Удивленный откровенностью Чо Сынгю, я сказал:

— Впрочем, взаимная критика — это не так плохо. И она должна присутствовать в общении.

— Конечно, это так, — ответил Чо Сынгю, делая вид, что согласен со мной. И тут же добавил:

— Взаимная критика может быть эффективной только в том случае, если в партийной организации имеются подготовленные кадры. Люди, преданные делу партии и проникшиеся духом крепкой дружбы с товарищами по общей борьбе. В противном случае увеличится число раздоров. Недопонимание со временем превратится в ненависть друг к другу. В результате начнется политическая борьба за власть между различными группировками. Если это произойдет, то ни о какой серьезной работе уже не может быть и речи. Вчерашние борцы за справедливое дело превратятся в никчемных людишек.

Я тихо сказал, что для меня все это слишком сложно, но, мол, кое-что я все-таки уловил. Чо Сынгю моментально отреагировал на мои слова:

— Конечно, вам, наверно, трудновато понять такие вещи.

К моему удивлению, в течение тех нескольких минут, что мы разговаривали на равных, он превратился в другого человека. Прежде всего это проявилось в его высокомерной манере разговора. Я изо всех сил старался вернуть наши отношения в прежнее русло. С этой целью я задал ему вопрос:

— А что вы имели в виду, когда говорили, что Каль Сынхван — пустомеля?

Мне показалось, Чо Сынгю не спешит с ответом. Он как будто через силу выдавливал из себя слова:

— Уже в начале нашей встречи в Пхочоне я понял, что он несмышленый молодняк.

После небольшой паузы он сказал, что, по его мнению, членом партии этот человек стал случайно.

— Конечно, допускаю, — утверждал он, — что Каль Сынхван организовал добровольцев в Сеуле и привел их на Север…

Затем Чо Сынгю довольно подробно рассказывал, как в начале 1947 года в Южной Корее принимали в партию всех подряд:

— В это время началась громкая кампания «За пятикратное увеличение количества членов партии!» Тогда без разбора в Трудовую партию записывали всех желающих. Именно этим моментом, вероятно, и воспользовался Каль Сынхван, чтобы оказаться в рядах партии. Как известно, в третьей декаде 1946 года произошло объединение Компартии, Народной партии и Демократической партии и образовалась массовая политическая партия — Трудовая партия Южной Кореи. В той обстановке подобное объединение было продиктовано политической необходимостью. Так, собственно, и возникло движение «За пятикратное увеличение членов партии!» В той конкретной ситуации эта мера была направлена на то, чтобы помешать плану американской военной администрации полностью отделить южную часть Корейского полуострова от северной. По замыслу организаторов движения, именно члены новой партии должны были противостоять американскому плану раскола страны. Но эти добрые намерения привели к плачевным результатам. В партию попадали совершенно случайные люди. Нужно сказать, что временами людей даже затаскивали туда силком. А не желающих вступить в ряды партийцев даже пугали, обвиняя в пособничестве японским колонизаторам и в предательстве национальных интересов. Одновременно была облегчена процедура приема в партию. Достаточно было иметь две рекомендации от членов партии, и ты принят! Никакой проверки не было. Думаю, что именно в этой неразберихе товарищ Каль Сынхван и оказался в рядах партии.

На этом, собственно говоря, и закончился наш разговор. Господин Чо Сынгю был сильно возбужден и чувствовал, как мне казалось, свое превосходство надо мной. Я пытался сохранить свое достоинство и держал себя в определенных рамках. Вместе с тем меня все время мучил вопрос: почему же из двух членов партии, отозванных в главное управление бригады, один вернулся, а другой остался в штабе? В данный момент другие вопросы меня мало интересовали. Кроме того, у меня сложилось двойственное впечатление о Чо Сынгю. С одной стороны, мне показалось, что он преданный член партии. А с другой — возникал вопрос: как активный член партии мог быть схвачен где-то на дороге?

