— Хорошо, я закурил сигарету. Ты боишься, что инспектор донесет на меня? Так вот, подходит мужчина и очень любезно, очень вежливо спрашивает, не знаем ли мы, где находится Виктори-стрит.

— Он говорил на иврите?

— Он говорил на иврите, но он не израильтянин. Иностранец, американец, я думаю.

— Хорошо, продолжай.

— Ты знаешь, как идет Виктори-стрит, изгибается дугой. Я и спрашиваю его, какой ему нужен номер, потому что если это большой номер, ему надо вернуться назад, а если начальный, так это в том направлении, куда мы шли, дальше по Альфонт-стрит и направо. — И он изобразил это рукой.

— Он сказал — номер пять, — произнес Моше.

— Я как раз собирался сказать инспектору, — негодующе сказал Шмуель.

— Хорошо, — сказал Иш-Кошер, — он искал Виктори-стрит, 5. Что дальше?

— Ничего, — торжествующе сказал Шмуэль.

— Ничего? — Иш-Кошер уставился на этих двоих и затем вопросительно посмотрел на помощника.

Шмуэль поднял руку — то ли успокаивая его, то ли желая сказать, что продолжение следует.

— Потом я прочитал в газете, что когда бомбу приводят в действие, до взрыва остается час. Так вот, бомба взорвалась примерно в полночь, а этот человек подошел к нам как раз около одиннадцати. Так я сказал моему другу Моше и…

— Понимаю. Вы его хорошо разглядели? — спросил Иш-Кошер. — Можете его описать?

— Описать? — Он неуверенно посмотрел на Моше. — Он был высокий. Правда, Моше?

Моше кивнул.

— Может, футов шесть, Моше?

— Не меньше шести футов.

— Какого цвета волосы, глаза?

— Было темно. Это же было поздно вечером. Ты видел его глаза, Моше?

Моше покачал головой.

— Сколько ему лет?

— Средних лет. Я имею в виду, не мальчик, не юноша. Может быть, пятьдесят. Ты бы дал ему пятьдесят, Моше?

— Не меньше пятидесяти. Может, даже пятьдесят пять.

— Как он был одет?

— В пальто и шляпе. Потому я не и могу сказать, какого цвета волосы. На нем была шляпа.

— И он американец? Откуда ты знаешь? Его иврит?

— У него хороший иврит, но не такой, как у нас. Как будто он учил его, понимаешь, что я хочу сказать?

— Хорошо. Он спросил вас, как попасть на Виктори-стрит, вы ему сказали, и он ушел?

— Не-ет, не совсем. Ему был нужен пятый номер, а мы шли в ту сторону, так что шли вместе и разговаривали.

— Ты разговаривал, — сказал Моше.

— Ну, я разговаривал. Я что, выдавал какие-то секреты?

— О чем вы говорили?

— О чем обычно говорят люди? О правительстве, о налогах, о войне — как всегда.

— И вы проводили его до места?

— Нет, мы дошли до перекрестка, и я сказал, что ему надо идти туда, там начало Виктори-стрит, а номер пять — это второй или третий дом от угла.

— И он пошел, — подсказал Иш-Кошер.

— Нет. — Шмуэль улыбнулся, довольный, что заманил инспектора в ловушку. — Он посмотрел на часы и сказал, что уже, пожалуй, слишком поздно идти в гости. Он поблагодарил нас и пошел дальше по Альфонт-стрит.

Иш-Кошер насмешливо посмотрел на своего помощника, когда тот вернулся, проводив посетителей.

— Я тебе говорил, — сказал Аарон, — что не думаю, будто там что-то такое есть, но…

— Но у нас нет ничего другого, — сказал шеф. — И все же, если немного подумать, это любопытно. Одиннадцать часов — довольно поздно, чтобы идти в гости, так же поздно, как и несколько минут спустя, когда он решил, что уже слишком поздно. Пожалуй, стоит немного порасспрашивать. На многое я не рассчитываю, как ты понимаешь. Пожалуй, метод Адуми — схватить несколько арабов и допросить из расчета, что кто-нибудь из них перенервничает и признается, — правильный метод. Но в моем районе убит человек. То, что его убило взрывом, несущественно. Это убийство, а я обязан расследовать убийства. Так что, может быть, стоит сходить на Виктори, 5 и спросить, не ждал ли кто-нибудь из жильцов в тот вечер позднего гостя.

