Но и скаты были уже при последнем издыхании. Многие, очень многие из них погибли. А те, которые остались в живых, говорили:

— Вторую такую битву нам не выдержать! Нужно послать золотых рыбок за подкреплением. Пусть сейчас же соберутся скаты со всей Ябебири!

И золотые рыбки снова быстро-быстро помчались вверх и вниз по реке, оставляя борозды на воде, словно маленькие торпеды.

А скаты отправились к человеку.

— Нам больше не устоять! — печально сказали они ему. И некоторые из скатов даже плакали, видя, что им не удается спасти своего друга.

— Уходите отсюда, скаты, — сказал раненый человек. — Оставьте меня одного. Вы и так слишком много сделали для меня! Дайте ягуарам пройти!

— Никогда — нет! — выкрикнули скаты единым духом. — Пока останется хоть один живой скат в Ябебири, нашей родной реке, мы будем защищать доброго человека, который когда-то защитил нас!

Тогда раненый человек растроганно сказал:

— Скаты! Я почти при смерти, и мне трудно говорить, но обещаю вам, что, когда у меня будет винчестер, мы устроим такую потеху, что рассказов хватит на целый год. Это я вам твердо обещаю!

— Да, да! Мы знаем! — радостно закричали скаты.

Но не успели они договорить, как сражение возобновилось. И правда, ягуары, которые уже отдохнули, вдруг разом вскочили и, пригнувшись, словно готовясь к прыжку, заревели:

— В последний раз и раз навсегда: дайте пройти!

— Никогда — нет! — ответили скаты, устремляясь к берегу. Но ягуары были уже в воде, и борьба разгорелась с новой силой. Теперь вся Ябебири, от берега до берега, покраснела от крови, и кровавая пена кипела на песке прибрежья. В воздух то и дело взлетали растерзанные скаты, и ягуары хрипло ревели от боли. Но ни те, ни другие не отступали ни на шаг.

А ягуары не только не отступали, но даже продвигались вперед. Напрасно армии золотых рыбок сновали вниз и вверх по реке, сзывая скатов, — скатов больше не было: ведь все они сражались у острова, и теперь половина из них уже погибла. А те, кто остался в живых, были ранены или совсем выбились из сил.

Скаты поняли, что им не продержаться больше ни минуты и ягуарам удастся пройти. И бедные скаты, которые предпочитали скорее умереть, чем выдать своего друга, в последний раз кинулись на ягуаров. Но все было напрасно. Пять ягуаров уже плыли по направлению к острову. Скаты в отчаянии кричали:

— К острову! Скорее на тот берег!

Но опять было поздно. Еще два ягуара бросились вплавь, и в одну минуту все ягуары оказались на середине реки, а из воды виднелись только их головы…

Но в это же самое время какой-то маленький зверек с красновато-коричневой шерсткой, изо всех сил двигая лапками, плыл через Ябебири; это была свинка капибара, спешившая к острову с винчестером и пулями. А чтобы винчестер и пули не намокли, свинка несла их на голове. Человек закричал от радости, поняв, что теперь он еще успеет помочь скатам. Он попросил свинку, чтоб она подтолкнула его головой и повернула на бок, потому что сам он повернуться не мог, и, лежа на боку, зарядил винчестер с быстротою молнии.

И в тот момент, когда разорванные, раздавленные, окровавленные скаты уже считали, что сражение проиграно, и ждали, что вот сейчас ягуары сожрут их бедного раненого друга, в этот самый момент они услышали какой-то треск и увидели, что ягуар, который шел впереди и уже ступил на песок, вдруг высоко подскочил и упал мертвым с раздробленной головой.

— Браво, браво! — закричали скаты в бешеном восторге. — У человека уже есть винчестер. Мы спасены!

И они замутили всю воду, потому что были просто вне себя от радости. А человек спокойно продолжал стрелять, и с каждым выстрелом падал мертвым новый ягуар. Как только новый ягуар падал мертвым, скаты восторженно били хвостами по воде.

Один за другим, словно молния ударяла их в голову, падали ягуары под выстрелами человека. Все это длилось не больше двух минут. Один за другим ягуары шли ко дну и попадали на обед к прожорливым хищным рыбам «паломета». Некоторые всплыли потом на поверхность, и золотые рыбки провожали их до самой Параны, отрывая от них кусочки мяса и поднимая целые тучи брызг от удовольствия.

