Санкт-Петербург. Пятый день второй фазы луны
— …Гаишник, — подсказал Михаил.
— Ну да. И он сказал, что Гомес нарушил правила. А тот начал спорить. А мне что-то стукнуло в голову, и я сказала — не спорь. А этот, гаи-ишник, даже стал радостным, и сказал Гомесу, что тот должен зайти к ним в машину. А я сказала, что мне надо вернуться в номер, потому что я забыла телефон. А потом я убежала.
— Быстро бежала?
— Нет. Наверное, нет. А почему ты об этом спросил?
— Юбка у тебя шибко узкая.
Лицо у Михаила было серьезным и даже печальным. Но кончики губ заметно подрагивали.
— Смеешься? — с сарказмом спросила София. — Над кем смеешься? Над собой смеешься?
— Ух, ты! — у Михаила вытянулось лицо. — Даже это знаешь?
— А ты что думал? Я хорошо знаю русскую литературу. Может быть, даже лучше тебя.
— Ладно, не хвались, идучи на рать.
— Чего?
— Проехали. Все рассказала?
— Вроде все… А ты — все понял?
— Не до конца… Ты как-то странно рассказывала, с паузами. Я уж тебя старался не перебивать, чтобы не сбилась. Говоришь, потом задумываешься о чем-то своем, затем продолжаешь. Но такое ощущение, что думаешь одно, а мне говоришь о другом. Или по-другому, будто редактируешь себя на ходу… Ладно. Суть я, кажется, уловил…
Вляпалась ты крепко — это понятно. Убийство человека — это, дорогая София, более, чем серьезно. Если его раскроют — ты получишь срок на полную катушку. В смысле — максимальный.
— Ты думаешь, мы зря не сообщили в полицию?
— А ты знаешь, кто я по профессии?
— Нет.
— Адвокат. И, как юрист, скажу тебе, что если есть хоть какие-то смягчающие обстоятельства, надо идти на сотрудничество с правоохранительными органами. Не убегать, не прятаться и, тем более, не прятать трупы. Спрятать труп — расписаться в злом умысле.
— Но Донато… Донато мне сказывал… Я подумала, что он прав.
— Ну, Донато, это, конечно… — протянул Михаил с неопределенной интонацией. — Донато, это голова. Твой приятель прав в одном — уж больно странные обстоятельства всему этому сопутствуют. И мотивы убийства, действительно, было бы очень трудно объяснить. Потому что непонятны мотивы, как его, профессора. Чего он так взбесился? Но из этого не вытекает, что в полиции тебя поставили бы к стенке. Там тоже люди, а не звери.
— А что значит — поставить к стенке?
— Это я образно. Расстрелять, значит. Тебе это при любом раскладе не грозит. В Испании ведь смертная казнь отменена.
— Миша! Я буду сердита, — София нахмурила брови. — Почему у тебя такой черный юмор?
— Извини, София. В России у всех черный юмор. Страна такая, юморная. Знаешь, как шутили в блокадном Ленинграде? Сегодня хлеба не будет — пилораму разбомбили… Не поняла? Дедушка Эстебан не рассказывал?.. Жалел, значит.
Когда Михаил упомянул о дедушке, София внезапно вспомнила о Бартолоуме. "А я ведь ему так и не позвонила. Волнуется, наверное. Звонит мне на мобильник. А я его оставила в номере. Неужели Донато прав, и дедушка тоже как-то замешан в этой истории?"
— А зачем приходил Гомес? Как ты думаешь, Миша, полиция узнала про убийство Анибала?
— Во-во, Анибал. Почти Ганнибал. Только вместо Рима — со слабой женщиной связался… Не могу чего-либо утверждать. Узнать-то они могли, но так, как Гомес, в подобных случаях не действуют. Если испанская сторона подозревает тебя в убийстве, они должны обратиться в местные правоохранительные органы. А то, что делал Гомес, самодеятельность какая-то. Объяснить можно только одним — в консульстве не хотят огласки, а информация поступила по спецканалам. А это означает, что официальных объявлений тебе пока не предъявлено. Но хорошего все равно мало… Вот что мы сейчас сделаем. Теперь я тебя просто обязан отвести к старикам.
— Почему?
— А ты забыла, где работал мой дед?
София приоткрыла рот и хлопнула себя по лбу ладошкой.
