У девушки по курносому лицу разлилось удовольствие. Она поджала губы, приосанилась и сразу стала выглядеть старше.

— Пройдите на чистую середину пола, — важно сказала она. — Я не могу с вами посреди воды беседовать.

Зорька старательно вытерла грязные ботинки и запрыгала по-воробьиному, боком, на чистое место. Из ближней палаты выбрался раненый на костылях.

— Нюська! — весело крикнул он. — Кончай аврал! Гулять охота.

Санитарка подбоченилась. Хлюпнула простуженным носом. И тут Зорька разглядела, что Нюська опередила её на каких-нибудь четыре года, хотя и показалась вначале старше.

— И чего вы, больной, нюськаете? Я на должности состою, как-никак… Вот девочка пришла, Васю ищет…

— А фамилия у твоего Васи есть? — спросил раненый.

Зорька растерялась. Фамилия у Васи, конечно, была, но она осталась в детском доме на клочке газеты… Как же теперь быть?

— Вот тебе и на… Вась на Руси не пересчитать. В одной нашей роте их трое было.

— Сами не знают, чего хотят, — презрительно сказала Нюська, сгребая тряпкой воду, — только людей от дела отрывают.

Зорька жалобно улыбнулась. Подошло ещё несколько человек. Они окружили Зорьку и начали расспрашивать её, сочувственно вздыхая.

— Я знаю, он в госпитале… Он сам сказал, — твердила Зорька, размазывая по щекам слёзы.

— Что за толкучка?! — раздался громкий сердитый голос.

— Да вот девочка Васю ищет, а фамилии не знает.

К Зорьке подошёл доктор в белом колпаке.

— Родственник?

Зорька подумала и сказала уверенно:

— Ага.

— Как же ты фамилию у своего родственника не догадалась спросить?

— Я знала и забыла…

— Да что с неё возьмёшь? — заговорили раненые. — От горшка два вершка!

— Нюся, дайте девочке халат, пусть пройдёт по палатам, — распорядился доктор и скорыми шагами пошёл к широкой двери, над которой горела красная лампочка и было написано «Перевязочная».

— Ходют и ходют, — неопределённо сказала Нюська, — ещё и халаты им давай.

Раненые водили Зорьку по палатам долго. У неё даже начала кружиться голова от бесконечного мелькания лиц.

Васи не было.

— А ты точно знаешь, что твой Вася в этом госпитале? — спросил один из раненых, когда они вышли в сад и остановились возле скамейки.

— Он же сказал, в госпиталь повезут…

Раненый притянул Зорьку к себе, погладил по голове.

— Эх, дочка, да разве на такую войну одного госпиталя хватит? Их тыщи по всем городам понастроили, а всё мало…

Путаясь ногами в длинном халате, Зорька побрела к воротам. Как же ей теперь найти Васю?

Возле калитки её догнала Нюська.

— Совесть надо иметь! — заорала она, дёргая Зорьку за рукав. — Халат-то отдай!

Зорька подняла голову.

— Ну чего ты орёшь? — глотая слёзы, прошептала она. — Нужен мне твой халат!

— Он не мой, он казённый, и вовсе я не ору, а работаю.

— Ну и работай себе, а орать нечего…

— Да-а, — вдруг жалобно сказала Нюська, хлюпая простуженным носом, — если орать не будешь, больно они слушаются…

Зорька долго стояла на одном месте, смотрела, как бродят по саду выздоравливающие, как уезжают и приезжают санитарные машины. Потом медленно побрела прочь.

«Ребята, наверное, уже давно вернулись из школы и обедают. Маря картошки с бараниной поджарила на второе…» — глотая слюну, тоскливо думала она. А Саша, наверное, ищет её… И Коля-Ваня беспокоится. Теперь Крага наговорит ему всякого, и Коля-Ваня подумает, что она и правда такая плохая… Правильно Анка тогда сказала, что Крага не простит ей… Что же делать? Может, вернуться? Ну да, вернёшься, а там Крага…

Зорька не отдавала себе отчёта, куда и зачем идёт, но возвращение в детский дом к Кузьмину было для неё страшнее неизвестности.

— Начальник! Начальник! — крикнула Зорька, бросаясь к парню в красной железнодорожной фуражке.