Мои сомнения частично рассеялись благодаря другому разговору. Чуть позже Чо Сынгю сказал откровенно:

— Разумеется, я знаю, что в течение нескольких дней вы сомневались во мне. Я также догадывался, что вы хотите знать, почему я вернулся обратно, а господин Каль Сынхван остался там.

На самом деле ответ довольно простой. Дело в том, что Каль Сынхван заранее знакомился со многими людьми, которые перебрались на Север раньше. Он постоянно твердил им, что являлся активным борцом на Юге страны. Я же рассказывал о себе только правду. Честно говорил, что в октябре 1945 года вступил в партию и работал инструктором в отделе партийного строительства в районной парторганизации Ёнма (Ёнсан, провинция Мипхо), затем в 1947 году добровольно вышел из партии, потому что работа в парторганизации не ладилась по объективным и по субъективным причинам. После этого в течение месяца жил в Пхочоне. Затем решил начать жизнь заново и вступил в ряды добровольцев. Выслушав, офицер среднего звена посмотрел на меня не очень приветливо, даже с подозрением. Этот холодный взгляд произвел на меня, мягко говоря, неприятное впечатление. Он повлиял на мое мнение не только об этом офицере, но и о Северной Корее в целом. Меня поместили в одной комнате, а Каль Сынхвана в другой. В течение двух-трех часов я один сидел в этой комнатушке. За все это время Каль Сынхван ни разу не показывался. И вот, спустя три часа, ко мне вошел сержант с особым значком и тихо сказал, чтобы я вернулся туда, откуда приехал. Еще он сказал, что я могу уехать в пять часов вечера на дополнительном попутном поезде. А в конце добавил, что товарищ, который прибыл со мной, останется. Ему предстоит встретиться с человеком, которого он давно искал. Вот так и закончилась наша совместная поездка: один остался там, а другой вернулся назад. Это было мое первое впечатление о стране с тех пор, как я прибыл сюда, на Север.

Ким Сокчо отличался неприглядной внешностью: его круглое широкое лицо делила пополам толстая переносица. А нижняя часть его тела была непропорционально коротка. На первый взгляд могло показаться, что он человек покладистый. Но если повезло столкнуться с ним ближе, особенно когда он громко смеялся, становилось ясно, что этот товарищ не такой уж мягкий. Наоборот, в жизни он был решительным, крутым человеком. Эти качества проявлялись прежде всего в общении с людьми. В частности, с Чо Сынгю.

Когда он находился в обществе Каль Сынхвана, эти черты характера проявлялись не так явно. После отъезда Каль Сынхвана Ким Сокчо чувствовал себя одиноким. Он ни с кем не дружил, хотя вращался в кругу ёнбёнской компании, и внешне их общение выглядело вполне естественно. Но при внимательном наблюдении было заметно, что у него не было ничего общего с людьми из этой компании. Не общался он и с Чо Сынгю, единственным кроме него членом партии. Казалось бы, в такой обстановке они должны держаться друг друга, и это было бы разумно. Но у Ким Сокчо даже мысли такой не возникало. Он все вопросы решал самостоятельно, исходя только из собственного опыта.

О Чо Сынгю у меня сложилось некоторое мнение, но я хотел знать, как Ким Сокчо относится к нему. Особенно меня интересовало, почему он игнорирует Чо Сынгю и даже не собирается общаться с ним. Чо Сынгю был старше Ким Сокчо, вел себя всегда очень скромно, как будто старался остаться в тени, незамеченным. Это было неестественно, так как старший должен опекать младшего.

На днях после обеда, ближе к вечеру, произошел такой случай. При госпитализации Чан Согёна в больницу в Косоне присутствовали: я, Чан Сеун и Ким Сокчо. Чан Сеун остался с больным, а я вместе с Ким Сокчо возвратился в гостиницу. По дороге я спросил как бы невзначай:

— Вам знаком человек по имени Чо Сынгю?

Ким Сокчо остановился, молча посмотрел на меня и спокойно ответил:

— Кто? Ах да. Это тот человек, вместе с Каль Сынхваном был вызван в главное управление бригады, а потом вернулся назад.