Интеллектуалы за арабскую независимость, находящиеся в Ливане, заявили, что в попытках завоевать симпатию мировой общественности израильское правительство прибегло к своим старым уловкам, выдавая жертву взрыва за невинное гражданское лицо. Хорошо известно, что Мимавет был связан с Еврейским Агентством и всего за несколько дней до взрыва находился с секретной миссией в Цюрихе.

Палестинский комитет в Сирии объяснил, что в доме 1 по Мазл Тов-стрит находилось секретное оборудование Армии Израиля, электронный центр управления, уничтоженный их храбрыми коммандос, и что смерть Мимавета была чисто случайной.

Каирская «Аль-Ахрам» утверждала, что израильское правительство скрывает истинные факты. Газета цитировала главу Организации освобождения Палестины, который сказал, что в это время на Мазл Тов-стрит, 1 проходило секретное стратегическое совещание, что там находилось много высокопоставленных израильских должностных лиц и что число смертельных потерь доходит до пятидесяти.

Лига англо-арабской дружбы в своем информационном бюллетене намекала на множество улик, доказывающих, что взрыв был организован израильтянами с целью вызвать к себе сочувствие в мире, что они уже делали такие попытки, взрывая пассажирские самолеты и обвиняя в этом арабов.

Рабби услышал новость по радио, в вечернем выпуске новостей. Первый шок от осознания того, что убит человек, которого он видел только этим утром, разговаривал с ним, тут же сменился ощущением, что он должен что-то предпринять. Он позвонил Стедману.

— Да, я услышал об этом раньше, в вестибюле отеля. Ужасно!

— Я думаю, мы должны пойти в полицию.

— В полицию? Зачем? Мы можем сообщить им что-то полезное, рабби?

— Мы можем передать его рассказ. Вы можете дать им прослушать свою запись. По поводу его врага…

— Простите, рабби, не вижу логики. Если бы убили этого, как его там — Резникова, эта история еще могла представлять хоть какой-то интерес для них. Но убили-то Мимавета.

— Думаю, они должны знать.

— Поверьте мне, они знают. А если нет, то достаточно скоро узнают. Как только спросят в той мастерской, где у него был стол, и…

— Откуда вы знаете, что он рассказывал там об этом?

— Полно, рабби, вы же слышали, что говорил механик. Сумасшедший старик всем рассказывал о своих проблемах — как он это назвал? — как заведенный. Уж не думаете ли вы, что мы трое, совершенно незнакомые ему, первыми услышали эту историю? Можете быть уверены, что он рассказывал ее любому, кто соглашался слушать.

— Но все-таки, я думаю, что… я хочу сказать, что хуже бы от этого не стало…

— Рабби, — убежденно произнес Стедман, — я очень много бывал за рубежом и усвоил одну вещь: не связывайся с полицией, если можешь этого избежать. Я знаю, вы думаете, что в Израиле все иначе, но поверьте мне: во всем мире полиция одинакова. И нам нечего сообщить им за исключением того, что мы видели его утром в тот день, когда он погиб. После нас у него могло быть сколько угодно гостей. Тот доктор видел его совсем незадолго до происшествия.

— Однако, я хотел бы обсудить это с вами. Завтра, например…

— Сожалею, рабби, но рано утром я на несколько дней еду в Хайфу. Встретимся, когда вернусь.

Рабби никак не мог успокоиться. Стедман, вроде бы, прав во всем, и все же он чувствовал, что они должны пойти. Но идти один он не мог. Сам собой возникал вопрос, почему об этом не сообщил Стедман, — а именно этого тот и старался избежать.

— Эй, откуда такой загар, В.С.? Ты был во Флориде, или приобрел солнечную лампу?

— Во Флориде? Нет, мы с Кацем были в Израиле.

— Израиль? Без шуток? Эй, парни, В.С. был в Израиле. Когда вы вернулись?

— Позавчера. Мы ездили всего на десять дней — по делу.

Это был воскресный завтрак Братства, и народ стоял кучками в ожидании, пока члены комитета накроют столы, — в женской общине все бывало готово днем раньше.

Маркевича обступили.

— Ну, как там, В.С.?

— Как погода?

— В тебя стреляли арабы, В.С.?

— Ты открываешь отделение в Израиле, В.С.? Будешь международным финансовым магнатом?

— Как там люди? Боятся?

