Большая часть казаков входила в реестр.

Сотней управляли: есаул, хорунжий, обозный, куренные атаманы. Вышестоящая организация управления Богуславского полка: полковник, полковой писарь, обозный, есаул.

Медвинские и другие сотни Богуславского полка только носили название сотни, а численность их менялась. Иногда число казаков в сотне достигало до 170 человек. Постоянным было число только тех казаков, которые числились в реестре.

На подъезде к центру Медвина отряд Самуся встретил сотник Медвинской сотни Григорий Гогуля, который доложил:

– У казаков сбор, проводятся занятия на майдане.

– Едем сперва на майдан, в правление потом.

Майдан был обжит по-военному. Возле «козлов» стояли на привязи несколько лошадей. На середине майдана десятка два молодых казаков. Горланил на них есаул, муштра не получалась.

Казаки на лошадях в стороне состязались в рубке.

Оставив своего коня у «козла», Самусь направился к молодым. Спросил у них, как настроение, имеются ли среди них прибывшие из Винницы. Посоветовал не отлынивать от занятий. После, через майдан, вместе с сотником пошел в правление.

Самусь поинтересовался, откуда родом сотник.

– Из местных. Род потомственных казаков, – ответил сотник. – Служил у Богдана Хмельницкого, потом вернулся в Медвин. Имею два сына. Разница в возрасте шесть лет. Сыновья холостяки. Старший уже казакует.

Затем сотник перешел на другую тему, рассказал о задержанных татарах:

– Их двое, оба под видом торговцев направлялись в Киев. Заблудились, и вместо дороги на Таращу поехали на Лысянку. На околице Медвина они были задержаны казаками. Учинили им допрос, молчат, но внутреннее убеждение подсказывает – разведчики они.

– Где они сейчас? – переспросил Самусь.

– В изоляции. В комнате для задержанных. И мы не ведаем, как с ними поступить. Ждем вашего решения.

– Нужно их отвезти в Варшаву и передать коронному гетману Яблоновскому.

– А у меня свадьба у сына. Как быть? – настороженно переспросил сотник.

– Несерьезный вопрос, – ответил Самусь. – Но, думаю, лично тебе придется везти их. Да и отвезти татар в Варшаву можно после свадьбы.

До 1688-го года у новозаселяющих Правобережную Украину не было открытых столкновений с поляками, хотя они, как малороссияне, по преданиям отцов и дедов, не любили их. Но в 1688-ом году Палий обратился через гетмана Мазепу с просьбой к царю принять под свою высокую руку всю Белоцерковщину и Фастовщину и причислить к регименту Войска Запорожского. Это значило, что правобережное казачество начало гласно заявлять, что у него было в мыслях. Московское правительство не могло решиться на такое дело, которое повлекло бы за собою разрыв с Польшею после недавно установленного мира. Палий получил ответ, что невозможно исполнить того, о чем он просит, но если он сам своею особою и другие вместе с ним пожелают поступить под царскую руку, то пусть идут в Запорожье, а из Запорожья вольно будет им перейти в малороссийские города. Само собою разумеется, что такое дозволение не совпадало с желаниями Палия. Оно касалось только отдельных лиц, а Палий думал передать все правобережное казачество с его краем под единую власть царя и под управление единого казацкого гетмана. Палий замышлял поссорить Россию с Польшею. Он написал письмо к царскому воеводе в Киев, где сообщал, будто у польского короля заключен с басурманами тайный договор во вред Русской державе.

В 1689-ом году Палий писал Мазепе, что польский король его проступки прощает и убеждает оставаться ему в Речи Посполитой, обещая свои милости, но он, Палий, со своими казаками, ни за что не хочет быть под властью польских панов. Все казаки того только и желают, чтобы находиться под властью великого государя. Палий просил дать совет, как ему поступить, когда на Фастов нахлынут польские хоругви: бежать ли ему в Киев под защиту царской власти или обороняться, ожидая от царя помощи? Гетман Мазепа со своей стороны советовал московскому правительству принять Палия и указывал на запустелый городок Триполье, вышедший по мирному договору в черту царских владений на правой стороне Днепра: там, казалось, возможно было поселить Палия с его полчанами, не без выгоды для государства ввиду обороны Киева. Но из Москвы был получен ответ в прежнем смысле: никак нельзя принимать Палия с его полком, а можно принять его самого, если пойдет прежде на Запорожье, а потом придет в малороссийские города.

