– Да, понимаю.

– Правда? Избел, ты ведь видела все это едва не с рождения. В отличие от меня. Тебя учили, что феи, призраки, домовые и тому подобное – это часть жизни. А меня учили, что это – сновидения или даже кошмары. Тебя учили понимать их, меня – бояться.

Она вытерла муку с рук и поговорила:

– Я могла бы научить тебя понимать…

– Могла бы? Мне двадцать восемь лет, и эти страхи вбили в меня еще в детстве. Не так-то легко забыть затверженные уроки.

– Но ты уверен, что действительно хотел бы понять?

Кеннет видел обиду в огромных голубых глазах, внимательно смотревших на него. Он даже чувствовал ее обиду, и это означало, что он был связан с Избел не только постелью – обстоятельство, очень его тревожившее. Ведь подобная близость оставляла сердце открытым для боли и ран… Ох, ведь от такого должен отстраниться любой здравомыслящий мужчина!

Глядя в прекрасные глаза Избел, он не знал, насколько здравомыслящим останется, если не уйдет от нее. Что ж, очень хорошо, что она понятия не имела, какой властью обладала над ним…

– Нет, не уверен. Знаешь ли ты, Избел, насколько близко стоишь к тайнам, которые хранит смерть? Вокруг тебя множество мертвых, чьи духи отправляются отсюда в последний путь. Этого достаточно, чтобы заставить трепетать даже закаленного воина.

– Но призраки тебя вроде бы не беспокоили… – Она не понимала, почему все то, что он прежде принимал, внезапно стало для него неприемлемым.

– Да, не беспокоили. И это меня тревожит. – Кеннет запустил пятерню в волосы и оглядел кухню. – Это место… словно заколдовало меня. Я не только вижу то, чего никогда не видел раньше, но и начинаю считать все эти видения частью своей жизни. А ведь все это не существует за границами твоих земель…

– Нет, существует. Просто никто этого не видит.

– Совершенно верно. И я хочу снова стать таким же слепым, как все остальные люди.

– Ты не сможешь забыть все, что видел и узнал здесь.

– Могу попытаться. – Увидев слезы в глазах Избел, он обнял ее и прошептал: – Я не от тебя хочу бежать. Не тебя хочу выбросить из головы.

Она тихо вздохнула.

– Получается, что меня. Ведь Бандал – это я и есть. Думаю, судьбой мне было предназначено прийти сюда. Потому что именно здесь мое место. Родные Патрика могли бы отобрать у меня эти земли, поскольку брак был коротким и детей от него не осталось. Но они этого не сделали. Отдали Бандал мне. И все, что случилось со мной после того, как я приехала сюда, ясно показывает: здесь – мое место.

– Ты можешь уехать вместе со мной, – отрывисто проговорил Кеннет и тут же понял, что сказал правду. Он действительно хотел покинуть Бандал и всех его духов, но не Избел.

– Не думаю, что это разумно.

– Почему? Тебя здесь держат насильно?

– Да, в каком-то смысле. Потому что я нужна здесь. Потому что меня здесь принимают. И если меня увезут из Бандала, то мало что изменится. Я имею в виду себя, – добавила она, печально улыбнувшись. – Мои дары не здесь были рождены. Здесь они просто… укрепились.

– Хочешь сказать, что, куда бы ты ни поехала, везде будет происходить то же самое?

– Да. Более или менее. Магия в Бандале сильна, но она – повсюду. Феи, брауни, призраки и все остальное – это есть везде. И если ты хочешь избежать подобного, то должен уйти от меня.

– Мне очень жаль, – прошептал он, гадая, узнает ли она когда-нибудь о том, что ему ужасно хотелось остаться.

– Глупец решил сбежать, верно?

Избел подняла глаза и увидела Пульхера, стоявшего рядом. Она отбросила тряпку, внезапно сообразив, что уже давно вытирала одно и то же место на столе – вытирала с тех пор, как Кеннет вышел из кухни. Боль, которую она испытывала, казалась невыносимой. Ей не хотелось говорить о Кеннете, но она знала, что Пульхер так просто не отстанет.

– Да, он уезжает утром. Сегодня увидел фею, и она ему улыбнулась. Он решил, что с него достаточно магии Бандала, решил, что больше он этого не вынесет.

