— Я рад. Что с записями Луллия8)?
— Патрик продолжает расшифровку. Тебя ведь интересуют расчеты по тяжелому золоту?
— Да, как и все последнее время. Выделить и очистить металл тяжелее аурума — это одно, а вот определить его вес, нужный для разрыва и скачка в течение переносящего потока — нечто совершенно иное, — смотритель громко икнул и подсыпал в кружки корицы.
— Все переживаешь о катастрофе на острове?
— Честно говоря, да. То, что рассказал покойный Вержер о гигантской воронке, звучало устрашающе. Мне, как и многим, больше нравится версия о мощнейшем взрыве, но никак не о пространственном переносе модели.
— Я понимаю, — гость вздохнул. — Пока все, что удалось выяснить, это что Луллий тогда использовал тяжелый аргентум, а не аурум. Не так давно наш гений — Белеш, придумал интересное объяснение случившемуся. Он утверждает, что тяжелое серебро не подходит для разрыва, так как его молекулы движутся с другой скорость, нежели течение нашего пространства. И это привело к резонансу Вездесущего, как если бы ты ткнул пальцем в бурдюк с вином: он заколыхается, втягиваясь и выпячиваясь, но его оболочка остается целой.
— Действительно, интересная мысль. Белеш сам придумал?
— Отчасти. Нечто подобное упоминалось в записях старика. Еще, Белеш подсчитал, что той массы тяжелого золота, которое мы заложили в основание наводящей спирали, должно хватить с избытком. Он смог доказать формулами, что чем выше вес аурума, который больше критического, тем дальше будет пространственный прыжок. Это как выстрел из аркебузы — количество пороха, необходимого, чтобы пуля выскочило из жерла — это запускающая доля, а потом, чем больше пороха, тем дальше летит снаряд. Просто, как и все гениальное.
— Главное, чтобы казенник не разорвало, — Ирменг тяжело вздохнул. — Не нравится мне все это. Что говорят Иерархи о начале опыта?
— Тоже, что и всегда, — гость поставил на стол пустую кружку, — Пока не наберем количество металла, нужного для возврата, начинать они не будут. Тем более, что осталось выплавить всего два стержня. Наберись терпения, Ирг!
— Да, конечно. Просто хотелось определенности.
— Пока не хватает руды. Наши немецкие и швейцарские рудокопы стараются изо всех сил, но ты же знаешь, как трудно найти нужную породу, а тут еще и Инквизиция мешает работать, в Дофине схватили несколько мастеров… Думаю, что Иерархи назначат опыт на сезон весенних гроз, которые здесь очень сильны.
— Да поможет нам Вездесущее! Жаль, что магистр Фламель не дожил до этого дня. Шестнадцать лет работы, маскировки, притворства… Я бы столько не выдержал.
— Ты здесь уже пару лет?
— Что-то около того.
— Ну, тогда полгода еще вполне сможешь потерпеть. Какой подарок, или инструмент, мне принести в нашу следующую встречу? — гость сделал хороший глоток, шумно глотая спиртное, отдающее перепрелым виноградом.
— Пожалуй, что ничего. Шлифовальня теперь у меня есть, — смотритель кивнул на сверток, — закончу подгонку вставок инклюза, и буду ждать от тебя известий и указаний.
— Кстати, Ирменг, по поводу указаний… — гость подвинул к себе вновь наполненную кружку и сделал следующую пару глотков. — К тебе поручение от Иерарха Симона.
К сожалению не очень приятное, — он порылся в складках плаща и достал запечатанный конверт.
— Ты ведь понимаешь, что при любом исходе нашего опыта, то, что произойдет, обязательно привлечет внимание Инквизиции?
— Да, было бы удивительно, если они обойдут такое событие стороной!
— А их настойчивый интерес нам совсем не нужен. Иерархи и наблюдатели смогут покинуть это место быстро и незаметно, но здесь останутся наши волонтеры. И Симон думает, что божьи псы, или их пособники, смогут выйти на наш след.
— То есть он предлагает их ликвидировать? Всех пятерых?
— Правильно думаешь! Неизлечимая болезнь, разбойное ограбление, несчастный случай… Не мне тебе объяснять. Сделать это необходимо к середине зимы. Справишься?
