— Здрав-ствуй-те!

Девочки рассаживались по краям нар, поджав под себя ноги, как куры на шестке. Зорька устроилась так, чтобы Дашу из-за её спины не было видно.

— Все здоровы? — гремел Кузьмин своим грубоватым решительным басом.

— Все! Все!

— Жрать здоровы, как коровы! — выкрикнула, дурачась, Галка. Воспитательница покачала головой. Галка, сделала глуповатое лицо.

— А чего? Я и говорю: все здоровы, как коровы!

Маря суетливо вытащила из-под нар два чемодана, поставила их один на другой, обмахнула пыль фартуком.

— Сидайте, будь ласка, — сказала она приветливо, словно принимала гостей у себя дома.

Кузьмин опустился на чемоданы всей тяжестью, расставив ноги в блестящих крагах, и принялся набивать трубку табаком. На свежей гимнастёрке его сверкали, как ордена, значки «ГТО» и «БГТО».

Вера Ивановна зябко поёжилась, прислонилась плечом к печке и спрятала руки в карманы халата.

— Ну-с, так что же у нас с вами произошло? — спросил Кузьмин, набивая трубку табаком.

Наташа вышла на середину. Поправила волосы. Откашлялась.

— Сегодня мы должны обсудить неморальные дела, — сказала она и вопросительно посмотрела на Кузьмина. Старший воспитатель важно кивнул. — Неморальные дела, — повторила Наташа и в упор взглянула на Нинку чистыми правдивыми глазами. — Лапочка… — Она запнулась, но тут же поправилась: — Лапина Нина, мы, вся наша группа, требуем, чтобы ты честно рассказала нам, как ты променяла казённое платье на лепёшки?

— Это когда же? — удивилась Маря.

Вера Ивановна вздрогнула. Было видно, что для неё это такая же новость, как и для Мари.

В вагоне воцарилось молчание. Девчонки смотрели не на Нину, а на Зорьку. Зорька невольно заёрзала, точно пыталась скинуть с себя хмурые взгляды. Галка вскочила на колени, подалась вперёд, к Наташе.

— Трепло, — выдохнула она сквозь плотно сжатые губы.

Наташа с минуту смотрела на подругу пристально, не мигая, затем перевела взгляд на Кузьмина и улыбнулась ему ясной, открытой улыбкой.

— Лапина, — нетерпеливо сказал Кузьмин, барабаня пальцами по набалдашнику палки, — мы ждём.

Нинка покорно слезла на пол.

— Ну-с, почему ты, собственно говоря, молчишь? — спросил Кузьмин, разглядывая Нину сквозь табачный дым, точно в микроскоп, прищуренными глазами.

— Я… я не знаю… что говорить, — растерянно пролепетала Нинка.

Зорька почувствовала, как тревожно и часто забилось сердце. Неужели Нинка проболтается? Неужели скажет?

Вера Ивановна положила руку на плечо Нине. Наклонилась к ней:

— Ниночка, ты живёшь в коллективе и поэтому должна отвечать за свои поступки, ты понимаешь меня? Это… правда?

Нина опустила голову, шмыгнула носом. По щекам, нагоняя друг друга, покатились слёзы.

— Правда, — прошептала она.

— Ну, зачем… зачем ты это сделала?!

— Есть хотела, — прошептала Нина ещё тише.

Кузьмин стукнул палкой по полу так, что подпрыгнула кружка, прикованная к титану длинной ржавой цепью.

— Есть хотела? А я не хочу? А вот они не хотят? Сегодня ты есть захотела, а завтра… — Он помолчал и добавил с внезапной горечью: — Идёт война. Тяжёлая война! Люди отдают последнее фронту. А вы, вместо того чтобы, собственно говоря, сознательно и дисциплинированно ехать в глубокий тыл, воруете казённые вещи? Стыдно? Да, стыдно! Я прямо скажу — позор!

— Мы все должны осудить Нину Лапину за её неморальные дела! — крикнула Наташа, розовея от сознания собственной непогрешимости.

— Нина, как же ты могла? Это же казённые вещи! — быстро и нервно произнесла Вера Ивановна. — Ты…

Но Кузьмин перебил её.

— Да, уважаемая товарищ Соколова, это ваша недоработка. Продолжай, Наташа.

— За систематическое воровство казенных вещей, за то, что думает только о себе! Нина, ты должна перед всеми признать свою вину.

