Поначалу Севастьян лишь молча смотрел, потом ответил: 

– Совершенно верно, мисс Хадли. 

К ним уже поднимались грумы. Самое время, а то она уже начала тревожиться. 

– Мы не пострадали, – заверил Севастьян взволнованных людей, глядевших на него снизу вверх. – Благодарю, что поспешили на помощь. Всего лишь неприятное происшествие. Не беспокойтесь. Хотя для мисс Хадли тут довольно холодно. Пусть кто-нибудь немедленно проводит ее в дом. Я же смогу и пешком дойти. 

Грум торопливо спешился и предложил мисс Хадли своего скакуна. 

– В этом нет необходимости, – возразила Грир. 

Но замолчала от взмаха руки принца. Она переводила взгляд с одного грума на другого. Те смотрели лишь на его высочество, ожидая следующего приказа. Ее слова были как об стенку горох. 

Вздохнув, Грир прикусила язык. Лучше позволить мужчинам считать ее чувствительной дамочкой, которая и носу казать на улицу не может, не отморозив себе чего-нибудь. Кроме того, не хотелось, чтобы слуги распускали сплетни, что она сварливая мегера, бой-баба. У них с папой уже были из-за этого неприятности. 

Грир прищурилась на принца. Тот уверенно стоял на утреннем ветру с невозмутимым видом, словно ничего неприличного и не произошло. Севастьян не удостоил ее и взглядом, в то время как она не могла перестать пожирать его глазами. Щеки запылали, словно в огне. 

Скорее всего, он лишь хочет от нее избавиться, потому и отсылает вперед. Грум помог ей залезть на лошадь, будто Грир какая-нибудь изнеженная неумеха. Через несколько секунд она еле плелась верхом, ведомая грумом, который уступил ей свое седло. Грир оглянулась через плечо на принца, прикидывая, сможет ли он догнать ее пешком, и решила, что вполне возможно. 

Он смотрел прямо перед собой, сдвинув темные брови, и по его глазам ничего нельзя было прочесть. Глубоко вздохнув, Грир развернулась и на черепашьей скорости поплелась вперед, к дому, а принца, как и следовало сделать, оставила позади. 

Всю дорогу до дома Сев пытался изгнать мисс Хадли из своих мыслей, но безуспешно. За эти полчаса пешей прогулки он старался убедить себя, что всего лишь отчаянно нуждается в женщине, не обязательно в мисс Хадли. Одна из хорошеньких горничных, что жадно следили за ним глазами, должна удовлетворить его потребности. 

Входя в фойе с высокими сводами, он надеялся хоть мельком увидеть мисс Хадли, и сердце упало от разочарования, которое он не мог отрицать. Есть в ней что-то – огонь, страсть, которых он не видел с довоенных времен. Она не какая-то жеманная, простодушная, испорченная мисс. У нее необычные манеры, определенное знание жизни и, что самое поразительное, она не унывала из-за этого. 

Стук шагов эхом отдавался по старому мрамору, когда Сев поднимался по парадной лестнице. 

Казалось, прошло много времени с тех пор, как он обнимал Грир на бьющих со всех сторон зимних ветрах. Если бы ее сладкий вкус все еще не ощущался на губах, Севастьян убедил бы себя, что той встречи и не было вовсе. Конечно, лишь во сне он мог пренебречь логикой и поступить так опрометчиво. 

Что побудило его поцеловать настроенную на брак женщину, когда у него не было никаких намерений ухаживать за ней, чтобы жениться? Его цель ясна. Он отправился в Англию только по одной причине и не должен попусту тратить время, преследуя неподходящую даму. 

Но за время их непродолжительного знакомства мисс Хадли изменилась в его глазах. Севастьян больше не видел несчастную, рыжую, веснушчатую особу с немодным цветом волос и жалкой родословной. Он видел сильную, притягательную женщину, которая неплохо будет смотреться в его постели. Как жаль, что она не годится на роль его супруги. 

Тряхнув головой, словно так мог избавиться от подобных напрасных желаний, Сев вошел в свою комнату. Камердинер, дремавший в кресле у окна, при этом испугался: 

– Ваше высочество? Уже вернулись? 

Почтенный старик был еще камердинером его отца и ближайшим другом. Брат унаследовал его первым, за ним Сев. Возможность подыскать более молодого, проворного камердинера даже не обсуждалась. Так долго, как сможет, Илиан прослужит крон-принцу Малдании. С традициями было нелегко поступиться, особенно если они касались Илиана. 

