Его речь как общественного лица перед нашим, пусть даже совсем маленьким, коллективом глубоко врезалась в мою душу. С того момента, когда он выступал в необычной для него роли, я подумал про себя, какую действительную пользу он мог бы принести строительству социализма на севере страны, где на официальном уровне происходит лишь бестолковая агитационно-пропагандистская шумиха. По сравнению с той отвратительной картиной, которую я наблюдал в течение пяти прошлых лет, слова этого человека были искренними и естественными. Они вызывали доверие у слушателей.

Выходит, что даже в малой работе ее результат зависит от искреннего желания человека, который занимается этим делом в данный момент. В противном случае последствия могут быть плохими. К примеру, этот полицейский начал заниматься делом, за которое не осмеливались браться другие, потому что именно в данной обстановке оно являлось наиболее важным.

Надо сказать, люди нутром угадывают, искренне ли человек совершает свои поступки или же он поступает, исходя из корыстных побуждений. Разумеется, с ходу трудно разобраться в таком сложном вопросе.

Вот в такие мысли я был погружен. Вдруг полицейский, шедший рядом, спросил:

— Ты случайно не служил в одной части вместе с тем малым, который говорил, что является офицером Народной армии, и настойчиво интересовался пилюлями для сердца?

— Нет. Я впервые встретил его в лагере для военнопленных в Канныне.

— Какой-то странноватый он, — сказал полицейский.

Я слегка улыбнулся, так как не был готов к ответу. К тому же чутье подсказывало мне, что в такой неопределенной ситуации нельзя отвечать как попало, ибо в случае ошибки последствия могут быть непредсказуемыми.

Вместе с тем я знал, что об этом типе среди пленных ходили всякие разговоры. В частности, о нем говорили, что, несмотря на внешнюю привлекательность, он туповат и сам иногда не понимает, о чем говорит. Например, все знали, что он «штабной офицер», но при этом сам он распускал слухи о том, что является «командиром роты Культурного батальона». Поговаривали, что он даже не разбирается в служебных должностях.

Об этом «офицере» более подробно рассказал один человек, который вместе с ним служил в одном батальоне. Согласно его словам вырисовывается следующая картина. Однажды под натиском наступающей передовой части южнокорейской армии рассказчик что есть мочи бежал по меже рисового поля, как вдруг заметил в зарослях спелого риса медленно поднимающегося того самого офицера и страшно испугался. Но когда присмотрелся, то узнал в нем человека, с которым служил в одном батальоне. Продолжая удирать, очевидец сказал: «Товарищ офицер штаба, сейчас не время так прятаться. За этими холмами противник, преследующий нас!» В ответ офицер, подняв руку вверх, сказал: «Смотрите, как истребители утюжат каждый клочок земли. Куда идти?» Сказав это, он снова залег в середине рисового поля, предлагая своему однополчанину бежать одному. А удирающий вдруг осознал, что вражеские самолеты действительно беспрерывно ведут обстрел с воздуха.

Через несколько дней рассказчик был пленен. Тогда же он узнал, что спрятавшийся в рисовом поле «штабной офицер» попал в плен даже раньше, чем он. При этом офицер делал вид, будто они не знакомы. После с его слов выяснилось вот что. Он продолжал лежать в рисовом поле до тех пор, пока не прошел передовой отряд наступающих, Потом через несколько часов прибыла тыловая часть, и он сдался в плен. А на деле это выглядело так. Его разбудили шум и крики проходящей мимо тыловой части, в этом шуме среди прочего раздавался и приятный смех женщины-санитарки в новой военной форме с сумкой на боку. Он тут же выскочил из кустов с поднятыми руками и сдался в плен. Решил, что лучше сдаться тыловикам, чем обозленным солдатам передового отряда. К тому же когда он услышал чарующий голос женщины, не выдержал и выбежал как чокнутый.

Этот человек не имел понятия о чести и достоинстве, поэтому рассказал, как бы шутя, о своих приключениях двум-трем людям из числа пленных. Однако вскоре об этой истории знали уже почти все в нашем подразделении. Так он стал известен среди нас как самая неприятная личность. Надо сказать, что интерес к нему со стороны полицейского, с одной стороны, вызвал во мне смех, а с другой — некоторое удивление.

