно. А на двор можно выходить?

— Положено, как любому арестанту, — ответил рассерженный Мартынов.

Игнат заметно приуныл. Эти два дня он не сможет носить своему другу сено, навещать Эсуги. А ей сейчас очень трудно. Что она подумает о нем? Не дело оставлять ее одну в беде, да что поделаешь? Арестован… Он отошел к окну, поглядел на большую избу, на скирду и только вздохнул.

А Мартынов, звеня шпорами, вышагивал перед ним взад и вперед, о чем-то думая. Потом рухнул на кровать и вскоре задремал. Игнату стало совсем плохо, ведь Мартынов уснул, не помирившись с ним.

Когда Мартынов проснулся — мальчик тут же признался ему, потупясь:

— Папа Петро, я тебе наврал.

— Что ты? Что ты? Игнат? — встревожился Мартынов, вскакивая с постели и опускаясь к нему на корточки.

— Я не упал, а порезался, когда в соседний огород за сеном лез.

— Ну, знаешь, это уже чересчур! — взорвался Мартынов. — Это, брат, есть грабеж! А за него, брат, домашним арестом не отделаешься. Осрамил ты, солдат, своего командира. Что теперь скажут хуторяне? Красные грабят бедных крестьян и кормят своих лошадей!

— Никто же не видел, — попытался оправдаться Игнат, чтобы утешить Мартынова.

— Не видел, говоришь! — еще больше возмутился Мартынов. — Вот и плохо, что не видели. Попался бы — без ушей ходил. — Внезапно успокоившись, он добавил: — Подумай, брат, что хозяину скажешь. Посмотрим, как он с тобой поступит.

— Простит, — заверил Игнат. — Коня голодного ведь жалко…

— Мы тоже не очень сыты, — сказал Мартынов, — так неужто и нам всем отрядом идти воровать? Нет, брат, это не оправдание.

Мартынов усадил мальчика рядом с собой, сунул ему под нос сухарик с сахаром. Тот поднял на него мокрые глаза и, увидев добрую улыбку, успокоился.

Выпив кружку холодной воды, Мартынов ушел. А немного спустя Игнат вошел во двор большой избы, чтобы вымолить у хозяина прощения. И вышел оттуда веселый, с краюхой еще теплого печеного хлеба. Неожиданно возле своей избы, за плетнем, он увидел Юсэка! Подбежав к нему, Игнат крепко вцепился в его руку, хотя тот и не собирался бежать.

— Где ты пропадал? — закричал Игнат, радуясь и сердясь. — Тебя весь отряд ищет! А Эсуги думает, что тебя убили. — Он потянул его на улицу: — Идем скорей к ней! Она теперь у тети Синдо живет! — Он вдруг замолк, вспомнив о своем домашнем аресте.

— Передай ей, что я скоро вернусь, — сказал Юсэк, озираясь по сторонам.

— Ты опять уходишь? Нет, я не отпущу! — попытался удержать его Игнат. — Тебе разве не жалко Эсуги? Она всё время плачет, а ты…

— Не могу остаться, понимаешь. Я должен…

— Опять к белым пойдешь? — навострился Игнат.

— Я никогда не был у них.

— А где пропадал?

— В лесу.

— Тебе, что ли, стыдно остаться? Или боишься? — спросил Игнат. — Мартынов добрый, он сразу простит. Только извинись. Он меня тоже не раз прощал.

— Не боюсь я ничего. Что заслужил, то и получу, — сказал Юсэк.

— Ты бы лучше Чангера выручил. Его Хагу поймал и увел к себе. Он тебя послушается. Ты ведь его спас.

Юсэк почувствовал, как у него что-то оборвалось внутри и резкой болью сдавило дыхание. Случилась новая беда. И в ней повинен опять же он, Юсэк. Из-за его проклятой жалости ждет своей страшной участи Чангер! Может быть, права Синдо, что так непримирима к врагам, даже к родному брату?..

— Я пойду к нему, — сказал Юсэк, вырывая свою руку из цепких мальчишеских пальцев. — Скажу ему все, что о нем думаю! Я хочу видеть, как он посмотрит мне в глаза! — Он кинулся бежать через огород, крикнув Игнату: — Не вздумай выболтать о нашей встрече Мартынову!