— Конечно! Ведь это приказ Ордена, а не моя личная прихоть.
— Тогда мне пора, — Грегор допил вино. — Загляну через три недели, в это же время. Может, все-таки, тебе что ни будь принести из Тулузы?
— Нет, благодарю. Теперь у меня есть не только работа, но и развлечение. Думаю, что встречу тебя хорошими новостями.
— Тогда договорились. Ирменг, будь осторожен, недалеко от Нарбонны я видел Орденца!
— Здесь ему делать нечего.
— Этот рыцарь — дес Хизе, тайный эмиссар.
— Тот самый?
— Да, тот самый. И не забывай про тридцать сребреников. Змея предательства всегда сидит на груди человека, и, только и ждет возможности ужалить.
— Хорошо, я не буду торопиться с приказом и инклюзом несколько дней.
— Это будет правильно. Ну, все, до встречи! — они обнялись, и гость растворился в завесе мелкого дождя.
А Ирменг — Соджер — Борнуа — Громби, еще долго сидел у окна, безуспешно пытаясь высмотреть незаметную фигуру, бредущую в полумраке ночи, опустившейся на Лангедок.
4) — Прагерия — мятеж в 1440 г. французской знати против централизаторской политики королевской
власти; подавлен королем с помощью городов
5) — "Не убоишься ужасов в ночи, стрелы, летящей днем" — цитата из Псалома 90; 5
6) — Жиль де Ре — герцог "Синяя борода", маршал Франции, сподвижник Жанны Дарк. Казнен в
1440 г.
7) — Инклюз — волшебный предмет, артефакт, странный прибор непонятного назначения
8) — Раймунд Луллий — ок. 1235–1315, Пальма-де-Мальорка — поэт, философ и алхимик, один из
наиболее оригинальных представителей средневекового миросозерцания с положительной его
стороны. Сторонники Луллия, бывшие довольно многочисленными уже в последние годы его
жизни (в одном Парижском университете нашлось 50 магистров и докторов, заявивших письменно
полное одобрение его учению), образовали после его смерти целую школу, особенно
процветавшую в XV веке. Написал несколько алхимических трактатов, из которых "Завещание"
("Testamentum"), "Сборник правил, или путеводитель по алхимии" ("Codicillus, seu vademecum")
и "Опыты" ("Experimenta") приобрели громкую славу
* * *
Дальент дес Хизе, рыцарь Алькантара9), тайный агент Великого Магистра Гутиэро де Сотомайера, приор командорства и регент Ордена в Нарбоннской епархии, а заодно комиссар и inquisitor a Sede Apostolica specialiter deputatus10), проклиная погоду пробирался по лесной тропе к деревушке Сен па Жерми.
Уже темнело, когда он выбрался на опушку и в сгущающихся сумерках разглядел домики у подножья скалистого утеса. Усталая ездовая сразу пошла веселее, почувствовав скорый отдых, а тяжеловоз чалый, нагруженный дорожными вьюками и оружием, и всю дорогу плетущийся в арьергарде, всхрапнул и стал рваться вперед. Подъехав ближе, рыцарь сориентировался и направил коней к деревенской церкви, окруженной фруктовым садом и невысоким каменным забором. Калитка была заперта, за ней переливчато лаяла собака. Комиссар громко постучал, через несколько минут из-за забора послышались шаги, и кто-то скрипуче спросил:
— Кого там принесло, на ночь глядя?
— Benedictum nomen lesu!11) К отцу Лекору — ответил храмовник.
Калитка открылась, и появился страж врат — немолодой уже мужчина с гривой седых волос. Близоруко щурясь, он в полутьме сумерек разглядел черно-зеленую суркотту12), крест из четырех лилий нашитый на нее, и тут же засуетился, открывая парадный вход для позднего визитера.
— Да, господин, просим — повесил фонарь на крюк, и кинулся придержать стремя спешивающемуся всаднику. — Отец Лекор будет очень рад вашему визиту, проходите, я провожу, — сторож закрыл двери, схватил светильник и чуть не бегом кинулся к дому. Когда провожатый подвел к крыльцу, дес Хизе остановился.
— Коней расседлаешь, накормишь и напоишь, попоны — высушить, проверить подковы. Кузнец есть в деревне?