Бывало, когда Каракатица была еще молодой, она говорила своей подружке Медузе:

   — Ты знаешь, почему меня никто обидеть не может? Потому что меня разглядеть трудно. Я умею цвета менять. Хочешь, стану сейчас красной?

Каракатица заплывала в красные водоросли, краснела, и вскоре Медуза уже не могла разглядеть, где среди красных водорослей ее подружка Каракатица.

Звала:

   — Выплывай, я не вижу тебя больше.

Каракатица смеялась, Она была довольна. Говорила :

   — А хочешь, я сейчас стану голубой-голубой?

Не торопясь подплывала она к голубым кораллам,

и опять глядела Медуза и никак не могла различить среди голубых кораллов ставшую вдруг голубой подружку.

Звала:

   — Выплывай, я не вижу тебя больше.

Каракатица смеялась. Она была довольна. Но так было, пока была Каракатица молодой и зоркой. Но однажды пришла к ней старость’ и потушила в ее глазах свет. Каракатица видела теперь перед собой всегда только черное и была всегда черной. Но она не знала об этом и говорила своей подружке Медузе:

   — Меня никто не трогает, потому что меня трудно разглядеть в. океане: я умею быстро менять цвет. Хочешь, стану сейчас огненно-красной?

Она заплывала в красные водоросли, но видела перед собой тьму и потому оставалась черной. И черную ее была хорошо видно на красном фоне.

Но говорила Медуза:

— Где ты? Я не вижу тебя больше. Плыви ко мне.

Каракатица смеялась. И плыла к кораллам.

   — А сейчас я стану голубой-голубой, и ты опять не будешь меня видеть.

Но черную среди голубых кораллов ее было хорошо видно, но Медуза говорила:

— Где ты? Я не вижу тебя больше. Плыви ко мне.

Ей не хотелось огорчать подружку. Пусть думает Каракатица, что никто не догадывается о ее старости. Хотя уже давно все приметили, что и у коричневого гранита и у белого мрамора Каракатица остается черной, потому что ее глаза потухли, в них теперь всегда черно. А что не трогает ее никто, так кому нужна старая Каракатица.

Живет на озере Цапля. Чуть зарумянится утром небо зарей, забредает она по колени в озеро и стоит, по сторонам смотрит. Пронесутся над озером утки, прошумят крыльями. Проводит их Цапля зорким глазом, переступит с ноги на ногу, скажет:

   — Утки пролетели...

И опять стоит, смотрит: может, еще что увидеть удастся.

Ухнет выпь в камышах, проревет быком. Послушает Цапля, как ее рев по озеру катится, скажет:

   — Выпь ухнула...

И опять стоит, слушает: может, еще что услышит. Достоит до обеда, потянется, скажет:

   — Теперь и поесть можно. До обеда отстояла свое.

Поймает пару рыбешек, заест их парой лягушек,

попьет воды из озера и стоит, слушает. Прокричит с берега бекас барашком.

Качнет головой Цапля, скажет:

   — Бекас прокричал...

И стоит смотрит. Прокатится телега по дороге, прогремит колесами. Послушает Цапля, как грохочет она удаляясь, скажет:

   — Проехал кто-то...

И стоит, слушает, достоит до вечера, встряхнется, скажет:

Вот теперь и поужинать можно: до вечера достояла.

Поймает пару лягушек, заест их парой рыбешек, попьет воды из озера и опять замрет: спать ложиться рано, можно еще постоять немного.

Постоит и идет на гнездо. Подремлет до утра, а на зорьке опять на озеро отправляется.

   — Каждый в своей жизни, — говорит, — должен что-то делать. Я могу стоять и — стою.

И стоит: с утра — до обеда, с обеда — до вечера. Целый день стоит.

Летела по городу Пушинка тополиная. По городу шли люди и жмурились от солнца. Пушинке хотелось поговорить с ними, рассказать им, что отец у нее Тополь, и что она тоже может стать деревцем. Но люди были заняты своими человеческими делами и отмахивались от нее.

— Какие вы, — говорила Пушинка, — даже послушать меня не хотите...

