– Больше этой беседы? Я был бы невыразимо счастлив!

– Больше ассоциаций. Вы видели колледжи по дороге сюда?

– Я мельком видел какое-то большое строение и несколько крупных зданий. Возможно, я рассмотрю их лучше на обратном пути в Бостон.

– О, да, вы должны осмотреть их – они стали заметно интереснее за последнее время. Конечно, самое интересное происходит внутри. Но там есть прекрасные образцы архитектуры, конечно, если вы не знакомы с европейскими, – она сделала паузу и взглянула на него сияющими глазами, и продолжила быстро, как человек, решившийся перепрыгнуть через препятствие: – если вы захотите прогуляться немного, я с удовольствием покажу вам здесь всё.

– Прогуляться здесь с вами в качестве гида? – проговорил Рэнсом. – Моя дорогая мисс Таррант, это будет величайшей честью и величайшим счастьем всей моей жизни. Какая восхитительная мысль – и какой прекрасный гид!

Верена поднялась. Ей нужно было выйти, чтобы взять шляпку. Ему придётся подождать немного. Её предложение источало такую искренность и дружелюбие, что заставило его удивляться новым ощущениям. Он даже не представлял себе, что предложив эту прогулку после долгих колебаний и тщательного раздумья, она вдруг почувствовала себя странно безрассудной. Ей двигало мимолётное побуждение, и она просто повиновалась ему. Она чувствовала себя, как девушка, впервые решившаяся на нескромный поступок. Она делала много вещей, которые другие люди могли счесть нескромными, но сама она их таковыми не считала. Она делала это из добрых побуждений и безо всякого трепета. Это, на первый взгляд, простодушное предложение пройтись по территории колледжа с мистером Рэнсомом, на самом деле, имело другие цели. Оно усугубляло двусмысленность её положения, к тому же, она предвидела кое-что, о чём я должен сказать здесь отдельно. Если Олив не должна была узнать о том, что она виделась с ним, то это продолжение их беседы должно было храниться в ещё более глубокой тайне. И сейчас, когда она видела, как этот чудовищный маленький секрет растёт, она бы чувствовала себя менее виноватой, если бы вышла на прогулку с кузеном Олив. Как я уже сказал, она нервничала. Она отправилась за шляпкой, но в дверях остановилась и развернулась, представ перед ним с пылающими пятнышками румянца на щеках.

– Я предложила это, потому что считаю, что должна сделать что-то для вас – в ответ, – сказала она. – Что толку просто сидеть здесь со мной. И у нас ничего нет, кроме нашего гостеприимства. А день, похоже, просто восхитительный.

После того как она вышла, в воздухе ещё некоторое время витало ощущение невысказанной просьбы, оставленное этой скромной и прелестной попыткой объясниться. Рэнсом прохаживался по комнате взад и вперёд, засунув руки в карманы, и даже не пытаясь вновь взять книгу о миссис Фоат. Он убивал время, раздумывая над тем, какие жестокие перипетии судьбы сделали так, что это чарующее создание разглагольствует перед публикой и живёт в кармане Олив Ченселлор, а также над тем, можно ли назвать пустозвоном и подхалимом такого интересного человека. Ко всему прочему, она ещё и незабываемо красива. Они покинули дом, и пока они шли, он вспомнил, что спрашивал себя, проснувшись этим утром, как он может отметить такое сочетание досуга и эфирного покоя – покоя, который сегодня, казалось, пронизывал его самого. Сейчас он нашёл ответ на этот вопрос. Делать то, что он делал сейчас, и было, без сомнения, лучшим способом устроить себе праздник.

Они миновали две или три узкие короткие улицы, которые, со своими деревянными домиками и дощатыми двориками, выглядели так, будто их соорудил плотник со своим сыном – невзрачный, безмолвный, пустой крошечный район – и вошли на длинный проспект с широким тротуаром из аккуратной красной брусчатки, которую по обе стороны украшали новенькие виллы. Коттеджи сияли свежей краской в прозрачном воздухе: у некоторых были купола и смотровые площадки на крышах, колонны и портики, украшенные лепниной, подвесками, карнизами и резьбой. Как правило, они стояли на высоких фундаментах, возвышавших их над оградой и над всем миром. Рэнсом заметил, что посеребрённые номера домов, прикреплённые к стеклу над дверью, имеют ту же форму, что и в квартале, где живёт мисс Бёрдси, и достаточно велики, чтобы их могли разглядеть люди, едущие по середине проспекта в редких конках. Эти сверкающие таблички были единственной общей чертой домов по обе стороны улицы. По этой просторной улице сейчас двигалась лишь одна конка, несколько оживляя пейзаж, который Рэнсом, оказавшийся в этом месте впервые, счёл очень впечатляющим. Следуя за Вереной, он спросил о прошлогодней Женской Конвенции: каковы были результаты работы, и была ли она довольна ими.

