— Привет. Ты где, в библиотеке?

Я начала что-то мямлить, но профессор меня перебил.

— Прочитал я твой перевод. Надо переговорить. Ты ведь завтра уже улетаешь?.. Давай сегодня часа в четыре встретимся.

Едва успела принять душ, как позвонил Донато.

— Ты чего, еще дома?.. Ну ты и даешь. А я уже в издательство еду. Не забудь, о чем я тебя просил… Ты чего, не проснулась еще? Материалы скопируй…

— А, ты про рукописи?

— Ага, забывчивая моя. Про рукописи. А вечерком давай посидим в ресторане, часиков в шесть-семь… Ты меня слышишь?

— Угу.

— Вот тебе и "угу". Дуй в библиотеку. Созвонимся позже.

Я поняла, что пора шустрить. Быстренько выпила чашку кофе и отправилась в библиотеку. С Винкесласом мне почему-то встречаться не хотелось. Но его и не было — ушел на обед домой.

Я включила компьютер, ввела пароль, и скопировала материалы на флэшку. Все материалы, включая отсканированные фотокопии рукописей, как просил Донато.

Уже сидя у монитора и копируя файлы, я вдруг сообразила, что поступаю не совсем порядочно. Я вспомнила, что Винкеслас просил меня никому не показывать копии рукописей, пока не будет завершена вся работа по их дешифровке. Заведующий архивом боялся преждевременной огласки и шумихи в прессе.

Взяв флэшку в руки, я задумалась. Стало как-то неприятно, словно я собиралась совершить кражу. Донато ведь намеревался показать тексты издателю. Как я вчера не обратила на это внимание? Но теперь я уже пообещала Донато. Он наверняка обидится и рассердится. И это перед самой поездкой в Петербург, с которой я связывала столько планов и надежд. Что же делать?

Нет, копии надо в любом случае забрать. А с Донато… Что-нибудь придумаю. Может быть, до отлета в Петербург ему эти копии и не понадобятся. Я положила флэшку в сумочку и направилась на встречу с Анибалом.

Профессор Мартинес с самого начала повел себя нервно. Конечно, я опоздала на полчаса, но по испанским понятиям это совсем ничего. Мелочь, не заслуживающая внимания. К тому же я женщина. Более того, я извинилась. Но Анибал продолжал нервничать. И такое поведение всегда исключительно вежливого и сдержанного профессора меня очень удивило.

Идя на встречу, я думала, что мы подведем промежуточные итоги и обсудим дальнейший план работы. Предварительно обсудим, чтобы вернуться к теме после поездки в Петербург. Но Анибал повел разговор о другом.

Сейчас, после всего, что произошло, я понимаю, что интересовало Анибала в тот момент. Он хотел узнать о том, как я поняла содержание расшифрованного текста, и какие у меня есть предположения по поводу клинописи. Клинопись его интересовала даже больше, чем записки монаха.

Мартинес долго и нудно расспрашивал меня, варьируя одни и те же вопросы, как будто не верил, что я говорю правду. А правда заключалась в том, что я не имела ни малейшего представления о содержании клинописи. Если не считать намека, сделанного монахом в своем тексте.

— Ты имеешь в виду упоминание про Синай?

— Да.

— А о чем конкретно может идти речь?

— Не знаю. Я вообще не уверена, что в этих текстах надо искать достоверные и конкретные обоснования. Рукопись больше похожа на выдумку. Или кошмарные видения не очень здорового человека.

— Между прочим, монах тоже сомневался в достоверности происходящего, — с нажимом произнес Анибал.

— Ничего удивительного — расщепленное сознание. Даже очень больные люди иногда испытывают просветление. Это если исходить из того, что мы имеем дело не с выдумкой, а, например, с контаминацией. Судя по описаниям, у монаха в юности наблюдался эффект амнезии. Я не исключаю, что тут может потребоваться консультация психиатра.

— Интересная мысль. Хотя этот аспект уже выходит за рамки темы диссертации… Так ты полагаешь, что монах фантазировал или страдал шизофренией?

Мы беседовали, попивая кофе, часа два. Анибал постепенно успокоился. Зато нервничать стала я. Ведь мы договорились о встрече с Донато.