И летела дальше.

По городу бежали автобусы. Пушинке хотелось поговорить с ними, сказать им, что они — счастливые: бегают. И всю жизнь будут бегать. А вот ей, Пушинке, дано летать только раз в жизни, пока она Пушинка.

Уж такая у нас, у деревьев, доля: пустим в землю корни и стоим всю жизнь на одном месте. У меня сейчас время такое — лечу я.

Это ей хотелось сказать автобусам. Но автобусы не слушали ее, им было некогда. Они все бежали куда-то. Добегут до перекрестка, одних людей выпустят из себя, других возьмут и бегут дальше.

   — Какие вы, — говорила обиженно Пушинка. — Хоть словёчко бы обронили. Вам хорошо вы везде бываете. А мне ведь иная доля выпала: деревом стоять. Мне только и поговорить сейчас, пока летаю.

И она летела дальше.

Она летала по городу весь день, но так и не нашла никого, кто бы поговорил с ней. И тогда опустилась Пушинка в городском парке и зарылась в землю.

Сперва она хотела умереть, но потом решила, что умереть она всегда успеет, устроилась поудобнее и стала расти.

Прошел год. И еще год. В парке по аллеям гуляли люди, но они по-прежнему были заняты чем-то своим

и не обращали на нее внимания. Но однажды она услышала крик:

   — Смотрите-ка, деревце! Тополек маленький.

Это кричала девочка с бантиком в косичке. Сперва

тополек замечали только дети, но потом начали обращать внимание и взрослые. А он стоял, шумел на ветру листьями и думал: «Вы только теперь заметили меня когда я вырос и стал деревом, а я вас помню с той поры, когда еще был Пушинкой и летел над городом.

Я тогда был легким и светлым, как снежинка...

Как-то ночью посмотрела вокруг себя маленькая Березка и видит: не спят деревья, в небо смотрят. Березка тоже поглядела в небо и увидела звезды. От них . летел к Земле свет, острый, колючий. Деревья ловили его зелеными ладошками листьев.

«Зачем это они?» — подумала Березка и догадалась: это чтобы не дать звездному свету уколоть Землю.

— Я тоже могу помочь Земле, я тоже могу защитить ее, — сказала Березка и подставила ладошки своих листьев под свет крошечной, но очень колючей звезды.

Листочки ее заблестели. Блестели листья и у других деревьев. Глядела на них Березка и думала:

«Теперь Земле не колко...»

И гордилась, что выбрала себе звезду с самыми острыми лучиками.

Все лето в роще жили грачи. Все лето глядела на них маленькая Елочка и удивлялась — черные какие, а вот она — зеленая, и деревья вокруг зеленые.

Осенью стало холодно. Грачи забеспокоились. Собрались в горластую ватагу и полетели из рощи. Они летели в сторону юга, где горело низкое солнце.

   — Куда это они? — спросила Елочка.

Но деревья ничего не сказали ей. Они стояли и стряхивали с себя поблекшие листья.

Потом была зима с метелями и морозами. Елочке было знобко. Она вся продрогла. Зарылась в снег. В снегу было теплее. Елочка стояла и думала: «Куда же полетели грачи?

Она думала об этом всю зиму. А однажды слышит — кричит кто-то:

   — Весна! Весна!

Поглядела, а это — грачи. Прилетели откуда-то, рассаживаются по деревьям, горячие с дороги, шумные.

«Куда же они летали?» — подумала опять Елочка, а спросить у грачей не захотела. Решила сама догадаться.

Дни стали длиннее, теплее. Снега из лесу ушли, а цветы пришли. Грачи сидели в гнездах и деловито высиживали грачат. И только тут поняла Елочка, что грачи летали к солнцу за теплом для рощи.

И теперь осенью, когда становится холодно и грачи, сбиваясь в шумную стаю, улетают на юг, говорит Елочка:

   — К солнышку грачи полетели, за теплом для нас. Они выпросят у него еще одну весну.

Елочка верит грачам, и они еще ни разу не подвели ее: всегда возвращаются от солнца с новой весной.