Под Флоренцией(«Далеких гор осенние вершины…») Далеких гор осенние вершины Встречают утро синих Аппенин, И облаков жемчужные лавины Окрасил рдяно утренний рубин. И зелень мутную осенний сизый иней Покрыл застывшим тусклым серебром, И день клубится призрачный и синий, И пахнет холод сладко и остро. Спит осень, утомленная менада, На склоне гор, где мерзнет бузина, Где тянется вдоль утреннего сада Простая флорентийская стена. «На рассвете гудела сирена…» На рассвете гудела сирена Сбор для рыбачьих шхун, И ложилась белая пена Меж камнями в ласковый шум. Зацветал мутно-белой улыбкой Отуманенный край небес. Туман пеленою зыбкой Окутал мачтовый лес. Паруса бессильно понурив, От блаженно рассветной земли В темноту еще спящей бури Плыли кренясь корабли. Ночь в Венеции(«Тревожат волны лунные лагуны…») Тревожат волны лунные лагуны, В слепые окна бьет голубизна. Играя парусом уснувшей шхуны, Остаток ночи жадно пьет весна. Угадывая будущего гунна И метя перекрестки и мосты, Срываясь вниз из-за перил чугунных, Скрывался ветер вдаль из темноты. И облаков седеющие руна Развеиваются на высотах, И плавятся разбившиеся луны На черных неустойчивых волнах. И, слыша ветра рвущиеся струны, Глушит ночной прохожий звонкий шаг, Не видя над собою рог Фортуны, С карниза счастье сыплющей во мрак. На воды замутившейся лагуны Предутренняя льнет голубизна. Стучат в порту разбуженные шхуны, Встает морская сонная весна. Рождение музыки(«Умела петь, но птицы засмеяли…») Умела петь, но птицы засмеяли Нечистый мой и непрозрачный звук. Они, кружась, над озером летали, Наведывались на далекий луг. Обида горькая, и не до смеха было. В досаде я спустилась к берегам, Тростинку тонкую склонившися сломила, Задумалась, и поднесла к губам. Так звуки новые негаданно родились. В восторге я не уставала петь, И птицы прилетевшие дивились, Уже не смея ближе подлететь. Скульптура(«С прекрасным упреком навстречу взлетели ресницы…»)
С прекрасным упреком навстречу взлетели ресницы И, дрогнув, в молчанье упали с печалью сиротства. Приснится виденьем, но даже резец ясновидца Не смог бы его завещать восхищенью потомства. И с детской обидой: — Моя улетела голубка! — Ломая, сжимает свои опустевшие руки. — Голубка моя улетела! — И сестры — Уступка И Горечь — склонясь, обнимают покорные плечи подруги. ИТАЛЬЯНСКИЕ СОНЕТЫ I. Посвящение На догоревший жертвенный костер, Смывая кровь, сочится влага Леты. Среди долин, уже не раз воспетых, Как дым курений — ночь. В ее простор Опустошенный движет кругозор Восторг тяжелый сдержанных обетов. Глухую боль отверженья изведав, Мечтам не отогнать видений хор. Сквозь голубые облачные весны Колчан лучей рассыпан золотой, И воздуха неслыханная поступь Над медленно подъятой головой. Седой луны блуждает призрак пленный. Душа сгорает в радости мгновенной. II. Сожжение Савонаролы Смывая кровь, сочится влага Леты, В святом молчаньи отошли века. Порой ко мне летит издалека Размеренность классических сонетов. К сожжению, под чернотой беретов, Бежит толпа, и, чудно глубока, Столпила ночь косые облака Над святостью монашеских обетов. На грозных крыльях флорентийской стаи, Взлетев, слегла мятежная душа, И стережет задумчивость густая Избыток недоступного ковша. И площадью зловещего сожженья Я прохожу неповторимой тенью. III. Джоконда Среди долин, уже не раз воспетых, Седые льды и празелень полей Перецветают в красках все живей, И мхом и льдом благоухает лето. И суеверней диких амулетов Бесцветный знак изогнутых бровей. Цветов миндаля кожа розовей, И край одежды ало-фиолетов. Из светлых жал, из дымного топаза Глядит раздвинутый меж жадных век Открытый мрак животного экстаза, И грех, как червь, улыбкой рот рассек. Но даже голоса созревшей страсти Не шевельнут скрестившихся запястий. |
