– Ну, я верю, что ей есть куда расти, и что вы сможете добиться всего чего хотите. Я думаю, путь к этому будет недолгим, – с этим достойным наблюдением он поднялся со своего места, собираясь уходить.

– Это не недолгий путь. Это очень-очень долгий путь, – довольно жёстко ответила мисс Ченселлор.

Таррант был уже на пороге. Он замер, немного смущенный её пессимистичностью, так как сам был склонен видеть прогресс и просвещение в розовом свете. Он никогда не встречал никого настолько серьёзного, как эта, так неожиданно полюбившая его дочь, конкретная и прямолинейная молодая женщина, чья жажда нового дня была преисполнена такого извращённого пессимизма, и которая, являя собой образец честности, решила подкупить его и поставить свои странные условия. Он не представлял, на каком языке с ней говорить. Кажется, ничто не могло умиротворить женщину, в таком тоне говорящую о движении, которое лучшие умы уже признали многообещающим.

– Что ж, думаю, здесь есть свой резон… – пробормотал он робко и скрылся с глаз мисс Ченселлор.

*dénouement – развязка (фр.)

**protégée –протеже (фр.)

Она надеялась, что не скоро увидит его снова, и всё указывало на то, что так оно и будет, если они продолжат общаться посредством чеков. Она достигла полного взаимопонимания с Вереной, и та согласилась оставаться в доме подруги столько, сколько та захочет. Она лишь сказала, что не может бросить мать, но тут же получила ответ, что этого вовсе не требуется. Она будет свободна как ветер и сможет приходить и уходить, когда захочет, и проводить с матерью часы и даже дни, если миссис Таррант потребуется её внимание. Всё, чего просила Олив, это чтобы она считала Чарльз стрит своим домом. Это не требовало особых усилий, так как к тому моменту Верена и без того была во власти её очарования. Возможно, мысль об очаровании Олив вызовет улыбку у читателя, но я использую это слово в его буквальном смысле. Её чувствительная подруга сплела вокруг неё такую прочную сеть зависимости и власти, что Верена вынуждена была поддаться очарованию их великого совместного предприятия с живым и искренним энтузиазмом. Успех, который прочил ей отец, теперь был гарантирован, ведь она могла расти, развиваться, и имела полную свободу действий. Олив видела эту разницу, и вы можете себе представить, как она радовалась ей. Раньше в основе отношения Верены к их делу были девичьи грёзы, любопытство и сочувствие. Она позволила Олив руководить ею, потому что та обладала более сильной волей и лучше понимала, какие им нужно ставить перед собой цели. Кроме того, Верену привлекло её гостеприимство, возможность открыть для себя новые социальные горизонты и любовь к переменам. Но теперь девушка искренне разделяла взгляды, которые они должны были вместе отстаивать, она горячо верила в них, и постоянно думала о том, что им предстоит сделать. Её участие в союзе двух молодых женщин уже не было пассивным. Потому Олив вполне могла сказать себе, без угрызений совести, что Верена оставила мать ради благородного и священного дела. Справедливости ради, стоит отметить, что она оставила мать очень условно, так как целые часы проводила в звоне, грохоте и толкотне, разъезжая между Чарльз стрит и старым пригородным коттеджем родителей. Миссис Таррант вздыхала и корчила гримасы, больше обычного кутаясь в свою шаль и говоря, что не уверена, что справится одна, и что большую часть времени, пока Верена отсутствует, ей не хватает самообладания даже на то, чтобы ответить на звонок в дверь. Она, конечно же, не могла пренебречь возможностью принять позу человека, который пожертвует самым дорогим ради социального прогресса. Но Верена чувствовала иначе, и даже немного осуждала за это мать поначалу. Миссис Таррант не теряла надежды, даже сейчас, когда миссис Луна исчезла без следа, и серые стены должны были, по всей видимости, запереть двух молодых женщин на всю зиму, она не могла отказаться от мысли, что жизнь на Чарльз стрит должна помочь её дочери попасть в высшее общество. Её раздосадовал отказ дочери посещать вечеринки и отказ мисс Ченселлор устраивать их, но она умела ждать и считала, что, по крайней мере, мистеру Бюрраджу будет куда удобнее навещать её дочь в городе, где он проводил половину своего времени.