— Постой! — спохватился Игнат, догоняя Юсэка и протягивая ему краюху хлеба: — Возьми. А Эсуги можно сказать?

— Нет, и ей не говори ничего. А то она бросится меня искать. Я скоро вернусь, — сказал Юсэк и, взяв хлеб, пошел от него уверенным шагом через огороды к лесу.

А Игнат, несмотря на запрет и домашний арест, тут же побежал к Эсуги, чтобы порадовать сообщением о Юсэке.

Юсэк быстро выбрался на знакомую дорогу. Теперь он шел один, распираемый ненавистью к Хагу и самому себе. Почему он никогда не пытался разобраться в том, что происходит в России, а жил, лишь подчиняясь своим чувствам? Словно обреченный, ничему не сопротивляясь, он будто следовал предначертанным путем, не пытаясь ничего изменить, как это делали его товарищи. В эти минуты он казался себе жалким, ничтожным существом, которого невесть за что любила Эсуги. И не раскаяньем должен он искупить свою вину перед отцом, Эсуги, товарищами…

Он торопился, не зная, как брат Синдо встретит его, не решив до конца, как он поступит с самим Хагу.

Тот велел в честь своего спасителя приготовить вкусный обед. Сам повел гостя в только что истопленную баню, а после выдал новое белье. Однако ни горячей парной, ни услужливостью не удалось отогреть сердце Юсэка. Хагу то и дело подкладывал в чашку юного гостя еду и говорил друзьям:

— Чистое и великодушное сердце этого мальчика уберегло меня от верной гибели. Это небо послало его в награду за мои муки! И отныне он будет наследником моего хутора!

Услышь такое раньше, Юсэк одурел бы от счастья, но сейчас он оставался равнодушным. Щедрые посулы Хагу казались насмешкой. Хотелось сию же минуту выложить все, что он думает о нем. Но Юсэк уже был не тем мальчишкой, которого Хагу видел в первый раз. Он знал, что своей несдержанностью может испортить дело. И поэтому, пользуясь его добрым расположением, осторожно сказал:

— Дядя Хагу, вы меня тоже спасли однажды. Так что мы в расчете. Но я хочу просить… чтобы вы отпустили Чангера.

— В своем ли ты уме, мальчик! — воскликнул Хагу. — Об этом не может быть и речи! Это он нас поссорил с Синдо! Меня только от одного его имени колотит! А ты…

Юсэк понял, что просить его бесполезно, поэтому решил оглядеть место, где заточен Чангер, с тем чтобы ночью помочь ему сбежать.

Оставшись наедине с Юсэком, Хагу вдруг повеселел:

— Я знал, что ты придешь. А где Эсуги?

— Там осталась.

— Осталась… — повторил Хагу, думая о чем-то своем. И неожиданно спросил: — Почему ты сразу не ушел со мной? И почему тебя не наказали?

— Они не могли меня найти.

— Так ты все это время скрывался?

— Да.

— Бедняга, — вздохнул Хагу. — Теперь не попадайся им на глаза. Они тебе ни за что не простят. А как ты узнал про Чангера?..

— Об этом знает весь отряд.

— Но ведь ты жил не в отряде, а в лесу?

— Игнат сказал.

— Игнат? Кто он? И как он тебя в лесу нашел?

— Мальчик. Я встретился с ним случайно.

— Не подумай ничего плохого. Это не допрос. Я верю тебе. Мне просто любопытно, как они умудряются все знать.

— Я вот тоже знаю, что это вы убили Бонсека, — выпалил Юсэк, осмелев.

— Бонсека? — Хагу изобразил на лице удивление, потом с прищуром поглядел на Юсэка. — Не помню такого, — сказал он холодно и отвернулся.

— Вы так много убивали, что уже не помните, кого?

— В кипящем котле все рыбешки одинаковы. И тебе не в чем меня упрекнуть. Не я этот огонь развел.

— Но вы выстрелили ему в спину, когда он был в лодке, — перебил Юсэк. — Это подло.