ГОВОРУНЧИК
Проснулся у себя в гнездышке Говорунчик. Смотрит: звезды уже редеют, краешек неба выалел. А в лесу тихо. Дымок сизый между деревьями лежит. Спят все.
Высунулся Говорунчик из гнездышка и пропел: .
— Ви-чи-речи-ричи-чучи.
И опять спрятался. Сейчас проснутся две подружки Пеночки-веснички. Пусть думают, что это их заря будит.
И точно: проснулись Пеночки.
— Ой, — говорят, — надо вставать. Заря голос подает.
Сели рядышком и запели. Одна песенку еще не закончит, другая начинает. И льется песенка пеночек- весничек, не кончается.
И другие птицы проснулись. Лес песнями наполнился. Слушает их у себя в гнездышке Говорунчик и. посмеивает9я: все теперь думают, что их заря разбудила, а это он песенку пропел, они и проснулись.
Высунулся из гнездышка, прощебетал:
— Ви-чи-речи-ричи-чучи.
И опять спрятался. Сидит, посмеивается: все теперь думают, что это им заря подпевает. А это он, Говорунчик, из своего гнездышка голос, подает.
СТОЙКИЙ САКСАУЛ
Стояли в пустыне молодые саксаулы. А в пустыне, известно что — жара, духота и пить хочется. Было у саксаулов в запасе по глотку воды. И говорил им старый Саксаул:
— Погодите, не пейте. Ох, как еще вода вам эта
пригодится. На небе-то вон ни облачка.
А небо и правда ясным было» солнечным. И говорили молодые саксаулы:
— Хоть бы тучка появилась какая.
И появилась тучка. Пришла и закрыла солнышко. И закричали молодые саксаулы:
— Что ж, теперь молено и выпить свои запасы.
А старый Саксаул говорил им:
— Погодите, успеете еще выпить. Ох, как еще вода вам эта пригодиться может. В пустыне ведь не каждая туча дождь дает.
Но закричали тут молодые саксаулы:
— Дождь идет. Смотрите: из тучи падает дождь, и поскорее выпили остатки своей воды.
А дождь и верно летел из-тучи, да не падал: до того, жарко в пустыне было, что он в воздухе высыхал.
Сухой это был дождь.
— У нас и такое бывает, — говорил старый Саксаул, а молодые молчали. Поторопились они выпить свою последнюю воду и теперь умирали от жажды. Но — не все. Некоторые выдержали, уберегли свою воду и теперь расходовали ее по капле.
Радовался им. старый Саксаул и говорил:
— Здесь — пустыня. Здесь выживают только стойкие.
ОТ КОГО БЕЖАЛ ЗАЙЧОНОК
На лугу в цветах лежал Зайчонок. Он только что родился, но уже был сиротой. Отца своего он совсем не знал, родился без него, — а теперь его оставила и мать.
— Нам нёльзя быть вместе, — сказала она. — Ты маленький, спрячешься в траве, и никто тебя не найдет. А если я буду рядом, меня увидят и тебя найдут. Живи один.
— А что же я есть буду? — спросил Зайчонок. Зайчиха последний раз накормила его своим молоком и сказала:
— Пока ты сыт, а проголодаешься, чья-нибудь мать покормит. У нас так: кто увидит, тот и кормит, а вместе мы не живем.
Сказала и упрыгала прочь, и Зайчонок остался один. Лежал он среди цветов и думал: «Не успел родиться и уже сирота, а сироту всякий обидеть может. Надо быть начеку».
Лежит он и слышит — идет кто-то: шуршит трава под чьими-то шагами.
Приподнял голову Зайчонок и видит: трава колышется, а никого не видно. Озорничает что ли кто?
— Кто здесь? — спросил Зайчонок, но никто не отозвался. А тревога в сердце тук-тук.
Ближе колышется трава, ближе. И робость тут напала на Зайчонка: видит, идет к нему кто-то, пригибается трава под чьими-то шагами, а кто это — не видать. Невидимый кто-то.
Вот беда-то! Подойдет, обидит и даже не узнаешь кто.
Вскочил тут Зайчонок и побежал к речке. Спрятался под куст бузины. Сидит, ребрышками подрагивает, думает: «Здесь понадежнее будет... Только зачем он шел ко мне? Я смирный, зачем обижать меня?»