— В Ка-ге-бе?
— Вот именно. Только не говори так деду, а то он подумает, что ты над ним издеваешься. Правильно произносится — Ка-гэ-бэ, филолог.
— Миша, прекрати обзывать меня филологом! — София вспылила.
— Все, все, прости. Больше не буду. Просто, ты вчера так хвасталась знанием русского языка…
— Если бы ты знал испанский, как я русский, ты бы имел право…
— Ладно-ладно, не обижайся. Это я так, любя… в смысле… фигурально, короче…
Михаил споткнулся и замолчал. Неловкую паузу прервала София:
— Ты говорил, они живут под городом? Дача, так называется?
— Не совсем. Когда-то это было садоводческое хозяйство. Раньше такое называли "мичуринские сады", по имени одного известного русского агронома. Но теперь это уже натуральный поселок, домов понастроили… А находится он, да, недалеко от города. Ну, относительно. Сама увидишь… Чего у нас тут?
Михаил приподнял графинчик с коньяком.
— Допей на дорожку, как у нас говорят. И поедем… Девушка, нам счет, пожалуйста…
Перед уходом из ресторана София заскочила "на минутку" в туалетную комнату, навести макияж. Обратно она появилась с ярко накрашенными губами и в громадных черных очках. Михаил повел носом, кашлянул в кулак, но ехидничать не стал.
Пройдя по улице, они сели, в припаркованный неподалеку, автомобиль Михаила — темно-синий BMW.
— Большая машина, — деловито заметила София, ерзая на переднем сиденье. С опозданием она заметила, что, вне зависимости от позы, ее длинные ноги выглядят слишком вызывающе. Ужасно короткая мини-юбка, которую она так неосмотрительно надела утром, не оставляла никаких возможностей для маневра.
— Ты чего? — недоуменно спросил Михаил.
— Да тесно тут, — пробормотала София и открыла дверцу. — Я лучше назад пересяду.
— Тесно? — брови Михаила удивленно поползли вверх. Глаза же, невольно, остановились на ногах Софии. — Ну да, хм… Так давай, я сиденье отодвину.
— Мне сзади удобней будет. Наверное, — колебалась София.
— Сиди здесь. А то мне оглядываться придется, — последняя фраза показалась Софии двусмысленной, но Михаил тут же уточнил. — Так слушать лучше, когда собеседник рядом сидит. Расскажешь мне по дороге самое главное.
— Чего? О чем ты, Миша? — София настолько опешила, что захлопнула дверцу. — Я тебе…
Повернув руку, взглянула на часы.
— О, Господи, уже первый час?! Я два часа тебе говорила. И по порядку, как ты просил. У меня язык уже, как это, замозолился.
— Намозолился. Вот так, у вас, женщин, бывает. Сообщила много, а главное… Нет, кое-какую полезную информацию я получил. Но тебе не кажется, что пора растолковать мне про рукопись эту самую? Чего там твой средневековый монах сочинил? А то ходишь вокруг да около. Что там за секреты? Ведь из-за нее весь сыр-бор.
— А разве я не сказала?
— Нет, дорогая София, кроме невнятных намеков я ничего не услышал. Я уж не хотел тебя лишний раз перебивать в ресторане, чтобы ты не нервничала. Но теперь можешь выкладывать — спокойно, отдельно и по порядку, не упуская ни малейшей детали. Ехать больше часа. Управишься?
— Опять по порядку говаривать? — хитро скосив глаза, спросила София. Положив сумку на колени и, тем самым, прикрыв немного бедра, она почувствовала себя уютней.
— Обязательно. И по возможности — без лирических отступлений, — подтвердил Михаил, выруливая на Московский проспект.
— Болен я и ощущаю себя глубоким старцем, хотя и не достиг покуда тех преклонных лет, когда плоть сама гласит человеку… Так пойдет? — София усмехнулась.
— Погоди, это что?
— Память у меня хорошая, вот что. Стопроцентную точность не гарантирую, но могу перевести по порядку и очень близко к испанскому тексту. Если не перебивать, и не торопить. Тогда я собьюсь. Я сокращать на ходу не умею.
Михаил кинул на Софию озадаченный взгляд.
— Ты хочешь сказать… Ты можешь перевести эту рукопись по памяти, с испанского на русский?
— Ага.
— И давно такое с тобой? В смысле — с памятью?