– Какое вам дело до результатов нашей работы? – сказала девушка. – Вы нисколько ей не интересуетесь.

– Вы ошибаетесь, говоря так. Мне она не нравится, но я очень боюсь её.

В ответ на это Верена искренне рассмеялась:

– Сомневаюсь, что вы сильно боитесь.

– Самые храбрые мужчины боялись женщин. Скажите, вам хотя бы нравится то, что вы делаете? Мне говорили, вы произвели здесь настоящую сенсацию – вы теперь знаменитость.

Верена никогда не сомневалась в своих способностях и своём красноречии. Она приняла его слова серьёзно и без тени протеста, как и подобало воплощению Минервы.

– Верно, я привлекла большое внимание. Как и хотела Олив – это открывает путь для нашей дальнейшей работы. Я уверена, что мне удалось тронуть многих из тех, до кого невозможно было достучаться иначе. Они считают это моя главная способность – удерживать аутсайдеров. Тех, у кого есть предубеждения, тех, кто ни над чем не задумывается, и не начинает беспокоиться, пока ситуация кажется нормальной. Я привлекла их внимание.

– Как раз к этому классу я и отношусь – сказал Рэнсом. – Чем я не аутсайдер? Мне интересно, сможете ли вы тронуть меня, привлечь моё внимание!

Верена немного помолчала. Пока они шли, он слышал тихий стук её туфель по гладкой брусчатке. Затем она ответила, глядя прямо перед собой:

– Я думаю, я уже немного привлекла ваше внимание.

– Несомненно! Вы вызвали у меня сильнейшее желание поспорить с вами.

– Что ж, это хороший знак.

– Думаю, это было захватывающе – я имею в виду вашу конвенцию, – тут же продолжил Рэнсом. – Вам будет её не хватать, если общество вернется к древнему строю.

– Древний строй, время, когда женщин резали как овец! О, эта неделя в июне прошла восхитительно! Приехали делегаты из каждого штата и из каждого города, мы жили в гуще людей и идей. Стояла удивительная погода и великие мысли, и прекрасные высказывания витали вокруг, как светлячки. В доме Олив остановились шесть умнейших известных женщин – по две в комнате. И летними вечерами мы сидели перед открытыми окнами в её гостиной, глядя на бухту, на огни, скользящие по воде, и говорили об утренних делах, о речах, о событиях, о свежем вкладе в дело. У нас было несколько чрезвычайно серьёзных обсуждений, которые было бы неплохо услышать вам или любому мужчине, который не считает, что мы можем обсуждать важные вопросы. И нам всегда было чем освежиться – мы ели мороженное в невероятных количествах! – сказала Верена, у которой ноты веселья чередовались с серьёзностью, почти экзальтацией, что Бэзил Рэнсом находил чрезвычайно оригинальным и увлекательным. – Это были потрясающие вечера! – добавила она между смехом и вздохом.

Её описание конвенции позволило ему живо представить себе эту картину: переполненный душный зал, полный, по его мнению, авантюристов, слушающих раскрасневшихся женщин в шляпках с развязанными лентами, надрывающих свои тонкие голоса столь же пронзительно, сколь и бесполезно. Это разозлило его, разозлило тем более, что он не мог понять, как это очаровательное создание, идущее рядом с ним, могло смешаться с толпой подобных людей, толкаться с ними локтями, присоединяться к их соперничеству, к их жалким комментариям и хлопкам и возгласам в этом многословном, бездумном повторении одной и той же чепухи. Хуже всего была мысль, что она настолько точно отразила идеи этого собрания, что была отмечена благодарностью охрипших крикунов и вознесена ими над этим вульгарным сообществом как королева бала. Много позже он пришёл к выводу, что его гнев был ничем не обоснован, поскольку это не его дело, каким образом мисс Таррант тратит свою энергию, к тому же, не приходилось ждать от неё ничего иного. Но пока ещё он не пришёл к этому выводу, и в его отсутствие видел лишь, что его собеседница ужасно заблуждается.