— Давай, Нинка, не тяни, признавайся! — отчаянно крикнула Галка.

— Верно, — поддержала её Анка, — чего уж там…

— От же наказание господне… — громким шёпотом проговорила Маря.

Нина прошептала что-то непослушными губами.

— Что? Не слышу. — Кузьмин посмотрел на часы и встал, нависая над Ниной. — Говори яснее. Стыдно? Твои подруги не ели эти грязные лепёшки, и они честно могут смотреть в глаза всем. Да! Всем!

— Я… Я тоже ела…

Даша старалась говорить спокойно, но голос её рвался от слабости. Обеими руками она упёрлась в края настила, чтобы не упасть. Худая, с тонким, почти прозрачным лицом и поэтому казавшаяся особенно беззащитной. Даша смотрела на Кузьмина расширенными глазами и твердила, как в бреду:

— Я… Я тоже… ела… Нина не одна… Она не виновата, если… если…

— Эт-то ещё что такое?! — удивился Кузьмин.

— Даша Лебедь, — подсказала Наташа.

Зорька в первую минуту растерялась, но потом опомнилась.

— Дашка! — испуганно закричала она. — Замолчи! Ну чего ты лезешь!

Она схватила Дашу за плечи, толкнула в глубь нар, чтобы поскорее спрятать подругу от Кузьмина. Даша упала, потом поднялась снова, отталкивая от себя Зорькины руки.

В отчаянии Зорька соскочила на пол и закричала, прижимая к груди кулаки:

— Ну да, и я меняла! Можете наказывать! Мне всё равно!

Кузьмин, отстранив Зорьку, бросился к нарам. Но Кузьмина опередила Вера Ивановна. Опрокинув пустое ведро, она встала на него обеими ногами и осторожно сняла Дашу.

— Что с ней? — тревожно спросил сзади Кузьмин.

Воспитательница повернула к нему белое испуганное лицо. Она держала Дашу на руках, прижимая к груди, как маленького ребёнка.

— Не знаю…

— Ой, лышенько! — Маря всхлипнула, отёрла губы передником и набросилась на Зорьку: — Ты шо ж молчала? Я её спрашиваю, почему Даши не видно, а она говорит — Даша спит. Разве можно всю дорогу спать? Ой, горечко! Ой, лышенько…

— Варя! — гневно сказал Кузьмин, стукнув палкой по полу. — Собственно говоря, вам доверили детей!

Маря замолчала, со всхлипом втягивая в себя воздух.

— Степан Фёдорович, это всё Зорька, — быстро сказала Наташа, — знала и ничего мне не говорила. Просто безобразие. Не могу же я одна за всеми уследить!

Кузьмин скользнул взглядом по возмущённому лицу Наташи. Озабоченно потёр лоб. Нахмурился.

— Срочно в больницу.

Даша заплакала. Обхватила руками шею воспитательницы.

— Не надо… Верванна, миленькая… не надо в больницу.

Кузьмин наклонился к Даше. Левое веко его задёргалось.

— Там тебе молоко будут давать, — мягко сказал он, — ну, не плачь, поправишься — и мы за тобой приедем.

— Я здесь поправлюсь… мне Зорька молока принесла… за платье.

— Вера Ивановна, отнесите Лебедь в служебный вагон, — распорядился Кузьмин. — Варя, помогите воспитателю. В конце концов, ночью будем на месте…

— Даша! — Зорька бросилась к подружке, но Кузьмин схватил её за руку, резко повернул к себе. Зорька съёжилась, ожидая, что Кузьмин сейчас накричит на неё, как до этого кричал на Нинку. Она глубоко вздохнула и воинственно выставила вперёд плечо, готовая сражаться сейчас с целым светом один на один, раз Дашу всё равно унесли.

Но Кузьмин не закричал. Он стоял среди вагона, широко расставив ноги, чуть покачиваясь, и смотрел на Зорьку со странным удивлением, словно видел впервые.

— Гм… — сказал наконец он, — героем себя считаешь? Так, так… А если бы Лебедь погибла, а? Молчишь?

— Я… я думала, она поправится, — прошептала Зорька.

— Думала… Головой надо было думать, чем? Повтори!

— Головой! — растерянно повторила Зорька.

Наверху рассмеялась Галка. Следом за нею, будто сбросив оцепенение, заговорили, зашушукались девчонки. Нинка отступила в сторону и незаметно шмыгнула за титан.