Это, как оказалось, целая наука. Чтобы максимально продуктивно провести свое время, самым мудрым решением было передвигаться группами, избегая встреч один на один, и не витать в облаках. Имена раскидывались, как конфетти. Знакомства были быстрыми. Разговоры прекращались резко, едва успев начаться.

– Приятно познакомиться. Думаю, еще пересечемся?

– Да, конечно.

– Круто.

– Пока.

Я отступила от правил только однажды, чтобы поболтать на вечеринке с русской девушкой в надежде, что мы могли бы подружиться, поскольку у нас было так много общего. Но она быстро извинилась, сказав, что такое общение – только мы вдвоем – не в ее интересах.

– Что ты имеешь в виду?

– Мы застрянем в нашем восточно–европейском пузыре вместо того, чтобы общаться с американцами и становиться более похожими на них. Ведь мы здесь именно для этого, правильно?

Правильно. За исключением того, что я не видела необходимости становиться кем-то еще и хотела проводить время с интересными мне людьми – неважно, американцами или нет.

К сожалению, поблизости не было единственного человека, с которым я до смерти желала встретиться. Он внезапно ворвался в мою жизнь и покинул ее, не сказав ни слова, и его цветок теперь был единственным (и быстро вянущим) доказательством того, что он существовал на самом деле. Учитывая, что в Принстоне больше семи тысяч учащихся, шансы случайно с ним столкнуться были ничтожны. И все же, куда бы я ни пошла, часть меня предвкушала его появление.

Концерт прошел успешно, и Доннелли пригласила меня в воскресенье на ланч, чтобы отпраздновать рецензию, которая должна была появиться в номере «Вестника Принстона» в понедельник. Доверенный источник, как оказалось, дал ей ознакомиться с предварительным вариантом.

– Послушай только. – Она открыла желтую папку еще до того, как мы отправились в ресторан. «Иностранные таланты – это всегда глоток свежего воздуха, но в прошлую пятницу студентка из Болгарии стала для всех просто кислородным баллоном». Звучит так, будто это сказал Нэйт. На самом деле, я бы не удивилась, если бы это написал один из его многочисленных фанатов.

– У профессора Уайли есть фанаты?

– Он тот еще рок–звезда. Ты не знала?

Я закачала головой, пристыженная тем, что так и не нашла времени почитать в сети о своем наставнике.

– Ты должна послушать его игру на электрогитаре, это расширит границы того, что ты когда-либо слышала о музыке. Естественно, студенты обожают его. И тебе крупно повезло, что он решил взять тебя к себе.

Я была того же мнения. Концерт был тому доказательством. Но еще он доказывал, что Уайли видел во мне своего нового любимчика, и мне было страшно от того, как далеко он готов зайти в «поиске концертов» для меня. Или что произойдет, если в один прекрасный день он поймет, что переоценил меня.

Я сказала Доннелли, что благодарна им обоим.

– Не за что. Но это была просто разминка, дорогая. Настоящим испытанием станет Нью-Йорк. Нэйт уже дергает за ниточки, чтобы ты оказалась там, хотя это далеко не слэм-данк. – Мое озадаченное лицо заставило ее рассмеяться. – Это значит «дело верное». Не фанат баскетбола, верно?

– Я не очень дружу со спортом.

– Что ж, здесь будет по-другому. Тут все увлекаются спортом. Кроме того, тебя и наших спортсменов объединяет одна общая черта: ты можешь не волноваться об оценках. На первом месте фортепиано, в университете относятся к этому с пониманием.

– С пониманием… то есть будет меньше занятий?

– Нет, скорее в виде более гибкого учебного плана. Есть более легкие курсы, единственная цель которых дать студентам вроде тебя передохнуть: физика для поэтов, горные породы для качков. Они должны дотянуть тебя до требуемого научного уровня, если только ты не ненавидишь геологию.

