Зорька обиделась.
— Не пойду, и всё! — крикнула она.
— Ах, вот ты как заговорила?! Ну, смотри, я тебе покажу! Я тебе все твои фокусы, собственно говоря, припомню!
Кузьмин схватил Зорьку и поволок по коридору, Зорька отчаянно барахталась, пытаясь вырваться. Обида и злость переполняли сё. Она извернулась и укусила Кузьмина за руку. Кузьмин вскрикнул, разжал пальцы, Зорька упала, поднялась и отбежала в сторону.
— И пожалуйста! Мне всё равно!
Она выбежала на улицу, Кузьмин что-то кричал ей вслед, но Зорька, не слушая, неслась по дороге, шлёпая ботинками по лужам. В ушах у неё гудело, слёзы застилали глаза.
Пусть все на неё! Не надо ей никого! Ещё за шиворот хватает, тоже нашёлся! Крага несчастный! А что она такого сделала? Жалко ему, что ли? А Галка тоже хорошая, ушла себе и оставила её одну. Ну и пусть, если она никому не нужна, пусть себе как хотят живут, она и без них обойдётся! «Вот возьму и совсем убегу. К Васе! Прямо сейчас убегу!»
Мысль о побеге понравилась Зорьке. Все обиды вместе с Кузьминым сразу вылетели из головы. Словно их и не было. Зорька облегчённо высморкалась, вытерла слёзы и, прыгая через лужи, направилась в ту сторону, откуда, приглушённые расстоянием, доносились гудки паровозов.
«Здорово придумала!» — радовалась Зорька. Вот сейчас она сядет на поезд и приедет к Васе. На станциях всегда много солдат, они-то наверняка знают, где находится госпиталь. Потом они вместе с Васей поедут на фронт, будут бить фашистов или ходить в разведку…
А когда кончится война, поедут к бабушке. И папа приедет, и мама, и брат… Все вместе соберутся. Пусть тогда Крага только сунется! Вот только Колю-Ваню жалко… и Сашу. Коля-Ваня расстроится, а ему нельзя волноваться… И всё из-за Краги противного…
Она выбежала на дорогу, по которой шли к станции машины. Горами пушистого снега лежал в кузовах хлопок, прикрытый сверху от дождя и ветра брезентом. Машины бежали длинной вереницей, покачиваясь на ухабах. На бортах машин красные полосы материи: «Всё для фронта! Всё для победы!» — и ещё: «Враг будет разбит — победа будет за нами!»
На обочине дороги стояла женщина с корзинкой. Вот она подняла руку. Одна из машин притормозила.
— Подвези до станции, сынок! — крикнула шофёру женщина и полезла в кабину.
Зорька встала на то место, где стояла женщина, и тоже подняла руку. Но машины проезжали мимо. Тогда она стала кричать:
— Дяденька! Дяденька!
Наконец-то! Шофёр выглянул из кабины, посмотрел на Зорьку усталыми, красными глазами.
— Что кричишь? — прохрипел он.
— Дяденька, возьмите до станции… — просительно сказала Зорька.
В кабине было тепло. Пахло перегретым железом и ещё чем-то одурманивающим и приятным. Зорьку разморило, начало клонить ко сну. Она завозилась на сиденье, устраиваясь поудобнее.
— Дяденька, а далеко ещё?
— Хватит. Ты что, нездешняя?
— Нет, мы только приехали с детским домом, — охотно сказала Зорька и спохватилась. Проболталась! Теперь шофёр догадается про всё и отвезёт назад, в детский дом.
Но шофёр не догадался. Открыл дверцу маленького ящичка возле руля и достал кусок лепёшки.
— На, поешь…
У Зорьки даже в груди стало горячо. Она вытерла руки о подол платья, отломила половину, остальное протянула шофёру.
— Ешь всё… У меня, понимаешь, в горле сохнет. Кваску бы сейчас холодненького. — Он перехватил баранку повыше. Машина затряслась, вильнула в сторону, объезжая рытвину. — Эх-ма, было бы времени тьма лёг бы да выспался…
Шофёр вздохнул, поскучнел. Дорога пошла ровная, укатанная, и он то и дело клевал носом.
— А вы ложитесь и спите, — сказала Зорька.
— Нельзя, сестрёнка… война.
Шофёр снял кепку. Через всю верхнюю часть его лба шёл красный рубчатый шрам. Зорька поперхнулась куском лепёшки. Шофёр скосил воспалённые глаза на Зорьку и нахлобучил кепку до самых бровей.
