— Думаю, некоторым нужны. Может быть, время от времени они нужны всем.

— Пожалуй, именно поэтому рабби Дойч был так популярен. Я слышал его однажды, когда он вел службу. Говорит, как поет. Очень впечатляет. У нас священник носит форму и облачение — парадную форму. А вам приходится налегать на голос и манеры, потому что форма — это важно. Спросите любого копа.

Рабби взглянул на брошенную на пол синюю фуражку шефа и с улыбкой прикоснулся к кипе.

— Шеф полиции в Иерусалиме — а может, он просто инспектор, — носит вот это.

— Правда? Это что, часть его формы? И на улице носит?

— Нет, фуражка у него вроде вашей. Он был в ней только у себя в офисе…

— В офисе? Вы ввязались там?..

Рабби усмехнулся.

— Не совсем. Был взрыв, а я кое-что знал об этом, и в полиции мне задавали вопросы.

— Взрыв! И вас допрашивала полиция?

— Пожалуй, это можно назвать и допросом, — сказал рабби, улыбаясь воспоминаниям. — Но главным образом он касался моих религиозных убеждений. Инспектор усомнился в их правильности.

Шеф удивленно покачал головой.

— Полицейский, сомневающийся в правильности ваших религиозных убеждений! Что это за страна, где коп допрашивает раввина о его религиозных убеждениях? Это дело полиции?

— Такая вот страна, — сказал рабби, — но так ведут себя не все. Только этот коп.

— Но вы говорите, что был взрыв. Так там действительно опасно?

— О, нет.

— Дело в том, что монсеньор из Салема везет группу в Ирландию, Рим и затем в Святую Землю. Жена мне все уши прожужжала, я уже наполовину отпустил ее. Но если там опасно…

— Нет, там вовсе не опасно, — сказала Мириам. — Для нее, — добавила она. — Но для нас…

— А что за опасность была там для вас?

Мириам посмотрела на мужа. Он улыбнулся.

— Для нас все время существовала опасность, что мы не вернемся.