Мне хотелось спросить, что значит «студентам вроде меня», ведь я не была качком, но мы уже подошли к ресторану. Место оказалось куда более дорогим, чем я ожидала. Его стеклянные стены выходили прямо на тротуарное патио улицы Нассау – главную торговую и ресторанную артерию, которая отделяла северную часть кампуса от Принстонского городка. И снова я пожалела о том, что не провела хотя бы малейшего интернет–исследования. Когда в своем письме Доннелли упомянула ланч в гриль–баре «Синяя Точка», я была сбита с толку названием, не зная, что в Америке слово гриль означает высококлассную атмосферу и тридцатидолларовые закуски. Она, конечно, чувствовала себя комфортно в коричневом брючном костюме с коралловой брошью, приколотой к лацкану, тогда как я, насупившись, надеялась, что мои черные джинсы и водолазка смогут сойти за стильный университетский наряд.

– Миссис Доннелли! Мы начали беспокоиться, что на этой неделе вы о нас забыли.

Официант показал нам наш столик и, пока эти двое обменивались любезностями, я пыталась разобраться в меню. Это были дебри из блюд с морепродуктами, в которых упоминалось не меньше десятка видов рыб, о которых я раньше даже не слышала. Когда Доннелли заказала сибаса, я тоже изъявила желание его попробовать.

Официант усмехнулся, глядя на меня.

– Могу я заинтересовать вас нашими замечательными аппетайзерами?

– Прошу прощения?

Доннелли почувствовала, что мне нужна помощь.

– Хочешь суп или салат, дорогая?

– Нет, горячего будет вполне достаточно, спасибо.

Видимо, чтобы перестать упражняться в смущении за обедом, мне понадобится еще немало походов в ресторан в Америке. К счастью, Доннелли, похоже, ничего не заметила. Ей нравилось место, которое она называла «еженедельной слабостью», но мне было трудно поверить, что она может позволить себе ходить сюда так уж часто. Дома моя семья ходила в дорогие рестораны только по особым случаям – два, может быть, три раза в год. Многие другие семьи могли позволить себе это еще реже.

– Итак, на чем мы остановились? – Она развернула салфетку и положила себе на колени – еще один американский обычай. – Ах, да, занятия и оценки. Основная задача – набрать не меньше среднего общего балла. Не обязательно самый высокий, главное не меньше среднего.

– Мне нужно больше, чем средний балл, чтобы продолжать получать материальную помощь.

– Это последнее, о чем тебе стоит волноваться, особенно с такими отзывами, как тот, что ты получила. С другой стороны, есть небольшая проблема с твоей работой по кампусу. Я слышала, они назначили тебя в обеденный зал на две ночи в неделю?

– Я не боюсь работы.

– Вопрос не в этом. Есть определенное количество часов в сутках, и ты не можешь заниматься мытьем посуды, в то время как могла бы практиковаться в игре на фортепиано. Ты с кем-нибудь об этом говорила?

– В письме о назначении пособия говорилось, что это обязательно для всех, без исключений.

Она нахмурила брови, сняла жакет и закатала рукава бежевой блузки, как будто готовясь к сражению с едой, которая еще даже не была подана.

– Во-первых, не для всех – только для тех, кто не может платить самостоятельно. А во–вторых, всегда есть исключения. В любом случае, вся эта затея абсурдна.

– Почему? – Я не видела ничего абсурдного в зарабатывании карманных денег, особенно если они нужны.

– Потому что у кое-кого был прекрасный замысел, который перевернули с ног на голову. Думаешь, с той кучей денег, которую они дают тебе каждый год, одна или две тысячи сыграют роль?

– Возможно, нет.

– Абсолютно точно нет. Суть не в деньгах. Главное – это трудом научить смирению там, где книги этого сделать не могут, по крайней мере, это то, о чем мы трубим во всех наших буклетах. Но я не понимаю, как мы этого добьемся, если дети, которые учатся благодаря финансовой помощи, подают еду своим более обеспеченным сокурсникам. В любом случае, занятия будут более полезны.

Для меня это была новая точка зрения. Я всегда принимала как должное, что в Принстоне будут богатые студенты, и что я им не ровня. По крайней мере, по уровню благосостояния.

– Как бы то ни было, я посмотрю, что можно сделать. К сожалению, семестр уже начался и Офис финансовой помощи, возможно, не пойдет мне навстречу. Но не позднее, чем к весне, мы должны это исправить. – Она говорила так уверенно, что мне стало интересно, было ли что-нибудь, что она не могла исправить, приложив к этому все усилия. – Как тебе сибас?