– Он трус.

– Нет, он бежит не из страха. Хотя страх, конечно, присутствует – как и у всех смертных. Кеннет просто не хочет быть частью всего этого. Не хочет знать все тайны этого места. Хочет вернуться к обычной жизни.

– И ты так просто его отпустишь?

Она встала так резко, что опрокинула табурет.

– Да. А что прикажешь сделать? Привязать его к кровати, пока не передумает? Даже если я окажусь настолько смелой, ничего не выйдет. Он говорит, что это – не его жизнь, не то, что ему внушали с детства.

Пульхер сокрушенно покачал головой.

– Я считал, что он лучше…

– Да, лучше. Так и есть. – Избел печально улыбнулась. – Он просто не знает этого, что вполне понятно. Временами я искренне жалею, что уродилась такой. Хотелось бы смотреть на тени и видеть только тени. Гулять в лесу и видеть только деревья. Кровь, которая течет в моих жилах, и дары, которыми меня наградила судьба, иногда бывают тяжким бременем, Пульхер.

– Это лишь потому, что люди не хотят их принимать.

– А что плохого в желании быть принятой людьми и даже любимой? Именно поэтому Кеннет возвращается. Ведь если примет меня, то станет отверженным для всех остальных. Поэтому – либо я, либо остальной мир. Мне никогда не дадут такого выбора, но у него он есть, и я не могу винить его за то, что возвращается к своим.

– Но он еще не дал тебе ребенка, – проворчал Пульхер.

Озноб пробежал по спине Избел. Единственное, что удерживало ее от полного отчаяния, – мысль о том, что Кеннет оставит ее беременной. Но злые слова брауни убили эту надежду.

– Уверен? – выдавила она.

– Да, конечно. Девочка, ну что ты?! – вскричал Пульхер в тревоге, когда Избел закрыла лицо ладонями. – Только не плачь! Надежда еще есть.

– Но какая надежда? Он уедет утром…

Она подвинула табурет и села. Присутствие Пульхера – это было единственное, что удерживало ее от полнейшего отчаяния.

– Но осталась эта ночь, – сказал брауни.

Избел уставилась на него в изумлении.

– Но ведь он бросает меня! Неужели я должна прийти к нему в постель после того, как он уже попрощался со мной? Я буду выглядеть немногим лучше уличной шлюхи!

– Нет, ошибаешься. Потому что снова позволяешь гордости править собой. Ты стала любовницей этого человека. Без всяких обещаний и договоренностей. Ты легла в его постель, заранее зная, что он должен уехать. Какая разница, если теперь ты точно знаешь, когда он это сделает?

Избел вздохнула и потерла пальцами виски.

– Для меня – большая разница. Не уверена, что могу это объяснить, но разница есть.

– Тебе лучше еще раз проглотить свою гордость.

– Но почему он не может проглотить гордость?

– Потому что он думает, что ему это не требуется. Так что именно тебе придется это сделать.

– Ох, у меня от волнения живот разболелся…

Пульхер с силой дернул ее за косу и с легкостью увернулся от удара Избел.

– Кстати, о животе… Ты хочешь наполнить свой живот, девочка, а этого не случится, если будешь сидеть здесь, рыдая и стеная.

– Я не рыдаю и не стенаю. И мы оскорбим его, если он узнает, что его используют как племенного жеребца.

– Собираешься ему сказать?

Ее природная честность, как всегда, брала верх, но Избел безжалостно ее растоптала.

– Нет. И мне придется нести за это ответственность. – Избел вздохнула и в задумчивости побарабанила пальцами по столу. – Уверен, что если я лягу с ним сегодня, то смогу зачать его ребенка?

– Ну, девочка, ты же знаешь, что я не должен открывать подобные секреты…

– Проклятье, Пульхер! – крикнула Избел и тут же сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. – Ты слишком много требуешь от меня. И, несомненно, преследуешь какие-то свои цели. Я знаю, что ты мой друг, но ты толкаешь меня в объятия Кеннета не только ради моего счастья. И поэтому… Думаю, что я заслуживаю честного ответа. Скажи, если сегодня я приду к Кеннету, то наутро проснусь с ребенком во чреве?

– Да, так и будет.