Если бы майор видел сейчас лицо Хитроумова, он бы понял, что своим вопросом нокаутировал его. Всеволод Львович сел на стол, даже не почувствовав, что своими ягодицами раздавил несколько порций мороженого. Ничего не ответив, он осторожно положил трубку и снова закурил. Сейчас ему необходимо было хоть несколько минут, дабы сосредоточиться. Увы, позвонил Шибчиков…

– Алло, Всеволод Львович, моя жена никак не может родить, – сообщил он, что обозначало: адрес Кукушкина еще не известен.

Хитроумен молчал и думал. Его мысли щелкали, словно в компьютере. Он опасался, что этот Курочкин тоже из органов, посему, добившись у него адреса, они сами могут угодить в ловушку.

– Алло, Всеволод Львович, почему вы молчите? – Петя говорил из привокзального открытого телефона-автомата, почему все время приглушал свой зычный голос.

– Ну что вы ко мне пристаете? – рявкнул Хитроумов. – Милиция мне задает вопросы, ты ко мне тоже – с вопросами.

– Алло, Всеволод Львович, так это… Моя жена уже почти при смерти.

– Что?! – испуганно заорал Хитроумов. – Я тебе дам при смерти! Я тебя в милицию сдам…

– Ну не знаете, так не знаете, зачем кричать… Я человек интеллигентный…

– Короче, жену отпоить, откормить, извиниться, но никуда не отпускать. И если не хочет рожать, пускай не рожает. Слава Богу, есть кому кретинов производить на свет.

– Понятно! – заржал Шибчиков. – Так я пошел приводить в чувство жену?

– Давай, а утром мне обязательно позвони. Нет, лучше, не звони, утром приди ко мне на работу. Жену оставь дома, конечно…

Так неожиданный звонок Лунина поломал все планы Хитроумова.

Шибчиков в свои тридцать пять лет еще не знал женщины, потому что был гомосексуалистом.

Вернувшись с вокзала на дачу, Петя немедленно развязал Курочкина, напоил его водой и усадил за стол в удобное кресло.

Вася сначала насторожился, но, будучи голодным с самого утра, махнул на все рукой и набросился на пищу.

– Прости меня, Вася, – заискивающе заговорил Петя и налил водки в стаканы себе и ему. – Все это я делал не по своей воле.

– Интересно, кто это тебя так неволит? – спросил Курочкин, с невероятной скоростью прожевывая еду, чтобы успеть утолить голод: он готовился к новым истязаниям.

– Да есть один. Вернее, одна старая лиса. Сегодня утром ему, видишь ли, был еще нужен Кукушкин, а теперь ему уже не нужен Кукушкин. Черт его знает, что ему нужно! – выругался Шибчиков и со смаком опрокинул рюмашечку.

Вася решил для профилактики голодного желудка тоже выпить. Подняв стакан, он хотел залить в себя жидкость одним махом, но большая часть водки разлилась по подбородку и по рубашке.

– Пей, Васек, ешь, друг мой милый, сколько хочешь, и прости, – хозяин дачи открыл коньяк. Затем из другой комнаты принес хрустальные рюмки, сифон, деликатесы и приветливо сказал: – Ты мой гость! Я должен искупить перед тобой свою вину.

– Да ладно уж. Хорошо, что хоть так, а то я уже был готов сдаться.

– Вишь, вишь, а ты говорил, что нет, я не такая, я не уличная, я хожу в подъезд! Не надо «ля-ля». Все мы дерьмо, когда тонем, но все же, заметь, выплываем по закону природы. Слышь, по закону природы, поскольку мы, то есть дерьмо, легче, чем вода. Ты меня понял? – Петя уже изрядно захмелел.

– Ничего подобного, – возразил Вася, – теперь я наелся на трое суток вперед, и ты от меня ничего не добьешься!

– Господи, чудак человек, да мне от тебя ничего не надо! Кроме… – Петя ухватил Васю через стол за уши; притянул к себе и присосался к его губам.

Курочкин с трудом вырвался из его рук и завопил!

– Ну что ты лижешься, как гомосек, тебе что – баб мало, что ли?!

– Но-но, я тебе дам… гомосек! – оскорбился Петя.

– А чего же ты то бьешься, то лижешься?!

– Потому что у меня к тебе чисто платонические чувства, – заговорил Петя жалобно. – Я тебя люблю, как друга, как человека…

– А это еще как? – спросил Вася и, решив, что лучше уж терпеть его телячьи нежности, чем издевательства, снова приналег на еду.