— Боятся! — громыхнул В.С.Маркевич — да в любом городе вы можете гулять в любое время дня и ночи. Мы с Кацем ходили по ночам в темноте, ни о чем не беспокоясь.

— Вы все осмотрели? Где вы были?

— Большую часть времени мы провели с ребятами из министерства развития промышленности. Они сопровождали нас и представили некоторым важным шишкам в правительстве. Это была классная поездка.

— А в Иерусалиме были? Видели рабби?

— Да, — сказал В.С., — мы его видели. Мы провели с ним почти целый день, он нас сопровождал.

— Он показал вам могилу Царя Давида?

— А витражи Шагала? Это было первое, что я увидел там.

— А в больницу «Хадасса» ездили?

— А в Меа Шеарим?

— На нас самое большое впечатление произвел «Яд Вашем». Вы там были?

Маркевич, усмехаясь во весь рот, поворачивался от одного спрашивающего к другому. Наконец он поднял руки.

— Правду сказать, парни, нам не удалось повидать ни одно из этих мест. Как я сказал, рабби сопровождал нас. Он решил, что мы хотели бы увидеть Стену, как оно и было. И он провел нас по Старому Городу, без которого мы могли обойтись. Я имею в виду, что как по мне, так это просто кучка маленьких вонючих улочек. А затем мы пошли смотреть на университет, и все это заняло у нас почти целый день. По правде говоря, — и он понизил голос до громкого шепота, — у меня создалось впечатление, что рабби не знает половины мест, о которых вы говорите, парни.

— Да? Я думал, что к этому времени он будет знать каждую щелочку и каждый камешек.

Маркевич пожал плечами.

— Мы тоже. Честно говоря, это была одна из причин, почему мы ему позвонили. Мы думали, он должен знать, что стоит посмотреть.

— Наверное, у него просто не было времени на осмотр достопримечательностей. Думаю, он целыми днями сидит в университетской библиотеке…

— Шутишь? — насмешливо спросил Маркевич. — Когда мы возвращались оттуда, он признался, что был там до этого всего пару раз.

— Так что же он там делает?

— Насколько мы смогли выяснить, он просто бездельничает, — по улицам ходит, кофе пьет — в таком духе.

— Я знаю, что он не больно-то бойкий, но думал, что уж в Иерусалиме… А он не говорил, когда вернется?

Маркевич медленно покачал головой.

— Ни слова. И если подумать, это немного странно. Я имею в виду, можно было надеяться при прощании на что-нибудь вроде: «До встречи в Барнардс-Кроссинге». Ни слова. Просто: «До свидания».

— К чему ты клонишь, В.С.?

— Помните мою идею, на последней встрече я говорил об этом — насчет того, чтобы у нас были два рабби-партнера. Так я вроде как прощупал его на этот счет.

— Не мог ты такое сделать, В.С.!

— Еще как мог. Вы знаете мой девиз: не спросишь, не узнаешь. Почему не спросить? Может, я и не совет директоров, но я полноправный член общины. Взносы у меня все уплачены.

— Ладно, спросил так спросил. И что?

— Ничего! — торжествующе сказал Маркевич. — Он не прыгал от счастья, но и не рассердился. Вообще никакого интереса. Спокойно и вежливо выслушал.

— Может, просто осторожничает…

Маркевич ткнул собеседника локтем и понимающе подмигнул.

— Может и так, а возможно, его это просто не заинтересовало. Правду сказать, наш рабби нас немного достал. Я имею в виду, если он — наш раввин, то мы вправе ожидать, что он за нас помолится. Когда ты едешь в Вашингтон и сообщаешь об этом своему конгрессмену, он интересуется твоими проблемами. Он пробует тебе помочь или, по крайней мере, заставляет тебя поверить в это. Во всяком случае, пошлет кого-нибудь из своего офиса сопровождать тебя. Правильно? Так вот, мы надеялись, что так же можем рассчитывать на рабби. Ну вот, например, мы идем к Стене. Правильно? Ты ждешь, что раз уж твой рабби рядом, так он за тебя помолится у Стены. Для нас это самое священное место, и если уж появился шанс помолиться там, ты не хочешь его упустить. Правильно? Так вот, когда мы его попросили, он сказал, что предпочел бы не делать этого, мы, видите ли, должны сделать это сами. Ладно, мы, конечно, помолились, но это, знаете ли, не одно и то же. Во-первых, нам пришлось говорить по-английски…