Но, однако, даже после двух царских отказов принять его под царскую руку, Палий усердно помогал русским в войне с басурманами. В 1690-ом году Палий, как хороший знаток местностей в низовьях, руководил посланным от Мазепы казацким отрядом и с ним вместе счастливо совершил военный поход под Кизикермень.

В 1692-ом году отношения Палия к полякам стали неприязненными. Это показывает своеобразное письмо к Палию пана Дружкевича, поставленного от Речи Посполитой в звании комиссара наблюдать над казаками: «Из ада родом сын немилостивый! Ты отрекаешься от подданства королю, ты смеешь называться полковником от руки царского величества, ты твердишь, будто граница тебе указана по реке Случ, ты грозишь разорить польские владения по Висле и за Вислою. Смеху достойны твои угрозы! Помнишь ли, как ты когда-то пришел ко мне в первый раз в короткой сермяжке, заплатанной рубахе, а ныне ты выше рта нос дерешь! Король тебя так накормил хлебом, что он у тебя изо рта вон лезет! Учинившись господином в Фастове, в королевской земле, ты зазнался. Полесье разграбил, да еще обещаешь поездом идти на наши города! Смотри, будем бить как неприятеля!».

После таких угроз Палий решил еще в очередной раз обратиться к Мазепе с просьбой ходатайствовать за него перед царем, и гетман снова ходатайствовал за него, изображая его человеком искренне преданным царю. Чтобы успокоить опасения московской власти стать в неловкое отношение к полякам, гетман писал в приказ: «Из поступков польской стороны видно, что она не боится нарушать мирного договора, когда принимает к себе из-под высокодержавной царской руки запорожцев: прошлого года 700 их пошло в Немиров с атаманом Гладким, а потом еще 400 человек принято на королевскую службу». Но московское правительство твердило все то же, что уже прежде отвечало по поводу Палия. В декабре того же года Палий писал гетману, что татарские мурзы обещают ему 40000 человек орды на помощь, если он признает над собою верховную власть крымского хана. Но он, Палий, предпочитает быть под властью православного государя. Снова гетман ходатайствовал за Палия. «Если, – выражался он в своем донесении в приказ, – теперь Палию помощь не подавать, то, как бы он в крайнем положении не обратился к басурманам, и оттого будет больше беды, чем от какого-нибудь Стецика Ягорлыцкого, назначенного гетмана с татарской руки на правой стороне Днепра или от проклятого Петрика. Палий между военными людьми имеет большую честь и за ним пойдут многие. Хотя царское величество и указывает ему способ перейти под государеву руку, но он тем не удовольствуется: он хочет удержать при себе всех людей, которые теперь у него под властью, а в Фастовщине у него поселились тысячи три хат и город Фастов он хочет удержать за собой, потому что он его устроил и укрепил». Мазепа советовал снестись с польским правительством и попытаться устроить дело так, чтобы можно было принять Палия. Но московское правительство оставалось со своим прежним решением и строго указывало гетману не вмешиваться в междоусобия, возникшие у Палия с поляками.

В 1693-ом году Палий вместе с высланными гетманом казаками одержал победу над татарами на реке Кодыме и за это получил от царя награду. Но вслед за тем у него с поляками возникло очень крупное недоразумение.

Казаки делали нападения на шляхетские волости и переманивали панских подданных в казаки. В отмщение за то коронный гетман написал Палию грозное письмо, упрекая его в разных безобразиях, а вслед за тем преемник Дружкевича, региментарь поляк Вильга, наблюдавший над казаками, предпринял поход на Фастов с польскими хоругвями и с казаками, верными Речи Посполитой, под начальством своих полковников Искрицкого и Яремы Гладкого. Они напали разом в нескольких местах на владения Палия в один день 29-го декабря. Но палиевцы отстояли себя, и тогда отличился храбростью и распорядительностью шурин Палия Савва. Вильга думал, было, что жители, поселившиеся в Фастовщине, в страхе перед поляками отступят от Палия и сами отдадут его полякам в руки. Но Вильга ошибся в своем ожидании и оставил намерение добывать в руки Палия или выгонять его из Фастова.