Очень скоро скаты, у которых обычно бывает много детей, снова, как прежде, заселили реку. Человек вылечился и был так благодарен скатам, которые спасли ему жизнь, что перешел жить на остров. И там в летние ночи он любил ложиться на берегу, покуривая при свете луны, а скаты, тихонько перешептываясь, показывали его тем рыбам, которые его не знали, и рассказывали им о великой победе, которую они одержали вместе с этим человеком в сражении против ягуаров.

Жила-была в одном улье пчела, которая не любила работать. Другими словами, она летала с дерева на дерево, собирала цветочный сок, но, вместо того чтобы делать из него мед, съедала сама.

Это, понимаете ли, была ленивая пчела. Каждое утро, едва проглянет солнышко, наша пчелка высовывалась из летка и, удостоверившись в том, что погода хорошая, прихорашивалась, терла голову лапками, как это делают мухи, и отправлялась на прогулку, радуясь пригожему дню.

Она жужжала, замирая от восторга, и без устали порхала с цветка на цветок, возвращалась в улей, опять вылетала и так проводила целый день, пока другие пчелы без отдыха трудились, наполняя соты медом, потому что мед — это пища для маленьких пчелок, только что родившихся на свет.

Но так как пчелы — народ серьезный, они стали скоро сердиться на ленивицу-сестрицу за ее постоянные прогулки.

В улье, возле летка, всегда копошатся несколько пчел, которые охраняют свой дом от других насекомых. Это обычно самые старые, опытные, мудрые пчелы, и спинка у них всегда вытерта, потому что они потеряли все свои волоски, влезая в улей и вылезая из него через леток.

И вот однажды пчелы-сторожа задержали ленивую пчелу, когда она хотела влезть в улей, и сказали ей:

— Послушай, подружка, ты тоже должна работать, все пчелы должны работать.

Пчелка отвечала:

— Я целый день летаю и устаю до невозможности.

— Надо, чтоб ты не уставала до невозможности, — ответили ей, — а по возможности работала. Это тебе наше первое предупреждение. — И, сказав так, пчелы пропустили ее.

Но ленивая пчела все никак не могла исправиться. И поэтому пчелы-сторожа на следующий день сказали ей:

— Надо работать, сестра.

И она тут же ответила:

— На этих днях обязательно начну.

— Нет, не на днях, — отвечали ей сторожа, — а завтра же. И смотри не забывай об этом. — И они пропустили ее в улей.

На следующий день, под вечер, повторилось то же самое. Но прежде чем ленивой пчеле успели что-либо сказать, она воскликнула:

— Да, да, сестрички, я помню, что обещала.

— Дело не в том, что ты помнишь, — отвечали ей, — надо, чтобы ты выполняла то, что обещала. Сегодня девятнадцатое апреля. Ну так вот, завтра, двадцатого, ты должна принести хотя бы капельку меда. А сейчас проходи.

Говоря так, пчелы отползли в сторону и пропустили ленивицу в улей.

Но следующий день прошел так же, как и другие дни, с той только разницей, что на закате погода испортилась и подул холодный ветер.

Ленивая пчелка поспешила к своему улью, размышляя о том, как, должно быть, тепло и уютно дома. Но когда она захотела войти в улей, пчелы-сторожа не пустили ее.

— Нельзя, — сказали они ей холодно.

— Я хочу домой! — воскликнула пчелка. — Это мой улей!

— Нет, этот улей принадлежит бедным пчелам-труженицам, — отвечали ей сторожа. — Лентяев сюда не пускают,

— Я обязательно начну завтра работать, — настаивала пчелка.

— Нет завтра для тех, кто не работает, — отвечали ей пчелы, которые всегда любят философствовать. И, говоря так, они вытолкнули ее вон.

Пчелка, не зная, что ей делать, полетала еще немного, но ночь уже наступила, и кругом стало темным-темно. Она хотела сесть на листик, но упала на землю. Она вся окоченела от холода и уже больше не могла летать. Ползая по земле, поднимаясь и падая, натыкаясь на щепочки и камешки, которые казались ей горами, она добралась наконец до улья — как раз в ту минуту, когда упали первые капли холодного дождя.