В воскресенье Смоллы решили посмотреть город. Все утро было в их распоряжении: Джонатан пробудет в школе до двух часов, и в полдень его там покормят.

— Не беспокойтесь о том, чтобы вернуться точно вовремя, — сказала Орс Розен, их соседка. — До вашего прихода он может поиграть с Шаули.

— Мы хотим пойти в Старый Город и к Стене, — сказала Мириам. — Успеем?

— Конечно. — И она объяснила, на каком автобусе добраться к Яффским воротам. — Вы увидите там указатели, как пройти к Стене. Это недалеко. Туда и пешком можно добраться. Но первый раз лучше на автобусе.

Поэтому они сели в автобус. Не успели они заплатить за проезд, как водитель резко тронулся с места, и их отбросило на сиденья. Но перед автобусом внезапно появилась машина, и водитель так же резко затормозил. Он высунул голову в окно и крикнул:

— Да обойдут тебя беды, но ты круглый дурак. — Покраснев от негодования, он снова резко рванул с места.

Несколько минут рабби и Мириам не отрываясь смотрели в окно. Женщина средних лет с кучей пакетов на широких коленях и парой сеток с покупками, лежащих рядом, дернула за шнурок звонка и, опасаясь, что водитель не слышал, дернула еще раз.

Тот глянул в зеркало заднего вида и крикнул:

— Все в порядке. Я тебя слышал, слышал. Или ты думаешь, что это музыкальный инструмент? — Он свернул к обочине и остановился.

Женщина собрала свои сумки и пакеты и направилась к двери.

— Он ведет себя так, будто эту дорогу построил его отец. А сколько раз ты дергаешь шнур, а он не останавливается? И сколько раз в дождь ты ждешь на остановке, а они проезжают мимо?

— Женщина, женщина, всем надо ехать, и если ты не поспешишь, то не успеешь приготовить обед к приходу мужа. Закончишь свой рассказ в следующую поездку.

— Все водители автобусов одинаковы, — сказала Мириам.

Рабби улыбнулся.

— Этот такой же, да не совсем.

Автобус высадил их перед Яффскими воротами, и, прежде чем войти, они обернулись посмотреть на ту часть нового города, которую проехали.

— Он весь такой белый, Дэвид, — воскликнула Мириам.

— Он построен из иерусалимского камня. Если я правильно помню, во времена Британского мандата этого требовал закон. Может быть, он еще действует. Но впечатление потрясающее, правда?

Они прошли через ворота, пересекли широкую площадь и вслед за другими посетителями вошли в узкий коридор шириной меньше десяти футов, главную улицу Старого Города. Она была крытая, как туннель, с лавками и магазинами по обеим сторонам; хозяева-арабы сидели снаружи на маленьких скамейках, жестами приглашая прохожих заходить.

Улица круто спускалась вниз; через каждые несколько футов были две или три ступеньки, и казалось, будто они спускаются все глубже и глубже в недра земли. Улица была заполнена арабами, туристами, священниками различных конфессий, и повсюду были дети. От главной улицы отходили переулки, тоже крытые, с тянущимися вдоль магазинами. Однако то тут, то там они мельком видели скверики или внутренние дворики, явно жилые. На одном углу к ним подошел мальчик одиннадцати-двенадцати лет. Парнишка был чист и одет по-европейски.

— Вам нужен гид, леди и джентльмен? Я могу проводить вас куда угодно. Вы хотите пойти к Западной Стене? Вы из Америки?

— Да, мы из Америки, — сказала Мириам.

— Может быть, из Чикаго? Или из Пенсильвании? У меня много друзей в Чикаго и в Пенсильвании. Может быть, вы знаете кого-нибудь из них? Доктор Гольдштейн из штата Пенсильвания — мой очень хороший друг.

— Нет. Я не знаю доктора Гольдштейна из Пенсильвании, — невольно развеселившись, сказала Мириам.

— Может, вы хотите увидеть Виа Долороза[44]? Я могу показать ее вам и устроить, чтобы вы зашли внутрь монастыря. Отец Бенедикт — мой очень хороший друг.

Мириам покачала головой.

— Может, вы хотели бы купить ковры или драгоценности? Я могу отвести вас в лучшие магазины. Как моим друзьям вам продадут все по самым низким ценам. Или персидские эмали — я знаю магазин, который владелец собирается закрывать и распродает все очень дешево.