– А это без бутылки не поймешь, – Шибчиков начал «делать ему глазки». Наливая в рюмки коньяк, он припевал: – Песня вся, песня вся, песня кончилася! А дед бабе как а-га, баба и скочилася!

…В этот вечер они осушили еще две бутылки коньяка, а их пьяные песни были слышны до поздней ночи. Напоив Курочкина до беспамятства, Шибчиков своего добился.

Проснулся Курочкин почти в полдень от громкого стука в дверь. Увидев себя обнаженным, он соскочил с дивана и бросился в другую комнату. Но на пути у него стал Шибчиков. Держа в руке чашку, он хлебнул немножко, покряхтел от удовольствия и спросил:

– Куда ты, моя дорогая жена?

– Что ты болтаешь? – брезгливо отступил Курочкин и, увидев на спинке стула пижаму, буквально вскочил в нее.

Петя заметил из окна на крыльце Хитроумова и побежал открывать. Он понимал, что сейчас ему попадет за нарушение дисциплины.

Всеволод Львович ворвался в комнату с грубой бранью:

– Дрянь! Подонок! Ничтожество!

– Да ладно! Проспал я, ну проспал, – оправдывался Шибчиков.

Магнат грозно глянул на помятого Курочкина и спросил:

– Это он?

– Можно сказать, она, – прохихикал хозяин дачи. – Сегодня в четыре часа утра Васюня подарила мне свою невинность.

– Меня не интересуют твои пошлые любовные дела, меня интересует одно: мусор он или нет. – Хитроумов отвернулся от Курочкина и плюнул на Шибчикова: – Фу, как противно!

– Какой же он мусор, он моя жена! – цинично рассмеялся Петя.

– Прекрати! Не смей при мне говорить эти гадости. – Хитроумов снова сплюнул и перекрестился: – Господи, как я не терплю этого разврата.

Курочкин все понял и с кулаками бросился на Шибчикова. Но хозяин увернулся от удара, и Вася по инерции завалился под ноги Хитроумову.

– Мразь! Сволочь! Тебя убить мало! – закричал в истерике пленник и, стуча кулаками об пол, заплакал.

– Да, действительно, какой же он мусор, – вздохнул Всеволод Львович. – Ты его больше не трогай. Но стереги, как зеницу ока, до моего особого распоряжения. Ты меня понял?

– Вы мне за это платите, чтобы я понимал, – смиренно ответил Шибчиков.

– Вот и добренько. Мне не звонить, меня не искать, я сам дам о себе знать, – небрежно скомандовал магнат и поспешно вышел: он торопился на работу.

Вася Кукушкин специально обедал в ресторане, директором которого был Хитроумов. Победная радость была сильнее его усталости. Еще бы! Сегодня ночью он вырыл два клада. Один – за гаражом Хитроумова, другой – старушки Муси – возле Покровского монастыря. Золота и золотых изделий было столько, что все едва вместилось в ячейку камеры хранения.

Но на этот раз Вася не спешил звонить в милицию, он решил это сделать в другой обстановке. Пообедав, на салфетке написал записку, сложил, затем положил на нее десять рублей и попросил у подошедшей официантки:

– Девушка, деньги вам. Записку срочно директору!

– Спасибо. Если он есть, я сразу же передам. – Молодая практикантка обрадовалась вознаграждению и тут же побежала выполнять поручение.

Хитроумов буквально проглотил глазами записку и, на минуту прислушавшись, как от радости екает сердце, сказал вальяжно:

– Послушай, сладость моя, я возьму тебя после практики на работу и в течение нескольких лет освобожу от налогов. Если не ошибаюсь, ты практикантка. А теперь говори, где он?

– Сидит в греческом зале, только что пообедал. Я принесла ему кофе, – от неожиданности официантка сделала реверанс.

Перед тем как зайти в зал, директор ресторана сначала приоткрыл штору и заглянул. За крайним столиком возле окна действительно сидел Кукушкин и спокойно пил кофе. Хитроумов быстро прошел через кухню и зашел в зал через другую дверь. Отсюда до Васи путь был короче.

– Господи, кого я вижу! – воскликнул Всеволод Львович так, будто встретил самого дорогого и уважаемого гостя. – Какая честь!

Хитроумов шествовал к нему с распростертыми руками. У него появилась маленькая надежда, что они наконец смогут договориться.