Парень оглянулся. Лицо его выразило недоумение. Он снял фуражку, обтёр платком бритую, отливающую синевой голову и снова надел, тщательно выверяя расстояние от бровей до козырька.

Зорька прижалась лицом к ватному халату начальника и заплакала.

— Э-э-э… — сказал начальник растерянно, — зачем слёзы? Кто обидел?

Он с трудом оторвал от себя Зорьку и присел на корточки, придерживая её за плечи обеими руками.

— Говори, кызымка, где твои папка-мамка? Потеряла?

Зорька замотала головой, сглатывая слёзы.

— Нет? — Начальник обрадовался. — Скажи тогда почему горе? Какой поезд едешь?

Зорька всхлипнула и вытерла ладонью мокрое лицо, успокаиваясь. В ней уже крепла уверенность, что начальник не оставит её одну здесь и теперь всё устроится.

— Я не на поезде, я из детского дома, — сказала Зорька. — Помните, вы говорили: «Ой, какой худой кызымка, кушать много надо…»

Начальник вскинул голову и выпятил нижнюю губу, с трудом припоминая Зорьку. На худом скуластом лице его отразилось удивление, потом досада. Он нахмурился и строго спросил:

— Почему одна на станцию ходишь? Кто пускал?

Зорька отвернулась. Слёзы снова потекли быстро-быстро, она размазывала их кулаками по щекам, замирая от страха, что вот он сейчас рассердится и уйдёт, и она опять останется одна.

К ним подбежал человек в шинели.

— Начальник! — хрипло сказал он. — Дармен-жан! Райком вызывает!

Начальник, придерживая Зорьку за плечи, скорыми шагами повёл её к станции. В самом здании царила полутьма. Окна были плотно завешены плетёными циновками, а над входной дверью и под потолком светились лампочки, неровно замазанные синей краской. На широких подоконниках, на скамейках и прямо на полу сидели и спали люди. Начальник Дармен, Зорька и человек в шинели с трудом пробрались к двери в самом конце помещения.

Навстречу начальнику от двери метнулась женщина с ребёнком на руках.

— Товарищ начальник, — умоляюще сказала она. — Мне нужно в Арысь, понимаете, в Арысь… Я третьи сутки здесь.

— Поезд есть, билетов нет, — негромко сказал начальник Дармен. — Что я могу сделать?! Война!

— Мне нужно в Арысь, понимаете, там меня ждут, а здесь я… с ребёнком… — Женщина хватала начальника за халат, настойчиво втолковывала, словно он не понимал её.

Начальник вытащил из кармана блокнот, что-то быстро написал в нём и, оторвав листок, протянул его человеку в шинели.

— В кассу. Сеид, помогай женщине.

Люди вокруг зашумели. К начальнику властно продвинулся грузный мужчина с брезентовым портфелем.

— Послушайте, уважаемый, — зарокотал он, но начальник, не слушая, втолкнул Зорьку в комнату, вбежал сам и плотно закрыл за собой дверь.

— Скорее, Дармен, райком на проводе!

Начальник сдёрнул с бритой головы фуражку, не глядя повесил на крюк возле двери и схватил хрипящую возле рогатого телефона трубку.

Зорька огляделась. Маленькая узкая комната была забита народом. Но не пассажирами, а железнодорожниками. Они молча курили, выжидающе поглядывая на начальника.

— Начальник слушает! — кричал в трубку Дармен, прикрывая рот согнутой ладонью. — Э-э, девушка, давай быстро райком! Начальник Дармен слушает!

В трубке послышался мужской голос. Дармен замолчал, напряжённо сдвинув брови. Наконец он положил трубку. Посмотрел в окно отсутствующим взглядом, потом повернулся и крепко, начиная со лба, вытер лицо ладонями.

— Ну, что там? — нетерпеливо спросил железнодорожник с торчащими вперёд, как у моржа, усами.

— Весь урожай хлопка за три дня вывезти надо, — ровным голосом сказал начальник. Помолчал, барабаня пальцами по столу, хлопнул ладонью и добавил, стиснув кулак: — А где людей возьмём столько сразу грузить? Вагоны все заберём… Люди опять на станции сидеть будут? Конечно, фронту хлопок надо, а людям ехать не надо? Работать не надо? Столько, понимаешь, рук без работы пропадает!