— Это… это на войне? — почему-то шёпотом спросила Зорька.
— На войне. Пограничником я был. Слыхала про таких?
— Ага. Я одну книжку читала. Только название забыла. Пограничники у столба стоят с винтовкой.
— Вот именно, с винтовкой! — сказал шофёр и, словно желая переменить разговор, спросил:
— А какие у тебя дела на станции?
— Никаких… — Зорька растерялась и поглядела на шофёра со страхом. Вот возьмёт и отвезёт её назад.
— А зачем едешь? — удивился шофёр.
— Одного знакомого повидать, — неожиданно сказала Зорька и сама удивилась своей находчивости. Удивилась и обрадовалась. Начальник хороший, он обязательно поможет ей отыскать Васю. — Там есть такой начальник, станции начальник, — заторопилась она, бессознательно копируя речь парня в красной железнодорожной фуражке.
Шофёр засмеялся и резко затормозил возле приземистого деревянного барака, по виду напоминающего то ли сарай, то ли склад.
— Приехали. Дальше мне хода нет. Тебе куда?
— А вам?
— Мне в другую сторону. На выгрузку. Ну, бывай. Вокзал чуть подальше. Если управишься по-быстрому, приходи сюда. Я скоро назад поеду.
Железнодорожные пути были тесно заставлены товарными поездами и эшелонами с эвакуированными. Возле вагонов крутилось много разного народа. Уверенными шагами проходили военные. Толклись женщины, шныряли ребятишки. Здесь вовсю шла торговля. Эвакуированные меняли на еду костюмы, платья, обувь…
Зорька остановилась растерянная и ошеломлённая криками, слезами, запахом еды. Возле неё, зажав ногами ведро, наполненное варёной картошкой, торговалась с парнем старуха казашка.
Они дёргали из рук друг друга мужскую рубаху и деловито переругивались.
Парень был весёлый, рыжеватый, чем-то похожий на Васю. Вспомнив о Васе, Зорька затосковала. Что же теперь делать? Куда идти? Может, и правда к начальнику? А если он рассердится и отвезёт её в детский дом?
Зорька выбралась из толпы.
Невдалеке разгружался санитарный. Там сновали люди в белых халатах. Возле крытых машин с красными крестами прямо на земле стояли рядами носилки.
Зорька обрадовалась. Уж здесь-то она наверняка узнает про госпиталь. Она заглянула в последний вагон.
— Ты что здесь потеряла? — цыкнул на неё пожилой санитар в жёлтом халате поверх телогрейки. — Ну, брысь! Не путайся под ногами.
Зорька скатилась по ступенькам на землю, и тотчас же из вагона вынесли носилки. На носилках лежал человек с закрытыми глазами.
Зорька испуганно попятилась и чуть не наткнулась на длинного, как жердь, военного. Рядом с ним, нервно теребя поясок халата, торопливо шла молодая женщина.
— Поймите, товарищ начальник, — чуть не плача, говорила она, — госпиталь не резиновый: октябрь на исходе, мы не можем держать раненых в неотапливаемых помещениях…
Зорька остановилась как вкопанная. Госпиталь? Здесь? Она подбежала к санитару в жёлтом халате и дёрнула его за рукав:
— Дяденька, а где госпиталь?
— В посёлке, где ж ему быть? — сказал санитар.
Глава 20. Где же Вася?
Госпиталь помещался в бывших казармах казачьего полка. Двухэтажное каменное здание окружали со всех сторон частые деревья. Ветер срывал сухие листья и бросал на каменные дорожки, мощённые разноцветной брусчаткой. По саду бродили люди в белых штанах и мышиного цвета халатах. Несколько человек, прислонив к спинкам скамеек костыли, стучали костяшками домино.
В вестибюле девушка-санитарка мыла полы. Тёрла доски железным скребком, щедро поливала горячей водой из жестяного чайника. Девушка морщила лицо, отворачивалась от жаркого пара. Под ногами у неё растекались чёрные лужи, хлюпала грязь.
— Тётенька! — позвала Зорька. — Тётенька! Мне Васю нужно, он раненый…
Девушка отжала тряпку, выкрутила и бросила Зорьке под ноги. Тряпка плюхнулась в лужу, взметая брызги.
— Вытирай ноги!
Потом спросила:
— Тебе чего?
— Тётенька, мне нужно Васю. Вы медсестра?