Незаметно прошло время, мы оказались у входа на рынок, и наш разговор закончился. Собственно, рынка как такового не было. Торговля шла прямо на обочине дороги. Говорливые старушки в основном продавали продукты питания, разложенные в деревянных корытцах, эмалированных тазах и в другой посуде. На местном диалекте старушки громко зазывали покупателей:

— Пожалуйста, подходите. Уже поздно, базар закрывается, поэтому дешево продаем.

Я вытащил из кармана записи с перечнем продуктов, которые предстояло покупать. Я никак не мог сообразить, как покупать — то ли каждому отдельно купить в соответствии с заказом, то ли закупить всем вместе тток, хурму, яблоки, каштаны, а потом распределить их каждому в соответствии с затраченной суммой. В этот момент, наклонив голову в мою сторону, полицейский спросил:

— Что-нибудь случилось? Есть проблемы?

— Нет. Я просто не могу сообразить, купить ли каждому то, что тот заказал, или же закупить все вместе и отнести в общежитие. Ой, не в общежитие…

Сказав это, я невольно усмехнулся. Оказавшись вдвоем на рынке с этим человеком, я совсем забыл, что он полицейский южнокорейской армии, а я пленный солдат.

Я продолжал:

— Вернемся и каждому раздадим в соответствии с выложенной суммой…

Он в ответ несколько раздраженно сказал:

— Надо закупить все вместе. В мешке все равно все смешается.

Затем он обошел ряды бабушек и женщин, бросил на землю окурок и растоптал его каблуком. Одновременно, как бы возмущаясь, он тихо говорил:

— Никак не могу понять, как такое могло случиться! Когда смотришь, как живут эти люди, сердце кровью обливается. Наверно, в истории нашей страны не найдется больших злодеев, чем те, кто развязали эту войну. И в прошлом, и в настоящем люди вынуждены влачить нищенское существование из-за нескольких безмозглых мерзавцев, которые организовывали такие беспорядки в стране. Будь они прокляты, негодяи!

— Уважаемый полицейский, ачжубэни[33], пожалуйста, попробуйте этот тток. Совсем недавно приготовила, все еще горячий, смотрите, даже пар идет, — особенно навязчиво предлагала одна из старушек.

Полицейский мельком взглянул на деревянное корытце, в котором находилась всякая еда, накрытая платком, и быстро сказал мне:

— Побыстрее сделай подсчет по каждому виду еды. Посчитай, сколько будет стоить весь тток, вся хурма, каштаны. Чальтток и сирутток посчитай поровну.

Я быстро начал подсчеты по покупкам, а он вплотную подсел к одной старушке, попробовал еду из корытца и начал торг:

— Вы предлагаете купить всю еду? Хорошо было бы, но вот денег не хватает.

Но старушка все уговаривала:

— Я, конечно, не знаю, сколько человек будет кушать, но этого мало. Молодые должны есть много.

— Мы тоже так считаем, но для этого нет возможности. Здесь не место для такого разговора, — ответил он.

Посчитав сумму, затраченную на тток, яблоки, хурму и каштаны, я положил всю еду в мешок. Тток сложили отдельно в большой таз из латуни, который на время одолжили у одной продавщицы. Хозяйке сказали, что посуду можно будет взять обратно через два-три часа под навесом около железнодорожного вокзала. Я решил было, что ноша будет тяжелая, но, когда накинул мешок на плечо, оказалось, покупки гораздо легче, чем я думал.

Торгуясь, полицейский проявлял излишнюю щепетильность, поэтому старушки клали ему чуть больше, чем положено ттока, каштанов, груш. Эти добавки он тут же отдавал мне, и я с удовольствием ел, например, чальтток, обмазанный кунжутным маслом. Он даже спросил у одной старушки, нет ли у нее средства, стимулирующего сердечную деятельность, что вызвало у продавщиц громкий смех.