Я решила не напоминать о себе, но Донато позвонил сам. Мне пришлось извиниться перед Анибалом и отойти от столика. Разговор с Донато для ушей профессора не предназначался. Я это уже не просто интуитивно чувствовала, а понимала, придя к кое-каким выводам.

— Ну как, — сразу поинтересовался Донато. — Сделала копии?

— Сделала, — призналась я.

— Вот и отлично. Слушай, планы немного меняются. Редактор сильно заинтересовалась, я даже не ожидал. Мы снова встречаемся с ней в семь. Вот было бы здорово показать ей тексты. Можешь подвезти флэшку?

— Не могу, — твердо сказала я. — У меня важный разговор с Мартинесом.

— Да пошли его подальше. У меня разговор важнее.

— Ты предлагаешь мне послать научного руководителя? Может, ты еще за меня диссертацию напишешь?

— Не преувеличивай. Никуда он не денется. Скажи, что у тебя срочные дела перед отлетом в Петербург.

— Он не поверит. И вообще — почему все твои дела важные, а мои нет? У тебя с этой редакторшей, что, близкие отношения?

Я сознательно упиралась, изображая женщину, которой попала шлея под хвост. А что еще было делать? Не могла я допустить, чтобы Донато показал фотокопии текстов своей редакторше. Вдруг та еще кому разболтает? У женщин это запросто. Не все же умеют хранить секреты, как я. Как я потом буду смотреть в глаза Винкесласу? Он может вовсе отстранить меня от работы. И диссертация снова вернется в зачаточное состояние. Ну нет уж…

В итоге мы поругались с Донато. Пусть и не очень сильно. Он поехал на встречу с редакторшой "ковать железо" (вот же, приспичило в самый неподходящий момент), а я вернулась к Анибалу.

Мы поговорили еще немного, но разговор явно шел по кругу. Я поддерживала его лишь из вежливости, заученно отвечая на разные формулировки одних и тех же вопросов по второму и третьему разу.

И вот тут-то Анибал и спросил. Спросил неожиданно, резко повернув разговор:

— А сколько у тебя всего копий материалов?

— Одна, — машинально ответила я. Впрочем, не знаю, как бы я ответила, если бы вопрос Анибала не застал меня врасплох. Может быть — так же. Ведь врать-то я не умею. К тому же тема копий Анибала вовсе не касалась. Не делать и, главное, никому не показывать копии, меня просил Винкеслас. Вряд ли Анибал мог об этом знать. Хотя…

— Неужели возьмешь с собой в Санкт-Петербург? — как бы с шутливой интонацией спросил Анибал. Но взгляд выдавал напряжение. — И будешь расшифровывать клинопись белыми ночами?

— Вот уж нет. За кого ты меня принимаешь? За несчастного трудоголика? — я подхватила шутливый тон. — Ночами я буду гулять по городу.

— А на чем у тебя материалы? На диске?

— На флэшке.

— Зря. На диске надежней.

Я промолчала. Сдались ему эти копии.

Анибал помялся.

— Может мне оставишь? Я бы посмотрел, пока ты отдыхаешь.

Вот это было уже совсем странно. С чего бы это?

И я соврала, вопреки своим принципам. Так, на всякий случай.

— У меня флэшка дома. Да и кому она нужна? Чего в этих рукописях секретного?

Анибал мазнул по моему лицу глазами и скосил их в сторону.

— Ладно, дома так дома. Ничего особенного. Мне и некогда сейчас этим заниматься. А ты — отдыхай. Вернешься — возьмемся за работу. Тебя подвезти?

— Нет, спасибо. Сама доберусь.

Мы вежливо, почти тепло попрощались. Я думала, на пару недель. А оказалось — всего на несколько часов.

Мартинес сел в машину и уехал, а я поплелась по тротуару. Звонить Донато я не могла — вдруг он еще общается со своей редакторшей и попросит меня срочно приехать с флэшкой? И домой возвращаться настроения не было. Я расстроилась. И от того что поссорилась с Донато. И от всей этой ситуации с копиями. И беседа с Анибалом оставила неприятный осадок. Таким возбужденным и подозрительным я профессора еще никогда не видела.

— София, Господи! — я вздрогнула и обернулась. — Дорогая, как давно мы не встречались!