Почему-то мысль о традициях лишь сильнее убедила Севастьяна в полнейшей неуместности вспыхнувших чувств к мисс Хадли. Она богатая невеста и охотится на мужа. С такой не поиграешь. 

– Я позвоню, чтобы вам приготовили ванну. 

Скрипя суставами, Илиан обошел Сева. 

Тот благодарно улыбнулся старику, бывшему для него как член семьи: 

– Спасибо, Илиан. 

Камердинер кивнул: 

– Негоже выглядеть потрепанным, если хотите добиться расположения будущей королевы. 

Улыбка Сева стала шире. Он устремился мыслями к прекрасной леди Либби, но ощутил странную пустоту, когда представил ее своей невестой. 

– Нет. Негоже. 

После ванны Севастьян спустился в пустой обеденный зал, но недолго пробыл там в одиночестве. 

Кузен вошел в комнату, когда Сев нарезал жирную лососину. Севастьян приветствовал его кивком и изучающе посмотрел на Малкольма, когда тот двинулся к буфету и щедро принялся наполнять тарелку едой. 

Усаживаясь, Малкольм одернул жакет, и Сев не мог не заметить, что за две недели, которые они провели вместе, тот стал на нем трещать. С тех пор, как принц отыскал кузена в меблированных комнатах в Севен-Дайлсе – далеком от фешенебельного жилища, в котором Сев ожидал его найти, – у него заметно отросло брюшко. 

Двадцать лет назад, когда дед изгнал дядю за изнасилование дочери высокопоставленного гостя из Италии, Малкольм с матерью последовали за ним в Англию, хотя дед предлагал остаться. Тетя Нэша отказывалась верить обвинениям итальянки и не позволила мужу отбыть без нее, так что вся семья бежала в Англию. Когда они уезжали, то были далеко не бедными. Дорогой дядюшка, как выяснил Сев, спустил все в игорных домах, а позже принес семье еще больше неприятностей, погибнув на дуэли и оставив их в бедности. 

Сев почувствовал к Малкольму лишь жалость, когда узнал, что они с матерью жили в благородной нищете, слишком гордые, чтобы вернуться в Малданию. 

– Даже если я захочу, мама откажется, – объяснил кузен, когда Сев предложил отправить его на родину. – Ей все еще стыдно за папино изгнание… и она до сих пор злится. Она ничего не примет от дедушки. 

Севастьян только однажды видел тетю: изможденный силуэт на выцветшей кушетке, в одной руке нюхательные соли, в другой – зачитанный роман, который она метнула ему в голову. Ничего похожего на благовоспитанную, вежливую тетю из его воспоминаний. Эта женщина сыпала проклятиями на его голову и в адрес дедушки, как она выразилась, лживого и бессердечного. 

Сев не винил деда за изгнание дяди: судя по всему, он жестоко надругался над девушкой. Но в этом не было ни грамма вины Малкольма, так что он сразу взял кузена под крыло и стал обеспечивать из своих тающих средств. 

Малкольм не виноват в грехах отца. Кроме того, кузен хоть и бедный как церковная мышь, но происхождение открывало ему доступ в свет. Малкольм всех знал. Не было ни одной хозяйки дома, которая бы души в нем не чаяла. С таким проводником Сев сэкономил драгоценное время: кузен сразу знал, на каких дебютанток ему нужно обратить внимание. 

– Хорошо прокатился сутра? – спросил Малкольм, садясь за стол, и стал за обе щеки уминать свой завтрак. – Я и не думал, что ты поднимаешься так безбожно рано. 

Сев не торопясь отхлебнул кофе. 

– Кузен… 

– Хм? – промычал Малкольм, сражаясь с лососем. 

– Я хотел бы побольше узнать о мисс Хадли. 

Малкольм перестал мучить рыбу. 

– Разве ты уже не заявил на нее права? – фыркнул он. – Будто ты недостаточно успел ее узнать. 

Севастьян еле сдержал дрожь, решительно настроившись подавить эмоции прошлого вечера, когда так собственнически отозвался на интерес кузена к Грир. 

Малкольм продолжил: 

– По-моему, тебе следует проводить время с пользой, а не тратить его на непригодную незаконнорожденную. Вряд ли она подойдет на роль будущей королевы.