И действительно, этот богатый молодой человек часто навещал её, и Верена виделась с ним с полного одобрения Олив каждый раз, когда была дома. Они решили между собой, что не будут устанавливать в этом отношении никаких искусственных ограничений, пока у Верены не закончится «эта фаза». И Олив героически преодолевала своё беспокойство по этому поводу. Она считала в высшей степени справедливой необходимость пойти на уступки, так как Верена, несомненно, пошла на определённые жертвы, когда согласилась жить у неё. Олив была уверена, что она переедет навсегда, и была готова откупаться от Таррантов каждый год. Но она не должна была ограждать её от вступления в социальные связи. В соответствии с кодексом чести Новой Англии, дружба между молодым человеком и девушкой, несомненно, относилась к социальным связям. С течением времени мисс Ченселлор не нашла ни одной причины раскаиваться в своём решении. Верена не была влюблена. Она была уверена, что поймёт, как только это случится. Верена просто была очень общительна от природы, и Генри Бюррадж давал ей прекрасную возможность отдохнуть от жизни, посвящённой теперь общественному благу. Но при этом Верена была в безопасности, так как её дело занимало её больше всего на свете, и она была готова положить все свои способности, весь свой огонь на алтарь их великой цели. Олив всегда исчезала, едва появлялся мистер Бюррадж. Когда Верена пыталась пересказать ей разговоры с ним, Олив мягко останавливала её, говоря, что ей лучше знать об этом как можно меньше. Это заставляло её чувствовать себя возвышенной и благородной. К тому времени она уже знала, хотя, я и не могу сказать, откуда, ведь она не позволяла Верене ничего ей рассказывать, что за человек мистер Бюррадж. Он был немного претенциозен, слегка оригинален, наигранно эксцентричен, покровительствовал прогрессу, любил создавать вокруг себя таинственную атмосферу и производить впечатление, что он ведёт двойную жизнь, а также, скорее всего, был помолвлен с девушкой, имя которой держал в тайне, или же вовсе не имел никакой девушки. Естественно, ему нравилось производить впечатление на Верену.

– Он действительно очень интересуется нашим движением, – сказала однажды Верена. Но эти слова лишь рассердили мисс Ченселлор, которая, как нам известно, не допускала никаких исключений для участников великого мужского заговора.

В марте Верена сообщила, что мистер Бюррадж сделал ей предложение – очень настойчиво, умоляя хотя бы немного подумать, прежде чем дать ему окончательный ответ. Верена с явным удовольствием сказала Олив, что уверила его, что она и думать не желает об этом, и если он ждёт от неё чего-то подобного, то ему лучше больше не появляться. Он продолжил приходить, и Олив сделала вывод, что раз он решил согласиться с таким условием, то не очень-то и хотел жениться. Она решила, что он делал предложение почти всем девушкам, которым не очень нравился, просто чтобы добавить в свою коллекцию несколько смущённых вздохов, сомнений, алеющих щёк и отказов. Он бы очень пожалел, если бы ему пришлось породниться с семейством Таррантов.

– Я говорила тебе, что не выйду за него, и я не выйду, – сказала Верена подруге, надеясь, что честное выполнение этого обязательства подразумевает, что она заслужила большее доверие.

– Я никогда не думала, что ты это сделаешь, если не захочешь, – ответила на это Олив.

Верена не смогла на это возразить ничем, кроме блеска в глазах, который, впрочем, не смог, как и она сама, выдать, что на самом деле ей этого хотелось. Они немного поспорили, когда она дала понять, что жалеет его из-за пережитого фиаско, и Олив на это ответила, что он эгоистичный, тщеславный, избалованный и надутый тип, и это послужит ему уроком.