Думает он так и слышит: и сюда к нему идет кто- то. Высунул голову из-за куста, смотрит: точно, идет кто-то по лугу к речке, колышется трава под чьими-то шагами, а кто это — не видать, опять невидимый кто- то.
Вскочил Зайчонок и ну бежать вдоль речки. И откуда в таком маленьком прыть взялась, видать, родился с нею. Далеко забежал, почти к самой Лысой горе. Забился в куст таловый. Только улегся, слышит — и сюда идет кто-то.
Посмотрел из куста — точно, ходит кто-то рядом, ветки у кустов колышет, на листья дует, и они покачиваются. «Ой, — думает Зайчонок, — кто же это?.. Эх, и что я медведем не родился. Встал бы сейчас во весь рост...»
А сам уж от страха и с места тронуться не может. Притаился и лежит, почти не дышит. Чувствует: подошел кто-то, пушок на спинке вздул, за уши трогает. Глядит зайчонок — и никого не видит, а рядом кто-то есть, дышит кто-то.
— Кто же это? — шепчет Зайчонок и туго-натуго зажмуривает глаза: может, с закрытыми глазами не обидят.
ПОЙМАЛ ЖУЛАН ЯЩЕРИЦУ
Полдня просидел Жулан у норки Ящерицы, все караулил ее. И выследил все-таки. Только высунулась Ящерица, а Жулан — порх с ветки — и поймал ее за спинку, ящерица дерг-дерг, а он ее не пускает.
— Попалась! — кричит. — То-то. Я уж такой, я обязательно выслежу, обязательно поймаю. Ну, чего ты вихляешься, чего дергаешься. Думаешь, вырвешься? Как бы не так.
А Ящерица все дергалась, все вырывалась. Но крепко держал Жулан ее за спинку, приговаривал:
Ну до чего же ты глупая, Ящерица. Неужели ты думаешь, что я затем тебя ловил, чтобы отпустить теперь? Ну что ты водишь меня из стороны в сторону? Вот я сейчас наступлю тебе одной ногой на хвост, другой на голову и успокоишься.
С этими словами Жулан придавил к земле хвост Ящерицы левой ногой, а правую поднял, чтобы наступить ей на голову, но смотрит, а наступать-то ему не на что: нет Ящерицы.
— Э-э-э, где же ты, Ящерица? — заэкал Жулан. — Где твоя голова?.. Э-ээ-это что же, выходит, я не с тобой, а с твоим хвостом сражался?
И так ему стыдно стало, что Ящерица его перехитрила: оставила ему свой хвост, а сама убежала. И он поднялся и, прячась ото всех, улетел домой.
Жулан улетел, а хвост Ящерицы еще долго лежал на траве и подергивался, все еще как будто старался у кого-то вырваться. Глядела, на него Ящерица из норы своей и говорила:
— Ничего, у меня еще один вырастет.
СКОЛЬКО СИЛЫ У ВЕТРА
Увидел Ветер — стоит Дубок в степи, подумал: «А покажу-ка я ему сейчас, сколько силы во мне, а то он стоит и не знает».
И Ветер разбежался уже чтобы налететь на Дубок и придавить его одним махом к земле, да приостановился:
«Что в нем, в таком неказистом: надавишь и сломается. Пусть поокрепнет, нальется соком. Когда он сам будет посильнее, тогда и моей силе настоящую цену узнает».
И не тронул его, пробежал мимо. Да и из степи совсем убежал:
— Побегу, — говорит, — полетаю по вольному свету.
Долго ёго в наших краях не было. И где он был. кто его знает, за Ветром ведь не угоняешься. Но, говорят, во многих землях побывал, всякого нагляделся: и пустыни видел, и на горы взбирался, и в джунглях был, и на море тоже.
Возвратился он в родные края.
— Полетал, — говорит, — хватит. Да и Дубок, гляди, теперь поокреп. Позабавлюсь сейчас с ним, покажу ему, сколько силы во мне.
А Дубок и впрямь, пока кружил Ветер по земле, окреп, Дубом стал. Таким великанищем утвердился посреди степи, что Ветер даже оробел,, когда увидел его. Присвистнул:
— Уу-у-у-у! Вот это Дубище!
С первого же взгляда понял, что ему с Дубом не сдюжить. Теперь его не только к земле не придавить,
но н не согнуть даже. И решил тогда Ветер не показывать Дубу, сколько силы в нем.